Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи

Песнь двадцать первая

Тридцать девятый день

Пенелопа приносит лук и стрелы Одиссеевы; при виде их Евмей и Филойтий проливают слезы; Антиной насмехается над ними. Телемах устанавливает жерди для стрельбы и пытается натянуть лук; Одиссей подает ему знак, чтобы он его оставил. Женихи напрасно стараются натянуть его. Одиссей открывает себя Евмею и Филойтию; они приготовляются к умерщвлению женихов. После неудачного Евримахова опыта натянуть лук Антиной предлагает отложить стрельбу до другого дня. Одиссей просит, чтоб ему позволили сделать опыт; женихи тому противятся; но, по приказанию Телемаха, лук подан Одиссею; он его натягивает, стреляет и попадает в цель.

Дочь светлоокая Зевса Афина вселила желаньеВ грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына,Лук женихам Одиссеев и грозные стрелы принесши,Вызвать к стрелянию в цель их и тем приготовить им гибель.Вверх по ступеням высоким поспешно взошла Пенелопа;Мягкоодутлой рукою искусственно выгнутый медныйКлюч с рукоятью из кости слоновой доставши, царицаВ дальнюю ту кладовую пошла (и рабыни за нею),Где Одиссеевы все драгоценности были хранимы:Золото, медь и железная утварь чудесной работы.Там находился и тугосгибаемый лук и набитыйМножеством стрел бедоносных колчан. Подарен ОдиссеюЭтот был лук со стрелами давно в Лакедемоне гостемИфитом, богоподобного Еврита сыном. Они жеВстретились прежде друг с другом в Мессене, где нужно обоимДом посетить Ортилоха разумного было. В МессенеТяжбу с гражданами вел Одиссей. Из Итаки мессенцыМелкого много скота увели; с пастухами оттудаТриста быков круторогих разбойничье судно украло.Их Одиссей там отыскивал; юноша, свежести полный,Был он в то время; его же послали отец и геронты.Ифит отыскивал также пропажу: коней и двенадцатьДобрых жеребых кобыл и могучих работников мулов.Ифиту иск удался; но погибелью стала удача:К сыну Зевесову, славному крепостью силы великойМужу, Гераклу, свершителю подвигов чудных, пришел он, —В доме своем умертвил им самим приглашенного гостяЗверский Геракл, посрамивши Зевесов закон и накрытыйИм гостелюбно для странника стол, за которым убийствоОн совершил, чтоб коней громозвучнокопытных присвоить.Ифит, в Мессену за ними пришед, Одиссея там встретил.Евритов лук он ему подарил; умирая, великийЕврит тот лук злополучному сыну в наследство оставил.Ифита острым мечом и копьем одарив длиннотенным,Гостем остался ему Одиссей; но за стол пригласить свойДруга не мог: прекратил сын Зевесов, Геракл беспощадный,Жизнь благородному Ифиту, Еврита славного сыну,Давшему лук Одиссею и стрелы. И не брал с собоюИх никогда Одиссей на войну в корабле чернобоком:Память о госте возлюбленном верно храня, их берег онВ доме своем; но в отечестве всюду имел при себе их.Близко к дверям запертым кладовой подошед, ПенелопаСтала на гладкий дубовый порог (по снуру обтесавшиБрус, тот порог там искусно уладил строитель, дверныеПритолки в нем утвердил и на притолки створы навесил);С скважины снявши замочной ее покрывавшую кожу,Ключ свой вложила царица в замок; отодвинув задвижку,Дверь отперла; завизжали на петлях заржавевших створыДвери блестящей; как дико мычит выгоняемый на лугБык круторогий — так дико тяжелые створы визжали.Взлезши на гладкую полку (на ней же ларцы с благовоннойБыли одеждой), царица, поднявшись на цыпочки, рукуСнять Одиссеев с гвоздя ненатянутый лук протянула;Бережно был он обвернут блестящим чехлом; и, доставшиЛук, на колена свои положила его Пенелопа;Сев с ним и вынув его из чехла, зарыдала, и долго,Долго рыдала она; напоследок, насытившись плачем,Медленным шагом пошла к женихам многобуйным в собранье,Лук Одиссеев, сгибаемый туго, неся и великийТул, медноострыми быстросмертельными полный стрелами.