Сегодня и ежедневно. Недетские рассказы - Виктор Юзефович Драгунский
Неподалеку, оповещая о близком рассвете, пропел петух.
– Голландский, – сказал хозяин, – когда я…
– На птицеферме? – спросил гость.
– Угу, – сказал хозяин, – а как ты догадался?
Но тот не отвечал. Глаза его были затуманены. Какое-то непонятное волнение душило его. Он поднял свое бледное лицо к далеким небесам.
– Звезды, – сказал он умиленно, – ах вы, звездочки, недоступные вы мои, какие вы свежие, крупные, яркие…
– А как же, – встрепенулся хозяин, – звезда первый сорт. Добротная звезда, укрупненная. Жирная. Сочная звезда. Это, видишь ли, когда я в планетарии…
Но тут случилось что-то дикое.
– Не трогай звезд! Прочь… – закричал вдруг гость высоким, срывающимся голосом и трясущейся рукой схватил хозяина за горло. – Прочь! Не трогай звезд, мерзавец! Не смей!!! Не касайся! Оставь хоть звезды! Людям! Они нужны людям! Детям! Не тронь! Звезды!
И он вдруг задергал головой, забился всем телом, бедняга, и заплакал.
Перепил, видно, за ужином.
Письмо из Новогорска
Дорогой Петюня!
Пишу тебе из славного города Новогорска. Доехали благополучно, остановились в районном Доме колхозника, и вот уже восьмой день как начались гастроли. Идем битковыми аншлагами, проходим на ура. Новогорск мне очень понравился. Здесь на рынке говядина дешевая, самая лучшая, включая телятину. Яйца по восемьдесят копеек десяток, крупные и свежие. Масло три шестьдесят, как всюду. Помидоры пятьдесят копеек килограмм, привозные, огурцы по двадцать копеек ведерко, лук репчатый сорок копеек связка, зато морковка по пятнадцати, но я брал по двенадцать. Ряженка здесь по гривеннику стакан, и, странно, простокваша в той же цене. Яблоки «белый налив» сорок копеек миска, зато груши «крымка» по шестьдесят, малина двадцать пять копеек блюдечко, и насыпают хорошо. Крыжовник десять копеек кувшин, сливы «венгерка» тридцать копеек. Грибы белые по рублю кучка, дешевка, а лисички и подосиновики по полтиннику. Капусту уже к зиме продают квашеную по двугривенному поднос, накладывают не вспушая. Свежая рыба по рублю штука, а то и дороже, смотря по породе или упитанности.
Кто дорог, так это куры. По три рубля смотреть не на что, а поприличней три с полтиной экземпляр. Потроха восемьдесят копеек комплект. Картошка крупная восемь копеек кило, а корзинка тридцать пять, на мой взгляд, выгодней брать корзинками. Лесные орехи продают малые ребята по пятаку за кепку.
Подсолнечное масло девяносто копеек бутылка.
Ну вот все новости. Будь здоров. Твой Василий.
P.S. Скоро встретимся и поговорим о многострадальном искусстве театра.
Естественное чувство
– Дорогой товарищ Чувилькин! – сказал директор стоящему у окна молодому человеку. – Дорогой Сергей Александрович! – Директор встал, чтобы подчеркнуть торжественность минуты.
Присутствующие приподнялись вслед за руководителем и, естественно, тоже устремили взоры на юношу, к которому адресовался шеф.
– Сергей, – продолжал тот. – Или просто Серёжа! Разрешите мне, прежде чем выдать Вам характеристику для поступления в Высшее Учебное Заведение, окинуть беглым взглядом Ваш блестящий путь, Вашу, так сказать, деятельность, всю Вашу, если можно так выразиться, головокружительную карьеру в стенах вверенного мне института. В самом деле: окончив десятилетку, Вы пришли к нам без каких бы то ни было трудовых навыков, и мы не смогли предложить Вам ничего, кроме низкооплачиваемой должности разнорабочего. Должен сказать, Вы с таким рвением принялись за дело, что руководству уже через неделю стало ясно: человек с такими способностями должен быть использован с большей выгодой, давать, так сказать, повышенный КПД – и мы назначили Вас бригадиром, организатором и вождем всех уборщиц предприятия. Надежды, возлагаемые на Вас, целиком оправдались. Руководству Института, и в частности мне, как директору, было очень приятно выслушивать от своих ближайших соратников буквально ежеминутные горячие похвалы Вашему таланту, способностям, уму и личным качествам. Руководство, в частности я, сделало Вас прорабом. И Вы снова оказались на высоте. И снова закономерное выдвижение. Ваш талант, дорогой Сергей Александрович, Сергей, Серёжа, – Ваш талант отражен руководством Института в ряде приказов, как в капле… э… воды. Прораб. Старший прораб. Инженер по эстетике оформления институтских колонн в дни праздничных демонстраций!.. Кооптированный член месткома, Член Совета Строительного Кооператива, Главный Оформитель Стенной Печати. Вот тот далеко не полный перечень Ваших ответственных постов, Ваших блистательных побед и достижений. Товарищ Чувилькин! Руководство Института, в частности я, высоко оценило Ваши личные качества инициативного, широко эрудированного гражданина и отзывчивого общественника! Сергей Александрович, Сергей, Серёжа! Руководство Института следило за Вашими успехами с огромным вниманием и, простите за сентиментальность, с естественным чувством любви. И сегодня, в день расставания с Вами, в день, когда Вы покидаете эти стены для того, чтобы в других стенах, стенах университета, жадно и ненасытно грызть гранит, Руководство Института счастливо вручить Вам эту характеристику. Поверьте, она блестяща. Сделано все, чтобы облегчить Вам наилегчайшее прохождение через Сциллу приемной комиссии и Харибду экзаменов. Товарищ Чувилькин! Руководство Института благословляет Вас, но мы атеисты, Сергей Александрович. Мы благословляем Вас не портретом какого-нибудь Николая чудотворца, нет! Мы благословляем Вас отрезом на брюки. Этот отрез приобретен на средства, взятые из личного фонда Директора. Носите на здоровье. Сейчас члены месткома вручат Вам скромный транзисторный приемник и путевку в туристический лагерь «Спутник». Путевка на два срока. Недостающие суммы на эти путевки спущены также из личного фонда Директора.
Я закругляюсь. Дорогой товарищ Чувилькин! Сергей Александрович! Сергей! Серёжа! Счастливого Вам пути в Вашей молодой жизни! Творческих успехов!
На глаза директора набежала слеза. Присутствующие сморкались. Юноша был растроган. Он пожал руку Директору.
– Спасибо! – сказал он искренне. – Спасибо, папа!
Письмо незнакомки
– Вам письмо, – сказала дежурная по этажу и, протянув Пастушкову розовый надушенный конверт, лукаво добавила: – От дамы.
Пастушков прошел к себе. В номере были раскрыты окна. В них влетал тополиный пух, и веселый шум весеннего города тревожил душу. Он как-то бередил ее неясными зовами, смутными и желанными обещаниями необычного. Пастушков распечатал конверт.
Дорогой друг! Дорогой Евгений Васильевич, – читал он, – я совершенно случайно узнала, что Вы сегодня приехали в наш город. Как я обрадовалась, не могу сказать! Ведь я так давно хотела повидать Вас, так давно хотела поговорить с Вами, рассказать Вам свои мысли, все чувства, которые возникли в душе при чтении Ваших книг… Да,
