Жук золотой - Александр Иванович Куприянов
Философ Бердяев заметил, что 70 лет у нас было изобилие идей и дефицит вещей. Идеи погибли. Может быть, они остались у нескольких людей. Двоих я знаю точно – Президент Путин и Дима Быков. Они антиподы, но оба знают, как реформировать государство. Зюганов, кажется, тоже знает, но я ему не верю. Зато идея вещей заменила всем теорию марксизма-ленинизма. Когда у социализма скукоживается человеческое лицо, тут же является гламур. Власть переходит к фирмам и брендам. Boss, Kenzo, Versace. И рождается поколение ИБД. Имитаторов бурной деятельности. Пока они еще не наелись до отвала пиццы и роллов. Не напились своей капучины. Но сытость в их лицах и движениях уже проявилась. Пока идет переваривание и возникает отрыжка. Но совсем скоро они начнут звать Ихтиандра. Непривычный для желудка (для ментальности) вкус японского арбуза (европейского, американского) сыграет злую шутку.
Однажды, в канун перестройки, я побывал в гостях у эмигрантов, своих добрых знакомых. Рая и Коля Ибадовы обосновались в американском городке Балтиморе. Рая когда-то преподавала в Бакинском университете философию, Коля был заместителем главного редактора республиканской молодежки. Теперь Рая держала салон для старух. Маникюрила им ногти и румянила щечки. Коля трудился таксистом в частном парке, владельцем которого был китаец. О перемене социального статуса нисколько не жалели. Жили в американском доме на два крыльца. То есть на два хозяина. Дом большой, три этажа. Дети Райки и Коли уже плохо говорили по-русски. Мальчик и девочка, подростки.
Мы весело тогда проводили время. Ибадовы были страшно рады мне, поскольку уже несколько лет контактов с родиной не имели и варились в эмигрантском котле.
Настало время покупать подарки и сувениры. Через пару дней мне предстояло возвращаться в Москву. Вот тут мне и взгрустнулось… Нет! Я не собирался оставаться в балтиморском рае еврейской общины. К тому времени я уже четко понимал, где кончается рай бытовой устроенности и начинается ад воспоминаний о такой несуразной рашке. Они так Россию иронично называли – Рашка. А сами плакали. Плакать мои знакомые евреи начинали после третьей рюмки водки. А взгрустнулось мне от того, что надо было бы купить сыну двухкассетник-магнитофон, жене платье и бижутерию… Коллегам тоже хотелось привезти сувениров. Не простят ведь! В Америку тогда еще не часто ездили. Да и себе подобрать какой-никакой, но хотя бы и завалящий штатовский костюмишко. Командировочных денег было всего долларов сорок. Коля, быстро уловив мою печаль, позвал меня на третий этаж своего дома. Там я еще не был. Все некогда было. Жарили в садике сосиски, пили водку и орали «На тот большак, на перекресток уже не надо больше мне спешить…»
Коле и Райке на тот большак уже точно не придется ходить. А вот мне предстояло вернуться. И, желательно, не с пустыми руками.
На третьем этаже обнаружилась длинная, во весь дом, комната, похожая на пенал. По обе стороны пенала висели вешалки. Слева с женской одеждой, справа с мужской. Большинство с бирками магазинов. Некоторые бирки уже пожелтели и выгорели. Но одежда была в чехлах и сохранилась прекрасно. «Что это?!» – спросил я Колю. Он хохотнул: «Первый год, когда приехали, хапали, как сумасшедшие… А мужику много ли надо? Пару костюмов, две майки, джинсы. Ну, бабе чуть побольше. Выбирай, что приглянется!»
Тогда мы с Колей были примерно одной комплекции. Не знаю, как сейчас. Давно не встречались. А слова его помнятся до сих пор. Действительно, много ли мужику надо? У итальянцев есть традиция раз в году выбрасывать ненужные вещи.
Лупейкин Адольф олицетворял своими нарядами уходящий стиль полууголовной среды. Блатарей-одесситов с белыми кашне на шее и кепками-восьмиклинками. Кстати говоря, нами почитаемыми. До поры – до времени. Женька Розов демонстрировал моду приходящих стиляг. Брюки-дудочки, кок на голове и клетчатый пиджак. Впрочем, вскоре вся заимствованная мишура сменится на брюки-клеш и битловки, пиджаки без воротников, под горлышко. Несомненно одно. Оба, и Лупейкин, и Женька, были самыми модными парнями в нашей Кентёвке. Один предстает перед нами стареющим мачо, лысым и с усами. Второй – задиристый петушок в брюках-дудочках и с гребешком на голове. Стиляги тогда свой кок начесывали и даже смазывали бриолином.
Весь новогодний костюм американского ковбоя Женька изготовил собственными руками. Ну, может, с покроем черных брюк из кожзаменителя и короткой жилеткой, расшитой немыслимыми желтыми вензелями, ему помогла тетя Тоня, его мама. Все остальное сделал сам.
Даже шпоры, которые ремешками крепились к ботинкам.
Я рассказал о костюме своему классному руководителю Тамаре Спиридоновне. До Нового года оставались считанные деньки. Конкурс на лучший новогодний костюм был уже объявлен. Все Зайчики, Снежинки, Волки и Пьеро, в лучшем случае Кот в сапогах не шли ни в какое сравнение с американским нарядом. Тамара Спиридоновна сразу уловила перспективный тренд. Как говорят сегодня. Можно сказать, что первое место на конкурсе новогодних костюмов было у нашего класса в кармане. Бал намечался на вечер 31 декабря. Тамара Спиридоновна договорилась с директором интерната Маером, что тридцать первого, утром, я уеду в Иннокентьевку автобусом, а к вечеру возвращусь с костюмом. С корабля, так сказать, на бал.
Вот с кораблем-то и начались проблемы. Оказалось, что 31 декабря, после обеда, автобус уже не ходит. Нужно было искать попутку. Или идти от деревни до порта Маго пешком.
Костюм я аккуратно уложил в рюкзак. Оставалось пристроить шляпу. Сомбреро желто-серого цвета с широкими, слегка загнутыми полями. Шляпа была изготовлена Женькой из папье-маше. Популярный у школьников материал. Мелко-мелко рвут вчерашние газеты, замешивают их с клейстером. И получается однородная, довольно мерзковатая на вид, масса, из которой можно слепить что угодно. Женька слепил сомбреро. И покрасил в желтый цвет. Шляпа в рюкзак не помещалась.
Мама и отчим внимательно наблюдали за моими сборами. Они тоже собирались. В деревне тогда на Новый год было принято отмечать бой Кремлевских курантов в колхозном клубе. Бой Кремлевских курантов в данном случае не только фигура речи. Телевизоров не помню, их в нашей деревне еще не было. Из-за огромной разницы во времени между Москвой и Дальним Востоком из Хабаровска, по радио, транслировали бой главных часов страны. Иван Крутов, председатель колхоза «Ленинец», произносил речь по бумажке. Называл цифры рекордов и тех, кто отличился на лове рыбы. В перечень передовиков обязательно включалась тетя