Следом за ней принесен был рабынями ящик с запасомМеди, железа и с разного утварью бранной. Царица,В ту палату вступив, где ее женихи пировали,Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;Справа и слева почтительно стали служанки. И, словоК буйным своим женихам обратив, Пенелопа сказала:«Слушайте все вы, мои женихи благородные: дом нашВы разоряете, в нем на пиры истребляя богатствоМужа, давно разлученного с милой отчизною; праваНет вам на то никакого; меня лишь хотите принудитьВыбрать меж вами, на брак согласясь ненавистный, супруга.Можете сами теперь разрешить вы мой выбор. ГотоваБыть я ценою победы. Смотрите, вот лук Одиссеев;Тот, кто согнет, навязав тетиву, Одиссеев могучийЛук, чья стрела пролетит через все (их не тронув) двенадцатьКолец, я с тем удалюся из этого милого дома,Дома семейного, светлого, многобогатого, где яСчастье нашла, о котором и сонная буду крушиться».С сими словами велела она свинопасу ЕвмеюЛук Одиссеев и стрелы подать женихам благородным.Взрыд он заплакал, принявши его; к женихам он пошел с ним;Лук Одиссеев узнав, зарыдал и коровник Филойтий.К ним обратяся обоим, сказал Антиной, негодуя:«Вы, деревенщина грубая, только одним ежедневнымЗанят ваш ум! Отчего вы расплакались? Горе ль усилитьВ сердце хотите своей госпожи? И без вас уж довольноСкорбью томится она бесполезною в долгой разлукеС мужем; сидите же тихо и ешьте; а если хотитеПлакать, уйдите отсюда, оставя и лук ваш и стрелыНам, женихам, на решительный бой. Сомневаюсь, однако,Я, чтоб легко натянул кто такой несказанно упорныйЛук. Многосильного мужа такого, каков Одиссей был,Нет между нами. Его я в то время видал — и понынеПомню о нем, хоть тогда и ребенком еще был неумным».Так говоря про других, про себя уповал он, что сладитС луком, натянет легко тетиву и все кольца прострелит.Бедный слепец, он не думал, что первою жертвою будетСтрел Одиссея, который им в собственном доме так дерзкоБыл оскорблен, на которого там и других возбуждал он.Тут к женихам обратясь, им сказал Телемах богоравный:«Горе! Конечно, мой разум привел в беспорядок Кронион!Милая мать, столь великим умом одаренная, слышу,Здесь говорит, что с супругом другим соглашается светлыйДом мой покинуть; и я, тем довольный, смеюсь, как безумец.Час наступил; женихи, приготовьтесь к последнему делу.В целой ахейской земле вы такой не найдете невесты —Где б ни искали, в священном ли Пилосе, или в Аргосе,Или в Микенах, иль в нашей Итаке, иль там, на пространствеЧерной земли матерой, — но хвала не нужна; вы довольноЗнаете сами; пора начинать нам свой опыт; беритеЛук Одиссеев и силу свою окажите на деле.Я ж и себя самого испытанью хочу здесь подвергнуть.Если удастся мне лук натянуть и стрелою все кольцаМетко пробить, удаление матери милой из домаС мужем другим и мое одиночество будут сноснееМне, уж владеть небессильному луком отца Одиссея».Кончив, он с плеч молодых пурпуровую мантию сбросил;Встал и, с мечом медноострым блестящую перевязь снявши,Жерди в глубоких для каждой особенно вырытых ямках,Их по снуру уравняв, утвердил; основанья ж, чтоб прямоВсе, не шатаясь, стояли, землей отоптал. Все дивились,Как он искусно порядок, ему незнакомый, устроил.Стал Телемах у порога дверей и, схватив ОдиссеевЛук, попытался на нем натянуть тетиву; и погнул онТрижды его, но, упорствуя, трижды он вновь разогнулся.Им овладеть, нацепив тетиву, уповая, в четвертыйРаз он готов был с удвоенной силой приняться за дело;Но Одиссей по условью кивнул головой; отложившиТруд, обратился к отцу и сказал Телемах богоравный:«Горе мне! Видно, я слабым рожден и останусь бессильнымВечно; я молод еще и своею рукой не пыталсяДерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду.Ваша теперь череда, женихи, вы сильнее; пусть каждыйЛук Одиссеев возьмет и свершить попытается подвиг».Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядомС ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.