Юрий Тынянов - Смерть Вазир-Мухтара
5
- Скажите, пожалуйста, правда ли, что, когда гарем выезжает за город, даются сигналы ружейными выстрелами и все убегают с дороги, а неубегающие подвергаются тюремному заключению? - Нет, это неправда. Когда мы выезжаем в Негеристан на гулянье, нет отбою от нищих и зевак. - Да, но Шарден описывает это. Шарден - надежный источник. - Вы забываете, господин доктор, что Шарден жил, когда существовали во Франции рыцари, а Россия, кажется, не имела даже императоров. Доктор Аделунг сидел у евнуха и расспрашивал его о восточных обычаях. - Я видел здесь у одной женщины бумажку на локте, даже несколько выше локтя, на веревочке. Что это такое? - Изречение из Корана. - Я так и думал, - сказал с удовольствием доктор. - Амулеты. Евнух посмотрел на него и улыбнулся. - Женского корана, доктор. - Женского? - Его величество поручил принцу Махмуду-Мирзе собрать и записать женский коран. Он во многом отличается от мужского. - Но это совершенная новость, - сказал озадаченный доктор. - Чем же отличается? - Когда прибудут мои книги и рукописи, я дам вам ответ. - Вы - образованный человек... - сказал доктор, слегка озадаченный. - Образование мое скудное. - Вы образованный человек, - сказал доктор строго, - вы напишите свои воспоминания, мы вместе переведем ваши рукописи, и господин Сеньковский издаст их в Петербурге. Успех будет шумный. Ходжа-Мирза-Якуб помолчал. - У вас большая библиотека? - Все мое имущество помещается в семи ящиках. - Когда прибывают ваши рукописи и книги? - Я жду их с часу на час. Мои слуги, слуга господина Грибоедова и двое ваших чапаров отправились за ними. Прошло полчаса. - А скажите, пожалуйста, - спросил доктор, - есть ли в женском коране расхождения по поводу омовений? - Есть, - ответил Мирза-Якуб и выглянул в окошко. Сашка, курьеры, Рустам-бек и его люди стояли на дворе. Сашка разводил руками. Вид у него был серьезный. Вещей евнуха с ними не было. Рустам-бек передал Ходже-Мирзе-Якубу письмо от шаха. Письмо было ласковое и приглашало Якуба вернуться для переговоров.
6
Так они сидели и разговаривали о женском коране, и Ходжа-Мирза-Якуб становился литератором, товарищем Сеньковского. Ничего не изменилось в Тегеране. Разве только опустела площадка перед русским посольством. Но она пустела исподволь, родители, получившие детей своих и не получившие их, - разъехались, армяне с прошениями рассеялись. А сейчас не стало и торговцев. По ночам три больших машала освещали вход в русское посольство, и дым от машалов бежал пылью по красным и как бы нагретым лужам. Тряпки, смоченные нефтью, сухими выстрелами трещали в железных клетках, на длинных древках машалов. Дверь была наглухо замкнута, и у двери стояли сарбазы. За дверью говорили о женском коране. Ничто не изменилось за дверью. Но изменилось, нарушилось нечто по ту сторону ворот. Доктор Макниль был бледен, его дрожки стояли то у дворца Алаяр-хана, то у дворца шаха. Государство английское менялось в эти дни: его восточная политика была в руках белых, немужских, унизанных перстнями, опозоренных человеческих руках. И не только в них: она была уже в узких, длинных, цепких пальцах русского поэта, действовавшего в силу трактата. И были уже разграблены семь сундуков Ходжи-Мирзы-Якуба, запечатанные Манучехр-ханом. Исчезли квитанции на вещи, купленные евнухом для гарема, исчезли рукописи и записки. Исчезли и письма разных лиц - в том числе и доктора Макниля. Не было, стало быть, и того женского корана, которым так интересовался доктор Аделунг, желавший издать его под редакцией Сеньковского.
7
- Послать сарбазов и взять Ходжу из посольства. Таково было мнение шах-заде Зилли-султана. - Но это явное нарушение трактата, и пропадет восемь куруров. Но Зилли-султан ночей не спал именно из-за этих куруров, заплаченных изменником Аббасом. - Вернуть Ходже все его имущество и наградить поцарски. Склонить обещаниями. Когда же он выйдет из посольства, убить его, - было предложение Алаяр-хана. Доктор Макниль еще утром в разговоре с Алаяр-ханом одобрил этот план. - Он не поверит. - Выдать кяфиру Самсон-хана, и тогда он согласится на выдачу Ходжи, было мнение Зилли-султана. Самсон мозолил ему глаза. Если друг Аббаса не будет охранять отцовского дворца, Зилли-Султан много не потеряет. - Я ему послал уже дестхат о выдаче Самсона. Дестхат у него. Он не хочет выдавать Ходжу. - Вызвать к себе на загородную дачу Грибоедова, и в это время убить евнуха, - предлагал Алаяр-хан. - Это явное нарушение трактата. Но этого бы и хотелось Алаяр-хану. Каджарская династия пусть повоюет еще раз. Абдул-Вехаб, дервиш с лицом Никиты Пустосвята и колтуном нечесаных волос, внес тихое предложение: - Вызвать его на духовный суд. Доктора Макниля на этом совещании не было. Курьеры день и ночь скакали в Тебриз.
