Дар - Элеонора Бостан
– …что же делать?
– …неужели вот так… почти пришли…
– Антон! Скажи хоть что-нибудь… помоги мне…
Всё это оставалось за бортом, в другом мире, а его мир сейчас сузился до коричневой темноты, пульсирующей в глазах и глубоких медленных вдохов. Это было его единственным оружием, тонкой соломинкой, но бедные не выбирают, всё так, поэтому он отчаянно цеплялся за нее. Сначала воздух отказывался проходить в грудь, она просто раздувалась, оставаясь без живительного кислорода, Антон ждал и сражался. За каждую молекулу. Вдох – выдох. И снова вдох.
Он не знал, сколько длилось это пассивное сражение, но постепенно тьма начала отступать, ледяная корка, казалось, покрывавшая его тело, исчезла, осталась только тошнота. Но после этого жуткого приступа, она казалась ему легким облачком на голубом небе. И слабость, она тоже не спешила покидать его, мышцы вибрировали, как будто через них пропускали ток, это была не дрожь, скорее самопроизвольное сокращение мышц по всему телу. Антон почему-то представил рванье, колышущееся на ветру. Именно так, по его мнению, выглядело теперь его тело.
– Вроде приходит в себя, – услышал он голос Аннеты и даже осознал смысл слов.
– Как ты? – озабоченное и испуганное лицо Риты возникло вдруг в поле зрения. – Ты так нас напугал.
– Мне тоже было жутко, – почти прошептал Антон, оказывается, он сидел на заросшем травой старом асфальте, видимо, ноги подкосились, и только благодаря девушкам он не рухнул, а плавно сел. – Еще минуту.
– Мы тебя не торопим, – успокоила его Аннета, присаживаясь рядом на корточки, – главное – чтобы ты вообще смог идти и продолжать наш маленький поход. Так что отдыхай, пока не почувствуешь, что готов.
Антон попросил воды, и Рита достала маленькую пластиковую бутылку из сумки. Они не позволяли ему нести ее, как он ни сопротивлялся, говорили, что ему и просто идти тяжело, так что он пойдет налегке. Теперь я совсем налегке, подумал Антон, глядя на трещины, как паутина оплетающие виднеющиеся промежутки асфальта, все остальное скрыла трава и какое-то плетущееся по земле растение. Я потерял вес, здоровье, работу, даже чертову рубашку, а главное, я потерял свою жизнь. Только почему-то легче от этого «налегке» не становится.
Они оказались во дворе какой-то организации, как и говорила Дуня, двор был не очень большим и идеально квадратным, за спиной Антона высилась сплошная стена соседнего здания, штукатурка на нем давно облупилась, кое-где даже проглядывали кирпичи. Все трое вертели головами, разглядывая новое место, как дети, заблудившиеся в лесу и вдруг вышедшие на поляну. А напротив сидящего на земле Антона, почти на всю длину двора тянулось двухэтажное строение, давно заброшенное, судя по заколоченным окнам и заросшим ежевикой стальным перилам лестницы, спускающейся со второго этажа. Весь двор говорил о том, что последние дни этой конторы были уже давно, растения медленно и упорно захватывали пространство, прорываясь сквозь асфальт и поглощая здание, похожее на дешевый летний коттедж, какие сдают у моря. Дверь первого этажа была когда-то выкрашена в ярко-синий цвет, и это потускневшее, но все еще самое яркое пятно сразу бросалось в глаза. Перед зданием на кирпичах вместо колес стоял небольшой грузовичок, стекла, конечно же, были выбиты, двери оторваны, а сам кузов завален всяким хламом. Хищные побеги ежевики уже почти дотянулись до железного сторожа этого заброшенного места, и Антон предположил, что если здание никто не выкупит и не наведет порядок, то к следующему лету ежевика станет полновластной королевой этого двора, прибрав в свои когтистые лапы всё, до чего сможет дотянуться.
– Почему они не ночуют здесь? – задумчиво проговорила Рита, – здесь явно никого нет и не бывает, а здание совсем целое. Не поверю, что они просто не могут попасть внутрь. Тут что-то другое. Но что?
– Да кто их поймет? – пожала плечами Аннета, – не все ведь живут на улице от безысходности. Среди них очень много реально сдвинутых. Вот у нас сосед был, жил с женой, с детьми, а однажды взял и ушел жить в канализацию, заявил, что его всё достало, и он хочет быть свободным. Никто его не выгонял, я знаю, что вы сейчас скажете, даже ходили за ним, просили вернуться. Но нет, неделю он пробыл в нашем районе, а потом куда-то пропал. Те, кто ночевал с ним в этих подземках с трубами, говорили, что он пошел странствовать по стране. Вот так-то.
– Но почему-то они бьются за место в ночлежке, пытаются забить местечко в этих Плитах, а тут целое здание! Но оно стоит, совсем не тронутое, – Рита как будто говорила сама с собой. – Может, там призраки?
– Единственный призрак тут – это я. – Вздохнул Антон, – как говорится, одной ногой здесь, другой – там. Помогите встать, я все же, намерен стоять обеими ногами в этом мире. Хотя бы попытаться.
– А вообще, странный здесь район, – заметил Антон, когда оказался опять в вертикальном положении, и в глазах тут же начало темнеть, но он знал, что это временно, теперь к этому просто надо было привыкнуть. – Как будто одна сплошная декорация к фильму ужасов или локация из жутковатой компьютерной игры. И еще погода добавляет очарования. Я уже готов поверить, что в этих Плитах будут не обычные бездомные люди, а тролли или колдуны, жарящие младенцев на костре.
– После того, что случилось с тобой, я уже во все верю, – заявила Аннета. – И не могла бы ваша светлость заткнуться, а то мне итак не по себе.
Рита и Антон переглянулись и захихикали, но он заметил, каким напряженным было лицо девушки, как будто она выдавливала из себя этот смех. Что ж, ему тоже было не очень весело, теперь он на своей шкуре убедился, что настоящее зло, зло из сказок и книжек, существует, оно есть. И этот район со всеми зловещими заброшенными зданиями и глухими фасадами как раз подходил для его обитания.
Антон еще раз оглядел двор, стараясь разглядеть ворота или калитку, и с трудом увидел их ближе к зданию, там ежевику никто не беспокоил, так что даже думать о том, чтобы попробовать снова открыть их было чистым безумием. От этой картины ему тоже стало не по себе. Вот так выглядит смерть, подумал он, что-то сложноорганизованное умирает, и его тут же растаскивает на части жизнь попроще. Мир не терпит пустоты, или ты занимаешь это место, или это сделает кто-то другой. Сейчас нечто сильное и злое пыталось вытеснить его из мира живых,
