Е Эткинд - Проза о стихах
Чиновник и в самом деле объяснил - дадим ему слово.
Говорит Коноплев:
От чиновника 14-го класса
Василия Гаврилова сына Коноплева
Объяснение
...Находясь по секретной части при генерал-майоре Скобелеве
в прошлом 1826 году (шпион ничуть не смущен родом своей службы!),
узнано мною от самого кандидата Леопольдова, что он имеет стихи
"На 14 декабря", поименованные в сем указе литерою А. Просил его
оные мне списать, кои получивши от него при отъезде его в отпуск
в Саратовскую губернию и увидев, что оные вредны и писаны против
правительства, я в то же время по обязанности моей доставил оные
к г. генерал-майору Скобелеву, который, по болезни своей не могши
ехать сам, препроводил меня с оными при краткой записке своей к
Его Превосходительству генерал-адъютанту Бенкендорфу, коему лично
я имел честь объяснить все мною выше объясненное, после сего 21
августа получил я приказание от г. генерала-майора Скобелева в
тот же час отправиться для отыскания г. Леопольдова и отобрания у
него инкогнито, от кого он стихи сии получил или сам сочинил, на
каковой предмет получил я от него подорожную (при всей
преданности - не ехать же по полицейским заданиям на собственный
счет!) и следуемые на прогоны деньги; отыскавши Леопольдова и
отобравши от него сведения, возвратился в Москву и доставил оное
г. генерал-майору Скобелеву, который в то же время свез оное к г.
генерал-адъютанту Бенкендорфу, на другой же день все
прикосновенные к сим стихам лица были взяты, а мне объявлена
благодарность от начальства.
Подлинное подписал
чиновник 14 класса
Василий Коноплев.
Объяснение пришлось по вкусу Бенкендорфу, начертавшему:
...содержание поданного Коноплевым объяснения совершенно
справедливо [...] я обязан в сем случае свидетельствовать о
похвальном его усердии в точном исполнении возложенного на него
поручения.
Еще бы не усердие, если "на другой же день все прикосновенные к сим стихам лица были взяты"!
2
"Эти стихи так мерзки, что вы, верно,
выдали бы собственного сына сами, ежели
бы знали, что он сочинитель."
Бенкендорф - Бокеру
Учитель Андрей Филиппович Леопольдов, только что окончивший университет, был весьма увертлив. Он сильно перепугался и на допросе пытался объяснить: дескать, только потому не представил начальству вовремя столь крамольные стихи, что хотел поточнее выяснить, кто их распускает, а уж потом написать донос по всей форме. Заголовок "На 14 декабря" Леопольдов сделал сам:
Надписи на оных: "На 14 декабря" - не было; я поставил сам
оную в соответствии содержания оных.
Следовательскую комиссию больше всего интересовал другой вопрос: от кого получил Леопольдов эти стихи? Леопольдов ответил: от прапорщика Молчанова. Несколько лет спустя, в 1829 году, он, смягчая свою вину, лукаво рассказал всю историю в письме Становичу.
Говорит Леопольдов:
Случайно попались мне в Москве во время коронации дерзкие
насчет правительства стихи. Я показал их одному знакомому,
сожалея о несчастном образе мыслей сочинителя. Но сей знакомец
мой был шпион, который для выслуги своей открыл об них
нач[альнику] Г[осударственной] П[олиции]. Дело загорелось:
разыскали всех, у кого оные стихи были, от кого и как перешли.
Что ни фраза, то ложь. Не случайно попались Леопольдову дерзкие стихи он сам попросил их у Молчанова. Не показал он их одному знакомцу, а переписал для него. Да и не. сожалел он ничуть о несчастном образе мыслей сочинителя. Так или иначе, прапорщика Молчанова Леопольдов выдал. Молчанова схватили, допрашивали, исключили 9 сентября из гвардии; наконец, и он назвал, от кого получил - от штабс-капитана лейб-гвардии конно-егерского полка Алексеева.
Говорит Молчанов:
Я, нижеподписавшийся, получил стихи сочинения Пушкина на
Четырнадцатое декабря - от Александра Алексеева, лейб-гвардии
конно-егерского полка штабс-капитана, во время моего возвращения
в С.-Петербург с ремонтом в феврале 1826 года.
Прапорщик Молчанов.
8 сентября 1826 года. Москва.
Такое заявление следователей не удовлетворило. Они хотели подробностей: какого числа это произошло? Что говорил Алексеев, давая Молчанову стихи? Чьей рукой они были написаны? Почему не донес по начальству?