Тут, обратись к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им:«С правой руки подходите один за другим вы, начавшиС места, откуда вино подносить на пиру начинают».Так Антиной предложил, и одобрили все предложенье.Первый, поднявшийся с места, пошел Леодей, сын Ейнопов,Жертвогадатель их был он и подле кратеры на самомКрае стола за обедом садился. Их буйство противноБыло ему; и нередко он их порицал, негодуя.Первый он должен был взяться за лук роковой, наблюдаяОчередь. Став у порога дверей, он схватил ОдиссеевЛук; но его и погнуть он не мог; от напрасных усилийСлабые руки его онемели. Он с горем воскликнул:«Нет! Не по силам мне лук Одиссеев; другой попытайсяКрепость его одолеть; но у многих мужей знаменитыхДушу и жизнь он возьмет. И, конечно, желаннее встретитьСмерть, чем живому скорбеть о утрате того, что так сильноНас привлекало вседневно сюда чародейством надежды.Все мы теперь уповаем, во всех нас пылает желаньеБрак заключить с Пенелопой, женой Одиссея; но каждый,Лук испытав Одиссеев и силу над ним утомивши,С горем в душе принужден за другую ахейскую девуСвататься будет, подарки свои расточая; она жеВыберет доброю волей того, кто щедрей и приятней».Так говоря, ненатянутый лук опустил он на землю,К гладкой дверной половинке его прислонивши; но рядомС ним и стрелу перяную он к ручке замочной приставил.Сел он на стул свой потом, к женихам возвратяся беспечно.Гневно к нему обратившись, сказал Антиной, сын Евпейтов:«Странное слово из уст у тебя, Леодей, излетело,Слово печальное, страшное; слышать его мне противно.Душу и жизнь, говоришь ты, у многих людей знаменитыхЛук Одиссеев возьмет, потому что его не способенТы натянуть. Но бессильным от матери был благороднойТы, без сомненья, рожден, не могучим властителем лука;Многие будут в числе женихов, без сомненья, способнейСладить с ним». Кончил. Потом, козовода Меланфия кликнув,«Слушай, Меланфий, — сказал, — здесь огонь ты разложишь; к огню жеБлизко поставишь покрытую мягкой овчиной скамейку;Жирного сала потом принесешь нам укруг, чтоб могли мыИм, на огне здесь его разогревши, помазывать крепкийЛук Одиссеев: тогда он удобней натянут быть может».Так он сказал. И Меланфий, огонь разложив превеликий,Близко поставил скамейку, покрытую мягкой овчиной;Сала принес напоследок укруг; и, растаявши сало,Начали мазать им лук женихи; но из них никоторыйЛука не мог и немного погнуть — несказанно был туг он;Взяться за опыт тогда в свой черед Антиной с ЕвримахомБыли должны, меж другими отличные мужеской силой.В это мгновение, разом поднявшися, из дома вместеВышли Евмей-свинопас и коровник Филойтий; за нимиСледуя, залу покинул и царь Одиссей; он, широкийДвор перейдя, за ворота двустворные вышел. ПозвавшиТам их обоих, он ласково-сладкую речь обратил к ним:«Верные слуги, Евмей и Филойтий, могу ль вам открыться?Или мне лучше смолчать? Но меня говорить побуждаетСердце. Ответствуйте: что бы вы сделали, если б внезапно,Демоном вдруг приведенный каким, Одиссей, господин ваш,Здесь вам явился? К нему ль, к женихам ли тогда б вы пристали?Прямо скажите мне все, что велит вам рассудок и сердце».Кончил. Ему отвечал простодушный коровник Филойтий:«Царь наш Зевес, о, когда бы на наши молитвы ты отдалНам Одиссея! Да благостный демон его к нам проводит!Сам ты увидишь тогда, что и я не остануся празден».Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.В верности сердца и в доброй их воле вполне убедяся,Так им обоим сказал наконец Одиссей богоравный:«Знайте же, я Одиссей, претерпевший столь много напастей,В землю отцов приведенный по воле богов через двадцатьЛет. Но я вижу, что здесь из рабов моего возвращеньяТолько вы двое желаете; я не слыхал, чтоб другой ктоЗдесь помолился богам о свидании скором со мною.