Повести и рассказы - Яков Петрович Бутков
— А мастеровых вы не держите… Ну-с, что же дальше?
— И сочинителей я не держу… не говоря про них худого слова, так-таки просто не могу пустить в жильцы к себе сочинителя.
— И сочинителей вы не держите — хорошо; только мне до этого надобности нет никакой: я вовсе не считаю нужным знать, что вы не держите мастеровых и сочинителей и держите людей благородного звания, которые уже числятся или скоро будут числиться где-то! Я все про свое вам толкую: согласны ли вы на мои условия?
— Согласна! — отвечала Клеопатра Артемьевна, чувствуя бессилие свое узнать преждевременно, что за человек такой этот наемщик комнаты. — Только деньги за квартиру вперед, милостивый государь, — продолжала она, решившись воспользоваться высказанными им на тот счет правилами, — деньги, по крайней мере, за месяц вперед — это уж как всюду водится.
— За месяц? — спросил партикулярный.
— Конечно, если бы за два, как вы сами сказали, я была бы вам очень благодарна… управляющий такой… чуть первое число, он уж и шлет дворника.
— Мне все равно. Я заплачу вам и за три месяца.
— За три? — произнесла Клеопатра Артемьевна с видом изумления и недоверчивости.
— За три! — повторил Ананий Демьянович, снова выступив вперед и почтительно глядя на таинственного наемщика комнаты.
— Ну, что ж? За три так за три, — отвечал незнакомец. — Я заплачу вам теперь же, а через полчаса перееду: у меня сборы невелики.
Он вынул из кармана бумажник весьма почтенной толщины и заплатил Клеопатре Артемьевне наличными рублями, по обещанию.
— А вот вам и мое имя, — сказал он, подавая Клеопатре Артемьевне карточку. — До свиданья, я переберусь в эту комнату через полчаса…
Потом партикулярный человек, благосклонно кивнув головой будущей хозяйке и будущему соседу, ушел, а они долго еще думали о чем-то, стоя на одном месте, и ничего не могли придумать, изумленные и озадаченные несомненным превосходством его над всеми известными им жильцами Большой Подъяческой улицы.
Наконец Ананий Демьянович очнулся первый и в ту же минуту вспомнил, что можно навести справку, по крайней мере, об имени грубого и тароватого незнакомца.
— А как его, позвольте, Клеопатра Артемьевна, он вам карточку оставил… позвольте же, позвольте… — Жилец и хозяйка, устремив пытливые взоры на карточку, прочитали следующее:
«Купец Петр Андреевич Корчагин».
— Только-то! — воскликнули они разом с таким изумлением, как будто ожидали прочитать на этой карточке имя богдыхана китайского.
II
Вообще появление в доме нового жильца, смотря по действительной или кажущейся важности этой особы, производит более или менее сильное и продолжительное брожение в умах большинства туземных обывателей, доводящихся новому жильцу соседями, и даже вовсе посторонних ему, но только по своей натуре глубоко сочувствующих всему происходящему в тесных пределах их жительства и деятельности. Кто бы он ни был, важный ли барин, занявший бельэтаж в пятнадцать комнат, с конюшнями, сараями, ледниками и прочими угодьями, или горюн какой-нибудь, темный человек, поселившийся где-нибудь «высоко под небесами», в странном помещении, называемом особою комнатою с дровами и прислугою, — он все-таки на некоторое время делается предметом заботливого изучения для людей мыслящих и наблюдательных, и вслед за таким изучением всякое в нем качество, даже все существо его, общественное значение и нравственное достоинство подвергается беспристрастной и решительной оценке. Впрочем, полного, многостороннего разбора удостаиваются только некоторые исключительные лица, остановившие на себе какою-нибудь неожиданною, оригинальною чертою особое внимание упомянутых мыслящих и наблюдательных людей. О большей части новых жильцов, по их многочисленности и нравственному однообразию, после краткого, но деятельного розыска о них, произносится решительный приговор, основанный на общеупотребительном в обыкновенных случаях довода, что от человека такого-то звания или этих примет ничего доброго ожидать нельзя; что люди этого званий или этих примет происходят из Вологодской губернии — так уж тут дело известное, или даже что все такие люди — жиды. Управляющий домом, его тень и правая рука — дворник, и их общая жертва — хозяйка (разумеется, если дело идет о человеке, поселившемся у хозяйки) трактуют нового жильца несколько иначе и решают его репутацию на других началах, как-то: на чистоте его паспорта, на его величании, или просто звании, обозначаемом в паспорте, и преимущественно — на степени исправности его в платеже условленного количества рублей и копеек за квартиру: внимательность или пренебрежение их к своему жильцу зависят от более или менее совершенного и блистательного удовлетворения с его стороны этим трем началам, на которых основано бытие человека.
Изучив нового жильца с участием, доходящим иногда до болезненного раздражения мозга, и порешив окончательно, что он за человек такой, какая он птица или какого поля ягода, люди любознательные, или поставленные с ним в отношения, обращают свою проницательность на другие лица, вновь появившиеся откуда-то на их благоусмотрение, и тут уже случается, что жилец, недавно судимый и ценимый в качестве нового жильца, сам начинает судить и ценить всякое человеческое существо, поселившееся в одной с ним сфере.
Переезд Корчагина в квартиру Клеопатры Артемьевны произвел особое, исключительное впечатление на всех, к кому только он мог относиться: на дворника, на управляющего домом, на Клеопатру Артемьевну с ее Степанидою, кухаркою, и на всех ее жильцов, которые приходились таким образом естественными сочувствователями, соседями и судьями Корчагину. Только впечатление это было различное: Степанида, например, получившая от Корчагина щелчок и двугривенный при самом переезде его и осведомлении о ее роли в этой квартире, бывшая притом свидетельницею поразительной, дотоле невиданной и неслыханной его уплаты за квартиру вперед за целые три месяца, почувствовала к Корчагину совершенно холопскую боязнь и рассказала о всем происшедшем своему земляку и дворнику Сидору; Сидор, которому Корчагин вручил свой паспорт, для записки в полиции, с присовокуплением полтинника и двусмысленной фразы, поспешил «заявить» управляющему, как о необыкновенном происшествии, что поселился в доме у мадамы кухмистерши больно хороший жилец: заплатил ей вперед за три месяца наличными и вообще смотрит козырем, ни за что бранится, ни за что на водку дает. Управляющий домом, удостоверясь в безукоризненной чистоте паспорта купца Корчагина, немедленно восчувствовал к нему сильное уважение, вспомнил, что Клеопатра Артемьевна сама должна ему, управляющему, за квартиру, и отправился к ней, чтоб осведомиться о ее здоровье, да уж кстати поздравить ее с хорошим жильцом и получить от нее, что следует.
Что касается самой Клеопатры Артемьевны и ее старейшего и исправнейшего жильца, Анания Демьяновича, на них Корчагин произвел неприятное, безотчетно тягостное впечатление. Его грубые выходки и даже щедрая плата за квартиру были для них новы, необъяснимы и все как-то озадачивали их, ставили в тупик. Даже казалось им,
