Безутешная плоть - Цици Дангарембга
– Мы родились в Мозамбике, – кивает Консепт, старшая. Она ухмыляется, как дети, недавно ставшие подростками, когда их все еще обижают. – Чего все время говорить. Те, кто родился в Мозамбике, вернулись, как и остальные.
– Если бы я знала… – Мать грозит кулаком истории твоей страны. – Если бы я знала, что творится в Мозамбике, моя дочь не потеряла бы ногу. За что? Вот за это? Ни за что!
– Ты звала, Мбуйя? – спрашивает внучка, мягко меняя тему.
– Никого я не звала. Ничего не случилось, – пожимает плечами Май и поворачивается к кухне. – Я в дом. Девочки, покажите тетке, куда идти. – Голос становится тоньше. В словах пульсирует тревога, которую она не может скрыть. – Если что-то надо перенести, тетка вам скажет, возьмите.
И мать направляется к кухне.
Ты ведешь племянниц к машине и снимаешь с заднего сиденья брезент. Разлетается пыль. Ты даешь ей осесть в легкие. Радости не осталось никакой. Девочки хмуро, уныло несут продукты в главный дом.
* * *– Перенесли продукты? – спрашивает Май, когда вы присоединяетесь к ней на кухне.
– Да, Мбуйя, – осторожно кивает старшая, Консепт, устраиваясь на тростниковой циновке слева от входа, где вы все топчетесь, поскольку вы женщины.
– А где Баба? Как он? – спрашиваешь ты.
– Нормально. Масло? – уточняет Май.
– Масло! – подтверждают внучки.
– Свечи?
– Тоже, – кивают девочки.
– Аккуратно перенесли маргарин?
С минуту она думает только о необходимых продуктах, которые могли не привезти, и ее глаза коротко вспыхивают, но тут же гаснут.
– Наконец-то, Тамбудзай, – тихо сопит она. – Ты перестала поедать все в одиночку. Вспомнила, что у тебя есть семья. Мы чуть не умерли с голоду, пока ждали.
– А Дамбудзо? – спрашиваешь ты. Твоя злость на колкости матери так слаба, что ты сама ее не замечаешь, продолжая улыбаться. – Ты что-нибудь слышала о своем последыше? Твой сын шлет посылки домой из Америки?
– Из Ирландии, он сейчас в Ирландии, – говорит мать, будто это служит объяснением. Вроде как нечего ждать помощи от брата, ведь ирландцев Господь наградил не так щедро, как американцев.
– Значит, надо поблагодарить мою начальницу, – продолжаешь ты, заводя разговор, ради которого приехала домой. – Хорошая начальница, та, на кого я работаю.
Май делает вид, что не слышит.
– Консепт, Фридом, – ворчит она, – что вы тут торчите? Не пора ли угостить человека с дороги? Или вы думаете только о том, как самим набить животы? Идите в дом, принесите что-нибудь для тетки.
Девочки медленно выходят за рисом и овощами для тушеного мяса, ставшим новым высокоуглеводным лакомством у модниц.
– Мисс Стивенсон, – быстро продолжаешь ты, когда племянницы исчезают. – Так ее зовут. Она привела меня туда, где я сейчас работаю. После стольких лет, Май, у меня появились кое-какие возможности. Поэтому я смогла сейчас приехать, спустя долгое время. Дело не в том, что я забыла породившее меня чрево, а в том, что я не знала, как к нему вернуться.
– Значит, неправда, – презрительно сопит Май.
– Что неправда, Май?
– Все время мы только и слышали, что ты не работаешь. Трепались, твой диплом просто листок бумаги, лежит и тихо гниет. Я тоже думала, это просто бумага. А как там моя дочь? Даже когда Люсия передавала мне про тебя самые скверные новости, я не думала, Тамбудзай, что моя дочь какая-то бумага, которую исписали и дело с концом. Я говорила, моя дочь не может просто так сидеть и гнить.
Консепт и Фридом проползают в низкую дверь с маленькими плетеными корзинками на локтях.
– Кто та подруга вашей матери? – спрашивает Май у принявшихся за работу девочек. – Та женщина, вместе с которой воевала ваша мать? Которая обещала помочь вашей матери найти ногу? А потом растворилась в Хараре у родственника-бизнесмена или кем он там был. Скажите, – требует Май. – Она из другой деревни, иначе я бы помнила. Консепт, Фридом, она воевала вместе с вашей матерью и моей сестрой Люсией.
– А, да! Майгуру Кири, – улыбается Консепт, очищая луковицу.
Фридом отодвигает эмалированную тарелку с помидорами и, вскрыв сломанным ножом пакет риса, высыпает зерна в сито.
– Да, тетя Кири, – кивает она, переведя взгляд с Май на рис, и начинает его перебирать. – Знаете, майгуру Кири родом из Дженьи, что прямо под священной горой. Когда мы были маленькими, она часто приходила сюда. Потом уже реже.
– Так вот с ней, – продолжает Май, – я послала тебе немного кукурузной муки. Но узнав, что происходит, я сказала: «А-а, теперь Тамбу ее есть не будет». Пусть та Кристина сама ее и приготовит.
В наступившей тишине ты еще сильнее ощущаешь запах дыма от очага. Забытые запахи цепляются за годы, смешиваются с дымом – легкая навозная затхлость с пола, люди, которых ты когда-то знала, их пот, непонятный мусор, влажная, медленно обугливающаяся луковая и томатная кожура.
– Поторопитесь, девочки, – говорит Май и, содрогнувшись, встает. – Тамбудзай, ты пойдешь со мной. Хотя он больше не приезжает… – ворчит она и снова морщится. – Хотя твой дядя после несчастья не покидает миссию, он дал нам всего одну комнату в новом доме, который построил на участке. Так что тебе придется спать в старом доме. С племянницами.
– Ничего страшного. Когда мы все сделаем, то построим собственные дома, – обещаешь ты, выходя следом за Май из кухни.
Впервые ты веришь своим словам.
– Ты разве мужчина? – Мать отвергает даже мысль об этом. – Разве не твой отец должен был построить дома? Если он не может, с чего ты взяла, что ты больше него? В любом случае, – продолжает она тем же бесстрастным тоном, без паузы, – давай посмотрим, найдется ли еще матрас в задней комнате старой развалюхи. Вы положили продукты у входа, да? Кто сегодня заходит в заднюю комнату, если вы кладете все сюда? Девочки спят в боковой комнате, поэтому, если что