Слушайте ж, вам расскажу обо всем, что случиться должно здесь:Если мне Дий истребить женихов многобуйных поможет,Вам я обоим найду по невесте, приданое каждойДам и построю вам домы вблизи моего, и, как братья,Будете жить вы со мною и с сыном моим Телемахом.Вам же и признак могу показать, по которому ясноВы убедитесь, что я Одиссей: вот рубец, вам знакомый;Вепрем, вы помните, был я поранен, когда с сыновьямиАвтоликона охотой себя забавлял на Парнасе».Так говоря, он колено открыл, распахнувши тряпицыРубища. Те ж, рассмотревши прилежно рубец, им знакомый,Начали плакать; и, крепко обняв своего господина,Голову, плечи, и руки, и ноги его целовали.Головы их со слезами и он целовал, и за плачемИх бы могло там застать захождение солнца, когда быИм не сказал Одиссей, успокоившись первый: «ОтритеСлезы, чтоб, из дому вышедши, кто не застал вас, так горькоПлачущих: тем преждевременно тайна откроется наша.Должно, чтоб снова — один за другим, а не вместе — вошли мыВ залу, я первый, вы после. И ждите, чтоб мной был вам поданЗнак. Женихи многобуйные, думаю я, не позволятВ руки мне взять там мой лук и колчан мой, набитый стрелами;Ты же, Евмей, не дождавшись приказа, и лук и колчан мнеСам принеси. И потом ты велишь, чтоб рабыни немедляЗаперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, еслиШум иль стенанье в столовой послышится им, не посмелаТронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сиделиВсе, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь.Ты же, Филойтий, возьми ворота на свое попеченье.Крепко запри их на ключ и ремнем затяни их задвижку».Так говорил Одиссей им. Он, в двери столовой вступивши,Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке.После явились один за другим свинопас и Филойтий.Лук Одиссеев держал Евримах и его над пылавшимЖарко огнем поворачивал, грея. Не мог он, однако,Крепость его победить. Застонало могучее сердце;Голос возвысив, кипящий досадой, он громко воскликнул:«Горе мне! Я за себя и за вас, сокрушенный, стыжуся:Нет мне печали о том, что от брака я должен отречься, —Много найдется прекрасных ахейских невест и в Итаке,Морем объятой, и в разных других областях кефаленских.Но столь ничтожными крепостью быть с Одиссеем в сравненье —Так, что из нас ни один и немного погнуть был не в силахЛука его, — то стыдом нас покроет и в позднем потомстве».Но Антиной, сын Евпейтов, воскликнул, ему возражая:«Нет, Евримах благородный, того не случится, и в этомСам ты уверен. Народ Аполлонов великий сего дняПразднует праздник: в такой день натягивать лук неприлично;Спрячем же лук; а жердей выносить нам не нужно отсюда.Пусть остаются; украсть их, конечно, никто из живущихВ доме царя Одиссея рабов и рабынь не помыслит.Нам же опять благовонным вином пусть наполнит глашатайКубки, а лук Одиссеев запрем, совершив возлиянье.Завтра поутру пускай козовод, наш разумный Меланфий,Коз приведет нам отборных, чтоб здесь принести Аполлону,Лука сгибателю, бедра их в жертву. Согнуть он поможетЛук Одиссеев; и силы над ним не истратим напрасно».Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье.Тут для умытия рук им глашатаи подали воду;Отроки, светлым кратеры до края наполнив напитком,В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши;Вкусным питьем насладились они, сотворив возлиянье.Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный:«Слух ваш ко мне, женихи Пенелопы, склоните, дабы яВысказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.Вот вам — тебе, Евримах, и тебе, Антиной богоравный,Столь рассудительно дело решившие, — добрый совет мой:Лук отложите, на волю бессмертных предав остальное;Завтра решит Аполлон, кто из вас победителем будет;Мне же отведать позвольте чудесного лука; узнать мнеДайте, осталось ли в мышцах моих изнуренных хоть малоСилы, меня оживлявшей в давнишнее младости время,Или я вовсе нуждой и бродячим житьем уничтожен».Кончил. Но просьбы его не одобрил никто. ИспугалсяКаждый при мысли, что с гладкоблистающим луком он сладит.Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов:«Что ты, негодный бродяга? Не вовсе ль рассудка лишился?Мало тебе, что спокойно, допущенный в общество наше,Здесь ты пируешь, обедая с нами, и все разговорыСлушаешь наши, чего никогда здесь еще никакомуНищему не было нами позволено? Все недоволен!Видно, твой ум отуманен медвяным вином; от вина жеВсякий, его неумеренно пьющий, безумеет. Был имНекогда Евритион, многославный кентавр, обезумлен.В дом Пирифоя, великою славного силой, вступивши,Праздновал там он с лапифами; разума пьянством лишенный,Буйствовать зверски он вдруг принялся в Пирифоевом доме.Все раздражались лапифы; покинув трапезу, из залыСилой его утащили на двор и нещадною медьюУши и нос обрубили они у него; и рассудкаВовсе лишенный, кентавр убежал, поношеньем покрытый.Злая зажглась от того у кентавров с лапифами распря;Он же от пьянства там первый плачевную встретил погибель.Так и с тобою случится, бродяга бессмысленный, еслиЭтот осмелиться лук натянуть; не молвою прославленБудешь ты в области нашей; на твердую землю ты будешьК злому Эхету-царю, всех людей истребителю, сослан;Там уж ничем не спасешься от гибели жалкой. Сиди жеСмирно и пей; и на старости силой не спорь с молодыми».Он замолчал. Возражая, сказала ему Пенелопа:«Нет, Антиной, непохвально б весьма и неправедно было,Если б гостей Телемаховых кто здесь лишал их участка.Или ты мыслишь, что этот старик, натянувши великийЛук Одиссеев, на силу свою полагаясь, помыслитМной завладеть и свою безрассудно мне руку предложит?Это, конечно, ему не входило и сонному в мысли;Будьте ж спокойны и доле таким опасеньем не мучьтеСердца — ни вздумать того, ни на деле исполнить неможно».Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:«О многоумная старца Икария дочь Пенелопа,Мы не боимся, чтоб дерзость такую замыслил он, — этоВовсе несбыточно; мы лишь боимся стыда, мы боимсяТолков, чтоб кто не сказал меж ахейцами, низкий породой:„Жалкие люди они! За жену беспорочного мужаВздумали свататься; лука ж его натянуть не умеют.Вот посетил их наш брат побродяга, покрытый отрепьем;Легкой рукой тетиву натянул и все кольца стрелоюМетко пробил он“. Так скажут. И будет нам стыд нестерпимый».Кончил. Разумная старца Икария дочь возразила:«Нет, Евримах, на себя порицанье и стыд навлекаютЛюди, которые дом и богатства отсутственных грабят,Правду забывши; а тут вам стыда никакого не будет;Этот же странник, и ростом высокий и мышцами сильный,Родом не низок: рожден, говорит он, отцом знаменитым.Дайте же страннику лук Одиссеев — увидим, что будет.Слушайте также (и то, что скажу я, исполнится верно),Если натянет он лук и его Аполлон тем прославит,Мантию дам я ему, и красивый хитон, и подошвыНоги обуть; дам копье на собак и на встречу с бродягой;Также и меч он получит, с обеих сторон заощренный,После и в сердцем желанную землю его я отправлю».Ей возражая, сказал рассудительный сын Одиссеев:«Милая мать, Одиссеевым луком не может никто здесьВластвовать: дать ли, не дать ли его, я один лишь на этоПраво имею — никто из живущих в гористой ИтакеИль на каком острову, с многоконной Элидою смежном.Если придет мне на ум, здесь никто запретить мне не можетСтраннику стрелы и лук подарить и унесть их позволить.Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства,Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работеБыли; судить же о луке не женское дело, а делоМужа, и ныне мое: у себя я один повелитель».Так он сказал; изумяся, обратно пошла Пенелопа;К сердцу слова многоумные сына приняв и в покоеВерхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанокПлакала горько она о своем Одиссее, покудаСладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.Тою порою, взяв стрелы и лук, свинопас к ОдиссеюС ними пошел. На него всей толпой женихи закричали.