Любовь по обмену - Елена Сокол
– Я… я не знаю… – она пожимает плечами, – звучит многообещающе…
– Нам придется расстаться всего на несколько месяцев. Весной я уеду, осенью ты уже будешь со мной!
Она в замешательстве, и паника отключает мне мозги. Зачем я сейчас этот разговор затеял? Можно было все решить позже. А теперь она напугана предстоящими переменами.
– Я… – Зоя опускает взгляд на мою грудь, – просто я не думала, что придется уезжать из России навсегда. Ты… ты же этого хочешь? Чтобы мы с тобой там жили? В США?
– Эй, – наклоняюсь к ней, касаюсь пальцами подбородка и заставляю посмотреть на себя, – так, давай не будем об этом сейчас, я уже понял свою ошибку. Это было просто предложение. Один из вариантов. У тебя еще много времени, чтобы все как следует обдумать.
– Хорошо. – Она часто-часто моргает.
– Мы что-нибудь решим, обязательно, – обещаю.
Когда люди хотят быть вместе, они готовы на любые подвиги.
– Ладно, – кивает Зоя, – я ведь так и так собиралась поехать учиться по обмену в следующем году…
– Тебе бы у нас понравилось, – заявляю с полной ответственностью. – Много солнца. Очень много солнца, Зайка. Широкие, ровные и чистые дороги. Машины с открытым верхом, много улыбающихся лиц. Океан, пальмы, свежий ветерок, разносящий запах цветов. Очень много зелени…
– Хорошо, – как под гипнозом повторяет девушка.
У меня складывается впечатление, что я давлю на нее. Мне стыдно. Но я правда очень соскучился по дому и всему, что там оставил.
– О, салю! – К нам подходит Поль, французский студент с параллельного потока.
Я машинально отпускаю руку, которой прикасался к лицу своей девушки. Зоя выпрямляется.
– Вы тоже в кино? – говорит парень на ломаном английском.
– Да, привет, – хлопаю его по плечу.
Кажется, я начал потихоньку избавляться от привычки спрашивать всех, как у них дела.
– Это Зоя, – представляю свою спутницу.
– Зо-йА? – переспрашивает парнишка.
Губы у него синюшные от холода.
– Зо-йа, – киваю.
– Пги-вет, Зо-йА, – здоровается с ней француз.
– Привет. – Она смущенно жмет его руку.
– Ты один? – спрашиваю.
Он расплывается в улыбке.
– О, уи. То есть да! Изучаю город.
– Рисковый парень, – хлопаю его по плечу, – ну, пошли с нами.
– Приве-е-ет! – налетают на нас со спины Маша с Димой.
Вот уж кто не кажется замерзшим, так это они. Наверняка приехали на машине и со стоянки дошли до входа с распахнутыми настежь куртками.
Мы здороваемся, обнимаемся, а затем я представляю своего знакомого:
– Это Поль – студент из параллельной группы.
– Очень приятно. Дима. – Татуированный награждает его твердым рукопожатием.
– Маша. – Его спутница тянет ладонь.
– Каша? – удивляется парень.
Девушка смущенно улыбается и повторяет:
– Маша.
– Паша?
Она меняется в лице.
– Маша.
Поль хмурится:
– Ча-ща?
– Маша!!!
– Ла-ша?
– Можешь звать меня просто Мария, – отмахивается девушка.
– О, нет-нет, я хочу знать твое настоящее имя, повтоги, пожалуйста, медленно, – просит Поль, наклоняясь к ее лицу.
Нам трудно сдерживаться от смеха. Когда я пытался произнести Михаил По-ли-кар-по-вич, с меня пот градом тек.
– Хорошо, что нам достался американец, – смеется Дима, когда мы уже направляемся внутрь.
– Нас не ждете? – Ирина и Никита догоняют нас уже в холле.
Мы здороваемся и идем выбирать фильм. Российский кинотеатр не такой яркий снаружи, как наши, он не сияет неоновыми вывесками и огнями, зато внутри поражает воображение интерьером, количеством кинозалов и собравшегося народа. Мне все время хочется притянуть к себе мою Зою, но приходится сдерживаться.
Поль не замолкает: на ужасном английском он рассказывает мне о том, как много маленьких кинотеатров в Париже, и том, как много там хороших фильмов, а не «вот этого вот всего», что значится на афишах. Вежливо киваю, ведь «вот это все» – это ленты, снятые на моей родине.
Мы скидываемся на билеты, и Дима с Никитой идут к кассе. Мы становимся в очередь за попкорном, когда Маша наклоняется к нам и тихо говорит:
– Вон те две девушки, позади, обсуждают вас.
– Нас? – замираю, вслушиваясь.
Они и правда говорят так громко, будто не верят в то, что англоговорящие незнакомцы могут понимать их. Но что-что, а как, например, называются части тела, я уже знаю. Да и слово «задница», сказанное с придыханием, мне тоже знакомо.
Зоя
Когда две совсем молоденькие девчонки начинают без стеснения рассуждать о достоинствах попки моего парня, мне почему-то хочется к ним присоединиться. Так и подмывает согласиться вслух, но я просто смеюсь, наклонившись к Машке.
– Вообще, они красивее наших мужиков. Однозначно, – говорит одна.
– И одеваются нормально. Не то что эти, – машет рукой на очередь к кассам вторая. – Дубленки, шапки колхозные, джинсы как с барахолки.
– Может, познакомимся с ними? – предлагает первая, громко жуя жвачку.
– Я по-ихнему не понимаю, – морщится подруга, – да и они вроде со своими телками приперлись.
– Жаль, – вздыхает вторая, – красавчики. Высокие, ничошные, вполне секси. И почему у нас мало таких?
– Патамушта, – бросает ей через плечо Джастин.
Глаза девушек округляются, а рты открываются в немом изумлении. Американец быстро отворачивается, а нас с Машкой уже складывает напополам от смеха. Жаль, веселые подружки никогда не узнают, что сказано это было почти наугад. Зато как в цель попало – умрешь со смеху!
– Эй, а где масло? – интересуется мой спутник, задержавшись у прилавка с ведром попкорна.
– Какое масло? – оттаскиваю его подальше, чтобы не пугал продавца.
– Ну, знаешь… – Он продолжает оглядываться по сторонам, все еще не веря, что его могли так жестоко обмануть. – У нас в кинотеатре стоят такие штуки… цистерны с краником. В них растопленное сливочное масло, которым можно залить попкорн. В этом же самый кайф: сидишь, смотришь, попкорн плавает в масле, ты ешь его, облизываешь пальцы.
Я морщусь. И этот человек брезговал попробовать сало!
– Нет, Джастин, у нас есть соленый попкорн и сладкий – с глазурью. Всё.
– Правда? – Он кажется мальчишкой, которого лишили игры в приставку и заставили вместо этого прибираться в своей комнате.
– Ну, прости.
На его лице безысходность.
– Значит, масла не будет? – последняя попытка воззвать к справедливости или чуду тоже проваливается.
– Не будет. Идем.
Ворча, он идет в зал.
Мне смешно. Вчера этот бугай размахивал кулаками, как Брюс Уиллис, а сегодня обижен тем, что жизнь в России так сурова, – это ужасно мило.
Мы рассаживаемся, гаснет свет, и привычно громкие разговоры затихают. На экране крутят трейлеры будущих новинок, затем идут заглавные титры фильма, а мы с ним так и продолжаем