Честь - Трити Умригар
В голосе Шэннон слышалось неодобрение. Смита нахмурилась.
— Знаешь, когда ты позвонила мне на Мальдивы, я думала, ты хочешь, чтобы я помогла тебе в больнице. С переломом.
— Смитс, прости. Я не думала, что все так обернется. Но какое это…
— Подожди. Дай договорить. — Смита сделала глубокий вдох. — Я поклялась никогда не возвращаться в Индию. Из-за того, что случилось со мной в детстве. Но я приехала, Шэннон. Приехала из-за тебя. А потом все вышло из-под контроля. Я не собиралась сходиться с Моханом. Ясно?
— Смита. Прошу тебя. Я просто хотела…
Смита не дала ей извиниться.
— Что я, по-твоему, должна сделать? Перевернуть всю свою жизнь ради парня, которого только что встретила? Он попросил меня остаться на полгода. Как будто это так просто! А моя работа? Ты знаешь, чего нам стоило сделать карьеру.
— Ладно, расслабься. — Шэннон похлопала по краю кровати. — Садись.
— Не хочу я садиться.
— Смитс, не вредничай. Иди сюда. Извини, — Шэннон потянула ее за руку. — Слушай, зря я это сказала. Просто я… я уже давно тебя знаю. Дольше, чем Мохана. И мне кажется, вы друг другу подходите. Я тебя такой никогда раньше не видела.
— Какой такой?
— Не знаю, как объяснить. Ты кажешься… не знаю. Счастливой. Но не только. Ты как будто… успокоилась.
— Ох, ну что за ерунда, — отмахнулась Смита. — Ты просто никогда не видела меня с индийцем.
Шэннон натянуто улыбнулась.
— Ты же знаешь, Смитс, я не такая. — Она замолчала. — Ох. Я буду по тебе скучать.
— Я тоже. Но мы же скоро увидимся? В Нью-Йорке?
— Не скоро. Клифф предложил мне вернуться домой и взять кого-то другого на мое место. Но я отказалась. Мне здесь нравится. Да и Нан будет рвать волосы на голове, если я улечу.
— Охотно верю. Она, кажется, в тебя влюблена.
— Опять смеетесь над Нандини? — сказал Мохан с улыбкой. Он нес большой кокос с отрубленной верхушкой, которая болталась, как на шарнире. Он подошел к тумбочке, накрыл кокос стаканом и перевернул, чтобы жидкость стекла в стакан.
— Держи, — сказал он Шэннон.
— Спасибо, Мохан. Что бы я без тебя делала.
— И что вы тут замышляете? — спросил он.
Шутливый тон Мохана напомнил Смите дни после их знакомства, когда Мина еще была жива, когда они еще не взяли на себя ответственность за воспитание Абру. Пока не совершили ошибку и не сблизились.
— Ничего, — ответила она. — Говорили о работе.
— О работе, значит, — повторил Мохан. — Вас, американцев, хлебом не корми, дай поговорить о работе.
Шэннон зевнула.
— Ладно, друзья. Вам не пора? Я устала. И спать хочу.
Мохан взглянул на часы.
— Серьезно, Шэннон? Еще даже двенадцати нет. Ты же недавно встала.
Смита обняла Шэннон.
— До завтра?
— Буду рада.
— Готов? — Смита повернулась к Мохану.
— Сейчас. — Он стал взбивать подушку Шэннон. Та в изумлении посмотрела на Смиту. — Хотела бы я посмотреть на счастливицу, которая однажды станет его женой, — сказала она.
— Очень смешно. Ладно, пока. Тетя Зарина ждет нас к обеду.
— Заходите, заходите, — тетя Зарина пригласила их в дом. — Прошу. Добро пожаловать.
— Спасибо, — сказала Смита и вдруг застеснялась. Она вошла в красиво обставленную гостиную, где стояли китайские вазы и антикварная мебель, и улыбнулась хозяйке Мохана. — Спасибо, что пригласили на обед.
— А как же, а как же, — Зарина была высокой светлокожей женщиной с кудрявыми седыми волосами. Она поправила очки без оправы. — Мохан мне много о вас рассказывал.
— Спасибо. — Смита огляделась. — А где Абру?
— Спит, — ответила Зарина и улыбнулась. — Беспокоитесь за нее? Хотите на нее посмотреть?
Смита кивнула.
— Иди, отведи ее к девочке, — сказала Зарина Мохану. — Потом приходите к столу.
— Спасибо вам за помощь, вы очень добры…
— Арре, вах, — прервала ее Зарина, — мне это не в тягость. Мохан мне как сын.
Они зашли в спальню Зарины.
— Она уже округлилась, — шепнула Смита. — Или мне кажется?
— Она вчера съела три мороженых, забыла? Ты ее балуешь. — Он притворился, что сердится. — Когда уедешь, бас, посажу ее на диету.
Смита рассмеялась, но сердце заныло при мысли, что Абру останется с Моханом.
— А тетя Зарина не против вашей договоренности? Она присмотрит за Абру, пока ты будешь на работе? — Смите было неловко задать следующий вопрос. — Если ты будешь приплачивать ей за услуги няни, можно я буду каждый месяц присылать деньги?
— Ну да, конечно. Хочешь, чтобы тетя Зарина и Джамшед нас убили? За такое оскорбление.
— Джамшед?
— Ее муж. Я же тебе рассказывал. Они без ума от Абру.
— Но ты же останешься ее основным опекуном? Ты не передашь им…
Он коснулся ее руки.
— Смита. Не волнуйся. Я же сказал… — Он замолчал; в комнату вошла Зарина.
— Прошу к столу, — сказала она. — Что будете пить? Холодное или горячее?
— Холодное, если можно, — ответила Смита.
Мохан опустил ладони на плечи своей хозяйки.
— Пойдем, тетя Зарина, — сказал он. — Ты с самого утра готовишь. Мы со Смитой сами себе нальем. В твоем возрасте ни к чему перетруждаться.
Зарина улыбнулась.
— Видишь, как он меня дразнит? — сказала она Смите, а та заметила, что, когда Мохан говорил с Зариной, его акцент становился сильнее; он говорил как настоящий индиец. А еще он ее любил, в этом не было сомнений. Со своей матерью он тоже так ласков? Ей стало грустно при мысли, что она никогда об этом не узнает.
Смита пила малиновую газировку, а Зарина с Моханом ставили на стол все новые и новые блюда.
— Тетя, — ахнула Смита, — куда столько еды?
— Ешь, ешь, дикра[72], — и тетя Зарина положила Смите на тарелку пару ложек сали боти[73].
— Ох, тетя, — застонала Смита, — мне хватит.
— Смита, — сказал Мохан с набитым ртом, — ешь, йар. В Америке такого не поешь.
Она кивнула и послушно взяла вилку. За столом воцарилась доброжелательная тишина, прерываемая лишь благодарным бормотанием Смиты.
— Помню этот напиток из детства, — сказала Смита и отпила еще малиновой газировки. — У папы было много друзей-парсов. И когда мы ходили к ним в гости, они нас угощали этой газировкой.
Зарина щелкнула пальцами.
— Сбегай на кухню и принеси подруге еще бутылку, — велела она Мохану, и тот тут же встал, широко улыбаясь.
Женщина проводила его глазами и дождалась, пока он выйдет из гостиной.
— Давно ты знаешь моего Мохана?
— Эм-м… нет, не так давно, — запинаясь, ответила Смита. — Мы познакомились…
Зарина встряхнула головой, показывая, что это несущественно.
— Это неважно, — сказала она, — когда двое влюблены, время