8
Дело перешло в духовный суд. Якуб Маркарян был собственностью шаховой. Собственность эту охраняла сила, более могущественная, чем государство, шах и его сарбазы: шариат. Старый человек с крашеной бородой, невысокого роста, сидел в Тегеране для того, чтобы охранять шариат. Имя его было Мирза-Масси. Ему были известны все повеления шариата, закона, под которым ходит сам шах. Мулла-Мсех, человек с бледным жирным лицом, человек святой жизни, служивший в мечети Имам-Зумэ, был его правою рукою. Когда Иран нищал от войны и податей, наложенных кяфиром, Мирза-Масси молчал: это было наказание божие, наложенное на Каджаров, которые лицемерно подчинялись шариату, но действовали исподтишка по-своему. Не он воевал с кяфирами. Когда жены Алаяр-хана перешли под русский кров, Мирза-Масси сказал: нечистые суки ищут нечистых кобелей. Обе они были кяфирками. Мирза-Масси не одобрял обычай брать женами кяфирок. Не он писал мирный договор с кяфирами. Теперь евнух, пятнадцать лет исповедовавший ислам, убежал к кяфирам, чтоб ругаться перед безбородыми и безусыми, как он, кяфирами над исламом. Мирза-Масси и Мулла-Мсех сидели у шаха. Не они воевали, не они писали мирные договоры. Но они сидели над шариатом. Дело перешло в духовный суд. В тот же вечер шах услышал слово, которого долго не слыхал: джахат. Он ничего не возразил. Он хотел одного: освободиться от этих дел, которым не было конца, освободиться от уплаты куруров - его хазнэ была полна, но кяфир и до нее добирался, - забыть о кяфире, уехать в Негеристан, отдохнуть, руки Таджи-Доулэт пусть успокоят его. Он был стар. - И все же, неужели джахат? В тот же вечер он уехал тайком в Негеристан с женою своей, своей дочерью Таджи-Доулэт, без огласки. Да, джахат, В тот же вечер уехал с юным Борджисом и всеми своими людьми за город доктор Макниль - тоже отдохнуть, рассеяться немного, подышать чистым воздухом. Всего на один день. Джахат. Священная война. Против кяфира в очках. Священная война города против человека. - Запирайте завтра базар и собирайтесь в мечетях! Там вы услышите наше слово!
9
Самсон пообедал, отер рукавом усы, пригладил бороду и послал за Борщовым. Борщов, хлипкий, с бегающими глазами, прибежал тотчас. Они заперлись. - Вот что, - сказал Самсон тихо, - людей завтра начинай готовить. Послезавтра выступаем. Без шуму. Понял? - Понял, - сказал Борщов и качнул головой. - Мы в Мазендеран теперь пойдем. Там леса хорошие. Палатки все как есть захватить. Довольство перевел уже. - Есть уже дестхат? - жадно и с пониманием спросил Борщов. - Черта им дестхат, - сказал Самсон и выругался. Ихним не дадимся, сарбазов на печку пошлем. Мало штыка, так дадим приклада. Нету никакого дестхату, дело нерешенное, только вечером дело решится. Дестхат о выдаче Самсона с его батальоном лежал уже у Грибоедова, и Самсон знал об этом. - Ты до вечера ничего людям не говори, - сказал Самсон, - слышь, Семен. - Я что ж, я ничего, куда ты, Самсон Яковлич, туда я. Вместе воевали, вместе по уговору и лягем. - Вот. Самсон подумал. - Ты, Семен, на меня не обижайся. Я знаю, что у тебя обида на меня. Борщов развел руками. - Мало чего бывало, так все не упомнишь. - Я эту гниду к чертовой матери услал. Пусть чешется об забор. Самсон говорил о Скрыплеве, которому Борщов завидовал. Борщов встал. - Военное дело. Обижаться нам не приходится. Вечером Самсон опять послал за Борщовым. - Никому, Семен, не говорил? - Как ты сказал, Самсон Яковлич. Только видно, что знают. - Ну так вот, никаких приготовлений не делай. Никуда мы пока что не выступаем. - Что так? - Не будет дестхату. Вот и все. Только вот что: здесь шум, может, будет. Борщов смотрел внимательно. - Так людям не баловаться. - Как скажешь, все одно, - сказал уклончиво Борщов. - А я говорю: не баловаться, - сказал Самсон и вдруг побагровел. - Из казармы никого не выпускать. Слышь, Семен? Все отвечать будут. Запереть казармы. Он заходил по комнате, топча сапогами ковры. И давно уже не было Борщова в комнате, а Самсон все ходил по коврам кривыми кавалерийскими ногами в смазных сапогах, как баржа по мелководью. Потом он остановился, спокойно набил трубку, задымил и снова стал ходить. Раз в нерешительности он посмотрел на дверь и сунулся было в нее. Потом махнул рукой, сел и уставился на стену, на ковер с развешанным оружием. Посмотрел на кривой ятаган, который ему подарил в прошлом году Хосров-хан, и на свои кривые ноги. - Ну и что? - спросил он негромко. - Тебе какое дело? Ништо. И нижняя губа отвисла у него, как в обиде.
