Горькая истина - Шанора Уильямс
– Даже после колледжа мы то сходились, то расходились. Он… э-э-э… постоянно обещал, что подарит мне жизнь, о которой я мечтала, и уйдет от тебя ко мне, но я никогда ему не верила. И понятия не имела, что он залезет в чужой карман, чтобы исполнить свои обещания. Понимаю, это глупо – я ведь знаю, кто ты такая, – но я и вправду думала, что он присылает мне собственные, честно заработанные деньги. Я рассудила, что благодаря твоим возможностям он сделал себя сам.
– Ясно. – Молча гляжу в окно кафе и наконец спрашиваю: – Ты и сейчас с ним общаешься?
Мишель энергично мотает головой:
– Нет. Об этом и речи быть не может. Не допущу, чтобы Элайджа имел хоть какое-то отношение к этой истории. – Она подается вперед и, понизив голос, произносит: – Мой сын не должен знать, что его отец – преступник, застреливший мужчину и пытавшийся убить двух женщин. Если Элайджа спросит меня об отце, когда подрастет, я ему все расскажу. Но только не сейчас.
Я киваю, и Мишель откидывается на спинку стула.
– Будет лучше, если я отойду в сторону и прекращу с ним всякое общение, – продолжает она. – Он несколько раз мне звонил, но я не ответила.
Снова киваю. Ну, хоть одна хорошая новость. А впрочем, надолго ли хватит ее решимости? Доминик умеет втираться в доверие.
– Ну так вот…
Мишель слегка наклоняется вперед и роется в заднем кармане джинсов.
Выудив оттуда сложенный листок бумаги, она кладет его на столешницу и пододвигает ко мне. Элайджа смотрит на него, но быстро отвлекается: на экране телефона явно происходит что-то более интересное.
– На самом деле я хотела с тобой встретиться, чтобы отдать вот это. Чек. Возвращаю тебе часть украденных денег. Мне помог папа, и у меня самой есть кое-какие сбережения для экстренных случаев.
Изучаю бумагу. Чек на десять тысяч долларов. Эти деньги – мои по праву. Мне бы следовало положить их на свой счет и распрощаться с этой женщиной, но я снова гляжу на ее сына и вздыхаю, а затем пододвигаю чек обратно к Мишель. Та озадаченно хмурится.
– Мне не нужны твои деньги, Мишель. Да, он переводил их тебе без моего ведома, но благодаря им ты заботилась о сыне. Ты использовала их для того, чтобы обеспечить хорошую жизнь вам обоим. – Выдерживаю паузу и вглядываюсь в ее лицо. – А как он общался с Элайджей? – Я киваю на мальчика.
– На удивление хорошо. Навещал он нас не часто, но, когда приезжал, безумно баловал сына. Элайджа любит книги, и он скупил для него целую библиотеку, читал ему, водил его гулять в парк. Всегда забирал у меня Элайджу, чтобы я могла отдохнуть. – Мишель издает мрачный смешок, и я невольно чувствую себя виноватой, оттого что разрушила ее спокойную жизнь. – Я знаю, что Домин… что он совершил много дурных поступков, и то, как он вел себя с Элайджей, скорее исключение, чем правило, но мне кажется, что если у него и была благая цель, так это стать хорошим отцом. Воспитание сына – единственное, что было для него свято.
– Понимаю, – тихо говорю я.
Мишель вздыхает и пожимает плечами, а я чувствую, что больше не могу здесь находиться. Слушать о том, каким был Доминик в другой семье, для меня настоящая пытка. Еще не хватало, чтобы чужая тетенька разрыдалась на глазах у ребенка. И вообще, я не желаю сочувствовать бывшему мужу.
Беру сумку и встаю.
– В течение следующей недели можешь снять с открытого им банковского счета последний депозит. В общей сложности шестьсот тысяч долларов. Надеюсь, этого хватит и на твои нужды, и на будущее Элайджи, чтобы он не вырос таким, как отец.
Глаза Мишель наполняются слезами. Она смотрит на меня в изумлении:
– Джолин, ты вовсе не обязана нам помогать.
– Не обязана, но хочу.
И я говорю правду. Все эти годы меня терзали угрызения совести из-за того, что с ней сделал Боаз. Я воображала, что если он и применит насилие, то лишь для того, чтобы хорошенько напугать Мишель. Я не думала, что Боаз ее покалечит. Как бы я ни оправдывалась, Мишель живой человек, а я пошла по тому же пути, что и Доминик: решила поиграть в Господа Бога. Знаю, деньгами мою вину не искупить, но, во всяком случае, Мишель они пригодятся. Все мы несовершенны. Каждый делает ошибки. Ты не задумываешься о возможности ужасных последствий, пока они не встают перед тобой в полный рост.
– Главное, не отдавай эти деньги мужчине, имя которого нельзя называть, и больше с ним не общайся. Тогда у меня не будет к тебе никаких претензий, но, если нарушишь мои условия, я об этом узнаю.
Я подмигиваю, Мишель выдавливает улыбку и переводит взгляд на Элайджу. Я понимаю, что моя шутка неуместна, ведь в самом начале нашей встречи Мишель даже взглянуть на меня боялась. Поэтому мягко добавляю:
– Я ценю, что ты нашла в себе силы попросить прощения. Очень тяжело признавать свои ошибки.
Хотела бы я сказать, как сожалею о том, что исподтишка подослала к ней наемника, но это равносильно признанию в преступлении, и Мишель сможет использовать мои слова против меня. В любом случае в глубине души она понимает, что за инцидентом стояла я, и ее искалеченная нога всегда будет об этом напоминать.
Прощаюсь с ней и Элайджей и выхожу из кафе. Сев в машину, достаю телефон и вижу сообщение от Сэма:
Номер в отеле готов.
Завожу