Так говорили одни из ругателей дерзко-надменных:«Стой, свинопас бестолковый! Куда ты бредешь, как безумный,С луком? Ты будешь своим же собакам, которых вскормил здесьСам, чтоб свиней сторожить, на съедение выброшен, еслиНам Аполлон и блаженные боги даруют победу».Так говорили они. Свинопас, оглушенный их криком,Лук, оробев, уж готов был поставить на прежнее место;Но Телемах, на него погрозяся, разгневанный крикнул:«С луком сюда! Ты, Евмей, ошалел; уж не хочешь ли волеВсех угождать? Не трудись, иль тебя, хоть и стар ты, я в полеКамнями сам провожу: молодой старика одолеет.Если бы силой такой я один одарен был, какуюВсе совокупно имеют они, женихи Пенелопы,В страхе тогда по своим бы домам разбежалися разомВсе они, в доме моем беззаконий творящие много».Так он сказал им. Они неописанный подняли хохот.В сердце, однако, у них на него присмирела досада.Волю его исполняя, Евмей, через залу прошедши,Лук и колчан со стрелами вручил Одиссею; потом он,Кликнув усердную няню его Евриклею, сказал ей:«Слушай, тебе повелел Телемах, чтоб рабыни немедляЗаперли в женские горницы двери на ключ и чтоб, еслиШум иль стенанье в столовой послышится им, не посмелаТронуться с места из них ни одна, чтоб спокойно сиделиВсе, ни о чем не заботясь и делом своим занимаясь».Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетелоСлово. Все двери тех горниц, где жили служанки, замкнулаТотчас она; а Филойтий, покинув украдкою залу,Вышел на двор, обнесенный оградой, и запер ворота;Был там в сенях корабельный пеньковый канат; им связал онКрепко затвор у ворот и, в столовую снова вступивши,Сел там опять на оставленной им за минуту скамейке,Очи вперив в Одиссея, который, в руках обращаяЛук свой туда и сюда, осторожно рассматривал, целы льРоги и не было ль что без него в них попорчено червем.Глядя друг на друга, так женихи меж собой рассуждали:«Видно, знаток он и с луком привык обходиться; быть может,Луки работает сам и, имея уж лук, начатой имДома, намерен его по образчику этого сладить;Видите ль, как он, бродяга негодный, его разбирает?»«Но, — отвечали другие насмешливо первым, — удастсяОпыт, уж верно, ему! И всегда пусть такую ж удачуВстретит во всем он, как здесь, с Одиссеевым сладивши луком».Так женихи говорили, а он, преисполненный страшныхМыслей, великий осматривал лук. Как певец, приобыкшийЦитрою звонкой владеть, начинать песнопенье готовясь,Строит ее и упругие струны на ней, из овечьихСвитые тонко-тягучих кишек, без труда напрягает —Так без труда во мгновение лук непокорный напряг он.Крепкую правой рукой тетиву потянувши, он еюЩелкнул: она провизжала, как ласточка звонкая в небе.Дрогнуло сердце в груди женихов, и в лице изменилисьВсе — тут ужасно Зевес загремел с вышины, подаваяЗнак; и живое веселие в грудь Одиссея проникло:В громе Зевесовом он предвещанье благое услышал.Быструю взял он стрелу, на столе от него недалекоВольно лежавшую; прочие ж заперты в тесном колчанеБыли — но скоро их шум женихам надлежало услышать.К луку притиснув стрелу, тетиву он концом оперенным,Сидя на месте своем, натянул и, прицеляся, в кольцаВыстрелил, — быстро от первого все до последнего кольца,Их не задев, пронизала стрела, заощренная медью.Тут, обратясь к Телемаху, воскликнул стрелец богоравный:«Видишь, что гость твой тебе, Телемах, не нанес посрамленья.В цель я попал; да и лук натянуть Одиссеев не многоБыло труда мне. Еще не совсем я, скитаясь, утратилСилы, хотя женихи и ругаются мной беспощадно.Должно, однако, покуда светло, угощенье иноеИм приготовить; и пение с звонкою цитрой, душоюПира, на новый, теперь им приличнейший, лад перестроить».Так он сказал и бровями повел. Телемах богоравныйПонял условленный знак; он немедля свой меч опоясал,В руки схватил боевое копье и за стулом отцовымСтал, ко всему изготовясь, оружием медным блестящий.

Песнь двадцать вторая