Камиль Яшен - Xамза
- Мы не забыли выборов в Учредительное собрание! - сразу же занял ораторское место Сафо Джурабаев, как только кончил говорить Мирпулатов, опережая замешкавшегося автономиста. - Вы считаете себя законным правительством?.. А кто убил муллу Аминджана Мадаминджанова - нашего "красного"
муллу?.. Кто нанял дервишей на базаре?.. Не знаете?.. А мы знаем!.. Их нанял шейх Исмаил, правая рука святого хазрата!..
Вот оно какое, настоящее лицо нашего духовенства, не остановившегося даже перед убийством человека из своего лагеря, который, поняв, где правда, хотел бороться за права трудящихся мусульман!.. Мы все знаем, кто такой Эргаш!.. В мечети рядом с ним никто бы не расстелил раньше свой коврик!.. Но теперь он будет у нас главой государства вместо господина Чокаева!..
И если это произойдет, Эргаш превратит наш Коканд в сплошную живодерню!.. Так по какому же пути нам идти, мусульмане?.. За Э-ргашем и Мияном Кудратом навстречу обману, темноте, голоду, пыткам и бесправию?.. Или же за Советской властью?.. В каждой нации есть хорошие и плохие люди, бедные и богатые, есть голодные и сытые!.. Советская власть хочет защитить голодных и бедных в каждом народе, в каждой нации, независимо от ее религии!
Вдруг вдалеке послышался топот множества лошадиных копыт, пыль поднялась над улицами, ведущими к центральной площади...
- К пулеметам! - скомандовал командир отряда красногвардейцев.
- Ложись! - крикнул рабочим Степан Соколов.
Толпы автономистов начали разбегаться... Солдаты гарнизона, словно давно ждали этой минуты, выкатили из ворот крепости артиллерийское орудие, начали устанавливать его. Рабочие, залегшие под стенами крепости, бросились помогать.
С визгом, размахивая плетками, вылетела на Урду сразу из нескольких улиц первая сотня басмачей, вторая, третья...
И тогда со стены крепости ударили пулеметы. Ухнула, присев, пушка.
Шрапнель и пулеметные очереди опрокинули лавину всадников. Они, словно наткнувшись на какую-то стену, закружились, завертелись на месте... Второй залп шрапнели погнал басмачей обратно. Хрипели и ржали раненые кони. Десятка полтора убитых всадников лежали в центре площади. Несколько басмачей, потерявших лошадей, ползли с перекошенными от страха лицами через трупы...
- Хамза! Хамза! Проснись! - тряс друга за плечо Степан Соколов. - На квартиру Бабушкина нападение!
- Что? Где? - вскочил Хамза, выхватывая из-под подушки наган.
- На Бабушкина напали!.. Бежим!..
Они выскочили, полуодетые, из дома и помчались по пустынной предутренней улице, не выпуская оружия из рук.
...Выстрел. Второй. И сразу несколько - один за другим.
Посыпались стекла. Еще выстрел. Еще.
Хамза и Соколов, пригнувшись, сидели за глинобитным забором. Им был виден дом Бабушкина. Около крыльца лежал убитый.
По окнам дома стреляли с противоположной стороны улицы.
- Пять винтарей! - на слух определил Степан, лихорадочно блестя глазами. - Значит, пять человек... Ну, мы их сейчас закопаем, сволочей! Прямо тут же и закопаем!..
Он выглянул из-за забора. Все нападавшие, по-видимому, расположились во дворе каменного амбара на углу. Один сидел на чердаке, стреляя по окнам Бабушкина чаще других.
Из окон Бабушкина изредка отвечали одиночными выстрелами. "Два пистоля! - радостно подумал Степан. - Кто же с ним еще? Неужели жена стреляет? Молодец девка!"
Внезапно вся группа нападающих выскочила из-за амбара и, разомкнувшись веером, побежала через улицу.
"Офицеры! - узнал Степан свиту Чанишева. - Грамотно лезут!"
- Давай, давай, стреляй! - дернул он Хамзу за рукав.
Они успели выстрелить по три раза каждый. Двое нападающих споткнулись, и все тут же повернули обратно. Из окон Бабушкина хлестнуло несколько выстрелов вдогон. Один офицер упал, его подхватили и поволокли за амбар.
Соколов, увлекая за собой Хамзу, перебежал от забора за угол соседнего дома.
- Менять надо позицию! - запыхавшись, зашептал он. - Чтобы тот, который на чердаке, не заприметил нас, понял?
Хамза, тяжело дыша, кивнул.
Степан сунул руку в карман штанов, вытащил горсть патронов.
- На-ка вот, набей барабан!.. Сейчас я в обход амбара пойду... Как только услышишь, как я крикну: "Бей, шуру-муру!" - так сразу с этой стороны забегай во двор амбара и жарь в упор!.. Но только к стенам жмись, а то... не дай бог... Ну, жди!
Степан исчез за углом. Хамза напряженно вглядывался в стены амбара. Мелькнуло на секунду: а если Степана убьют или меня?..