Говорит Молчанов:
Которого числа именно я получил оные стихи, точно упомнить
не могу; а получил я их в феврале месяце, проходя из Москвы в
Петербург с ремонтом. Говоря про Пушкина стихи, он, Алексеев, и
сказал, что у него есть последнее его сочинение, и показал оные
мне; я у него попросил их списать - без всякого намерения, но
только из одного желания иметь Пушкина сочинения стихи. Чьей
рукой оные стихи были написаны, я этого не знаю, а для чего я не
предъявил оных начальству - потому что не пожелал, чтобы оные
стихи могли иметь какое дурное влияние на других.
Каждый по-своему изощрялся в оправданиях. Леопольдов не донес, потому что собирал факты, да к тому же и не знал, что именно знает начальство. Молчанов не донес, потому что не хотел такими стихами развращать бедных жандармов. Как же вел себя Алексеев?
Штабс-капитана Алексеева, Александра Ильича, арестовали в Новгороде и 16 сентября отправили в Москву. От кого он получил стихи? Алексеев твердил: "Не помню". Как так не помнит? Пусть скажет! Алексеев молчал. Его вызвал на допрос сам барон Дибич, начальник Главного штаба. Алексеев отвечал, что стихи получил осенью 1825 года, но от кого - не помнит. Был приглашен отец Алексеева, заслуженный боевой генерал. "Сознайся, Саша,- умолял старик,- не губи себя и меня". Сын стоял на своем. Отец пригрозил ему проклятьем, но и это не помогло.
Говорит современник:
Бедные отец и мать в прежалком положении, я не понимаю
упрямства сына старшего. Может ли быть, чтобы он не помнил, от
кого получил стихи эти мерзкие? Отец, к коему он был приведен,
угрожал ему проклятием; как ни был он тронут, как ни плакал, а
все утверждал, что не помнит. Кажется, это было не 10 лет назад!
Все утверждают, что стихи Пушкина, однако же надобно это доказать
и его изобличить.
(А.Я.Булгаков - брату, 1 октября 1826)
Нашла коса на камень: нить оборвалась. Дибич был в бешенстве. Он доложил царю о запирательстве штабс-капитана Алексеева, и царь повелел: судить преступника вольным трибуналом и окончить дело за три дня. Суду Алексеев заявил:
По нахождении моем в Москве точно получил оные стихи, но от
кого - не помню, и без всякой определенной цели и намерения,- в
октябре или ноябре месяце.
Последнее утверждение было особенно важно: ведь если в октябре или ноябре, значит - до декабря, значит - никакого касательства к событиям на Сенатской площади стихи не имеют. Поэтому и мог Алексеев объяснить, что переписывать такие стихи считал вполне возможным - ничего зазорного он в них не видел:
Хранение стихов сих не считал тайною, а из содержания оных
не предполагал и не предвидел ничего зловредного, ибо оные, как
выше сказано, получены были мной в октябре или ноябре месяце.
В октябре или ноябре... Только на этом и строил свою защиту Алексеев. Эти стихи не про то, о чем вам мерещится. А если не про то, то в чем же состав преступления?
А вот в чем. Теперь
Говорит Военно-судная комиссия:
Комиссия нашла штабс-капитана Алексеева виновным:
в содержании у себя противу долга присяги и существующих
узаконений в тайне от своего начальства и передаче другим таких
возмутительных стихов, кои по содержанию своему, в особенности
после происшествия 14 декабря, совершенно по смыслу злодеев,
покушавшихся на разрушение всеобщего спокойствия;
в необъявлении в свое время сочинения сего начальству, как
того требует долг честного и верного офицера и русского
дворянина;
в упорном пред начальством и судьями сокрытии того, от кого
он получил те стихи;
и за таковые учиненные им преступления,- на основании
указов, состоявшихся в 31 день декабря 1682 и в 21 мая 1683,
приговорила оного
к смертной казни.
Гнев Дибича, Бенкендорфа, императора против ни в чем не повинного Алексеева объясняется только одним: он никого не назвал. А ведь они так надеялись, что нить приведет следствие к Пушкину! Запирательство Алексеева эту нить оборвало. И он был приговорен к расстрелу за такое же преступление, в каком были изобличены и Леопольдов, и Молчанов, отделавшиеся испугом.
Алексеев приходился племянником влиятельному чиновнику Филиппу Филипповичу Вигелю, который когда-то состоял членом "Арзамаса", позднее стал бессарабским вице-губернатором, еще позднее директором департамента духовных дел иностранных исповеданий. Вигель был давним приятельством связан с Пушкиным,- это ему Пушкин в 1828 году, в ответ на приглашение вице-губернатора приехать в Кишинев, написал: