Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова
– Не стоит ли нам упомянуть безвременно усопшего Толеранина Первого и почтить его память небольшим хвалебным некрологом? – скорбно опустив глазки, спросил Эдуард. – Можно в устной форме. Будет дешевле.
– Не стоит! – хором ответили Нетленный и Петухов.
Нетленный вспомнил старые обиды. Угрожающе зашипел:
– Толеранин Первый жив! – угрожающе прошипел он. – Может, он по факту и второй и даже, может, у него и не все дома, но сам-то он жив! «Первый» – это не порядковый номер, идиот! Это – должность! Только попробуй прочитать свою заупокойную здравицу, я тебе так отделаю, что следующий некролог понадобится тебе самому…
– Не понадобится, – буркнул Вознесенский. – Он давно готов. И, кстати, твой тоже! Осталось только имя вставить…
Нетленный раздул ноздри и поднялся из-за стола, зажав в кулаке шариковую ручку и прицелившись точно в глаз некрологера. На помощь подоспел Растаман.
– Ну, ребятушки, это не дело. Вот, по таблеточке – и за работу. – Георгий протянул коллегам пару ярко-желтых таблеток с улыбчивым смайликом. – К дыму организм быстро привыкает, надо усиливать воздействие. Это я вам как министр здравоохранения говорю.
Полковник избегал суеты. Он тихо удалился из творческой мастерской, закрылся в своем кабинете и напряженно расхаживал по периметру, стыдливо поглядывая в небольшое зеркало. Полковник репетировал речь.
– Уважаемые дамы и господа, геи и лесбиянки, педофилы и зоофилы, трансгендеры и трансвеститы, самозанятые, неопределившиеся, отрицающие пол…
Полковник сбился, почувствовав, что ему неловко произносить эти слова даже наедине с собой. Он сделал еще один заход, стоя перед зеркалом и стараясь не отводить взгляд от собственного отражения.
– Дорогие гендерные меньшинства и большинства, уважаемые цветные, а также белые и черные…
Полковник чуть вспотел. Интуиция подсказала, что его снова занесло не туда.
Третья попытка оказалась еще менее удачной:
– Высокочтимые особы, глубокоуважаемые личности, дамы и господа, а также все прочие особи, нашедшие возможность оказать нам честь…
– Тьфу. – Полковник смачно сплюнул на пол. – Как это все выговорить?
В дверь кабинета решительно постучали, выбивая хорошо знакомый ритм. Два длинных – три коротких.
Полковник повернул ключ.
– Полковник, ты как? – за порогом покачивался Растаман. – Я тебе для храбрости таблетки принес. Художник попробовал – побежал творить! И блогописцу с некрологером дал. Действие очень и очень благоприятное. До сих пор целуются…
– Какое еще благоприятное? Я речь готовлю. Похоже, с этим делом мне никакие таблетки не помогут. Совесть мешает нести всю эту ахинею.
Растаман довольно хохотнул.
– Тогда обязательно прими таблеточку. Я тебе вот эту, розовую, дам. Видишь, с сердечком? Как раз от совести должна помочь.
Георгий сунул в кулак полковнику ядовито-розовую таблетку в полиэтиленовом пакетике и уплыл, неуверенно ступая по начищенному серому мрамору.
– За пять минут до выступления… – донеслось до Полковника напутствие министра.
«Что за черт, – думал Полковник. – Не хватало еще на старости лет снаркоманиться».
Он неуверенно повертел в руках пакетик с радостной пилюлей, открыл его, понюхал содержимое и положил подарок в карман. Потом хлопнул себя по лбу и перемесил таблетку во внутренний карман парадного кителя, который был пошит специально для форума. Для него же на кителе были пришпандорены настоящие погоны с тремя звездами и нарядные эполеты.
55
Зал торжеств Толераниума утопал в разноцветных тюльпанах, доставленных от таинственного голландского мецената. Огромный портрет Толеранина Первого, который вопреки указанию написал художник, решили разместить прямо перед входом в здание, поскольку в зале торжеств портрет в пышном обрамлении цветочных композиций выглядел двусмысленно. Правда, и перед входом изображение улыбающегося Ковригина в тюльпанах вызывало неоднозначное восприятие. Вероятно, смущало загадочное «с нами навеки» и второпях нарисованное розовое сердце, зачем-то проткнутое черной стрелой. Прибывающие гости уважительно тормозили на лестнице, склоняли головы, а некоторые даже клали под раму букеты и сувениры.
Прямо у распахнутого настежь парадного входа гостей встречали глава гендерного отдела Воля Нетребо с огромным караваем в руках и универсал Чупыро с плетеной корзинкой соли. Для пущего соблюдения статуса либеральной демократии Воля нарядился в роскошный девичий сарафан с кокошником, а Чупыро напялила пыльный мундир капитана дальнего плавания, галифе с лампасами и кожаный шлем летчика-испытателя. Гости охотно фотографировались с ряжеными и скидывали мелочь в корзинку с солью.
В фойе по настоянию Василькова развели настоящий костер, через который лихо прыгали участники «казачьего хора» под вечный хит про березку, что стояла во поле. Творческий коллектив был наспех собран Еремеем из платной массовки, костюмы подошли не всем. Те, кому не хватило одежды, решили в знак протеста выступать голыми. Прыгающие через лепестки пламени мужики с неприкрытыми чреслами и полуобнаженные девки, самозабвенно поющие про рябину с дубом, были на ура приняты заезжими гостями. Васильков моментально договорился о плановых гастролях новоиспеченного коллектива по ближнему и дальнему зарубежью. Не моргнув глазом Васильков поклялся, что гендерная принадлежность деревьев в новой редакции песни будет исправлена на нейтральную, и принес искренние извинения за досадный пробел.
Служащие среднего звена Толераниума занимались рассадкой. Они сразу же согласились быть волонтерами, но потребовали сдельную оплату по пикетному тарифу. Группу волонтеров возглавил писклявый Костя Беликов. Он тупо вглядывался в список, безуспешно пытаясь разобраться в титулах прибывающих, и раздраженно думал: «Писали бы четко: принц такой-то, принцесса такая-то. А то “особа королевских кровей” Фердинанд, а следом – “монархический потомок” Жозефина… Запутали все. Или вот еще: лига домохозяек – и сплошь мужские имена. Черт-те что… Ладно, пускай “писунчики” сами разбираются».
«Писунчиками» с легкой руки Полковника в Толераниуме называли журналистов.
Писунчиков было много. Они сновали повсюду, огибая разукрашенных, затянутых в кожу гомосексуалистов, которые порядком всем надоели.
– Эй, вы что там, попутали сказку с реальностью? – гнусавил, выпячивая обиженные губки, один из красавчиков-геев. – Новый уровень дискриминации? Почему вы только у самозанятых, трансгендеров и педофилов берете интервью? Нас что, снова за людей не считают? Скоро вообще нас к натуралам приравняете. Где ваша хваленая толерантность?
Журналисты в поиске горячих новостей устремлялись к самым титулованным гостям. Те охотно позировали, скаля белоснежные виниры, но толком ничего, кроме «мы так рады» и «мы так счастливы», не говорили. Зацепиться было не за что, провокации не уживались с таким бедным словарным запасом. Особенной популярностью пользовался стол, за которым расположился мэр Венецка с супругой. С годами у мэра сформировалось лицо человека, привыкшего к постоянному вранью. Он неискренне улыбался, фальшиво грустил и неубедительно откровенничал. Но в таком антураже даже он выглядел растерянным.
– Вечер