Вдруг с чердака амбара спрыгнул человек и стремительно побежал вдоль улицы. Из-за амбара выскочили все остальные нападавшие и бросились вслед за первым.
Минуты три было совсем тихо. Потом Хамза увидел-по стене дома Бабушкина, не сводя нагана с амбара, крадучись двигается Степан.
- Ефим! Это я, Соколов! - сдавленно крикнул Степан. - Живой? Кажись, ушли они все!
Скрипнула дверь. Показался Бабушкин. В руке наган. Склонился над лежавшим около крыльца человеком.
- Красноармейца убили, сволочи! - выпрямился Бабушкин. - Один он нас охранял, понимаешь, совсем один!.. Я даже фамилии не знаю... - Брови его сошлись. Глубокая вертикальная складка обозначилась над переносицей.
- Хамза! Ты где? Выходи! - крикнул Степан.
Хамза, не пряча нагана, вышел из-за угла.
- Ночью пришли, - устало сказал Бабушкин, - двери стали ломать... Хорошо, что два револьвера было, с одним не отбились бы... - Он вдруг удивленно оглядел Хамзу и Соколова, словно увидел их в первый раз. - А вы-то как здесь оказались?
- К нам в окно кто-то постучал, - глотая слова, заговорил Соколов, - я выглянул, смотрю - старик какой-то в чалме стоит.
"Чего вам, дедушка?" - спрашиваю. А он говорит: "Там председателя вашего Бабкина убивают..." Какого еще, думаю, Бабкина?.. А тут выстрелы с твоей стороны - тюк-тюк! Ну, я и понял, что на квартиру твою напали.
- А здесь ни одно окно не открылось, - горько усмехнулся Бабушкин, с тоской глядя на мертвого красноармейца.
- Запуган народ...
- Старик-то не запуганный оказался.
- У нас не стреляли.
- Уезжать надо из этого района, на вокзале жить. И вы тоже... А то прикончат поодиночке.
Вдалеке послышалось цоканье копыт. Бабушкин, Хамза и Степан быстро вошли в дом.
Цоканье становилось все сильнее и сильнее. Из-за угла медленно начала поворачивать пролетка. В ней кроме кучера сидели два франтовато одетых и, видимо, крепко подвыпивших господина.
Улица по-прежнему была пустынна.
Бабушкин вдруг резко распахнул дверь и кинулся наперерез пролетке:
- Стой!!
Кучер натянул вожжи.
- Выходите! - направил Бабушкин револьвер на пассажиров.
- Что такое? В чем дело? - забормотали пьяные седоки, вылезая на мостовую. - Грабеж, что ли?.. Так бы и сказали... Но предупреждаем: денег ни копейки, только на извозчика. Все пропито.
- Встаньте к стене! Степан, приведи жену!
Соколов вошел в дом и через минуту вывел молодую женщину с ребенком на руках. У Хамзы перехватило дыхание. "Неужели эта девочка, - с ужасом подумал он, - все время, пока отец и мать отстреливались, была в этом же доме?"
- Садитесь все, - сказал Бабушкин. Он обернулся к высаженным: - За вами вернутся...
- К железнодорожным мастерским, - сказал кучеру Степан Соколов.
Жена Бабушкина сидела напротив Хамзы. Одной рукой она прижимала к себе дочку, в другой - продолжала крепко сжимать наган.
Декретом Кокандского Совдепа город был объявлен на военном положении, а железная дорога - на осадном.
Коканд разделился на две части. Одну занимали рабочие отряды и войска, оставшиеся верными Советской власти, другую - банды Эргаша и офицерские группы мухтариата.
Граница проходила по реке.
Начиная с тринадцатого февраля, в город одна за другой начали прибывать воинские части из Андижана, Скобелева, Ташкента, подчиняющиеся Совету Народных Комиссаров Туркестана.
Семнадцатого февраля автономисты запросили переговоров, которые ничего не дали.
Восемнадцатого в Коканд прибыл военный комиссар Туркестанского края Перфильев.
Девятнадцатого он предложил автономистам сложить оружие.
Мухтариат отказался.
Двадцатого февраля Перфильев отдал приказ о наступлении
на районы старого города, занятые басмачами и офицерскими группами.
Хамза и Степан Соколов, избранные к тому времени в Кокандский ревком, пошли в бой в составе первой коммунистической роты.
Садыкджан-байвачча стрелял два дня. На третью ночь он примчался в имение вместе с Кара-Капланом. У них было с собой шесть лошадей.
Все было кончено. Басмачи и офицеры еще удерживали последние кварталы старого города, но все было кончено. Надо было уходить.
- Берем только камни и золото, - захлебываясь от волнения, бормотал Садыкджан, - половина твоя... Но ты не должен оставлять меня одного, Кара, ты слышишь?
Он был грязен, оборван, лицо и руки закопчены порохом. Он весь дрожал от нетерпения, страха и еще от чего-то, чему пока не знал названия.
