Любовь пахнет понедельником - Соня Субботина
Ева строила грандиозные планы и воздушные замки, хотела наверстать за эти месяцы всё упущенное из-за учёбы, но тот всё уже давно решил, и не в её пользу. «Официальными» причинами, чтобы прекратить многолетние отношения, начавшиеся с сидения за одной партой, оказались «сложный» характер Евы и другая девушка. На самом же деле, было бы глупо ожидать, что студентка медицинского, хоть и первокурсница, сможет уделять чему-то так же много времени, как и учёбе. Проживание в разных городах и неумение парня ждать лишь подлило масла в огонь. Так или иначе, показывала свои эмоции Ева ровно до начала практики в больнице, а дальше… к счастью, что было дальше, она смутно помнила.
Пока что дни не начали сливаться в голове Евы в одно сплошное цветное месиво из образов, схем, цифр и терминов. Она сейчас даже смогла бы вспомнить, что и в какой день произошло и что она ела на завтрак (ничего). Выдачу учебников, как и в том году, поставили на середину сентября. Без них приходилось очень трудно, особенно в моментах подготовки к биохимии. Ева уже чувствовала, как этот предмет становится у неё «любимым». Ей всегда нравилась химия, поэтому ситуация, произошедшая в прошлую пятницу, вызывала диссонанс.
– Так, я тебя больше не оставлю наедине с ним, – заявила Лиза, выслушав рассказ лучшей подруги о произошедшем. – Как знала, не стоило мне тогда уходить.
– Не вини себя, я же знала, что ты торопилась. Я понятия не имею, что делать, игнорированием всего произошедшего эту проблему, кажется, не решить.
Как Лиза могла себя не винить, когда уже какой раз из-за её бездействия страдает человек? А ещё на врача учится, спасительница людских жизней, которая не может уберечь даже собственную лучшую подругу. Она уже какой раз ловила себя на мысли, что никак не может увидеть себя в медицине. Её будущее было как молодая луна, надёжно укрытая тучами. И даже любимая Лизина колода таро не могла рассеять этот морок.
Девушки сидели в небольшом уютном кафе, которое открылось в прошлом году недалеко от медгородка. Они выбрали столик около окна. На подоконнике и на других поверхностях, куда только можно поставить керамические горшочки с цветами, были растения. Какие-то из них шелестели листьями над головами посетителей, устроившись в подвесных кашпо. Здесь подавали самый лучший облепиховый чай и самые вкусные сэндвичи и круассаны во всём городе. Ещё именно здесь работал «самый очаровательный в мире бариста», как называла его Лиза. Кофе никогда не интересовал Еву, возможно, поэтому ей не было важно, кто будет его варить, однако Лиза не теряла надежду начать общаться с бариста и постоянно заявляла, что ещё немного, и всё будет. К тому же сюда было удобно забегать после пар.
На этот раз всё прошло куда лучше. Если отсиживаться, избегая зрительного контакта с преподавателем (в эти минуты Ева жалела, что не смогла избежать в клубе полового акта), а потом убегать как можно быстрее, можно считать такой вариант хорошим. Илья Александрович понял, что тот разговор поставил её в ещё более неловкое и уязвимое положение, что ему даже нравилось, но тактику сменить всё же пришлось. Он решил, что на парах станет очень чуток по отношению к ней, будет делать вид, что действительно заинтересован в её обучении. Он хотел всеми силами расположить её к себе и втереться к ней в доверие. Илья Александрович испытывал удовольствие оттого, что мог находиться в паре сантиметров от Евы и смущать этим её, но он безумно хотел чего-то большего и, к сожалению, не умел ждать. Он привык, что всё всегда доставалось ему, словно по щелчку пальцев. Практически всё, но он всеми силами пытался исправить это упущение. Он даже пытался не отпускать всякие двусмысленности в адрес Евы, но это было частью стиля его общения, который он ни для кого не стал бы менять. Даже ради Маргариты, тем более ради неё. Если у него было бы хоть немного эмпатии, то он смог бы понять, что единственное, чего хотела Ева, чтобы её оставили в покое.
– И до конца семестра ещё долго, а он так и вьётся вокруг тебя, – Лиза отпила свой ореховый мокко на альтернативном (на этот раз фундуковом) молоке. Еве уже начинало казаться, что из ниоткуда взявшаяся непереносимость лактозы всего лишь предлог, чтобы каждый раз подольше болтать с тем бариста, выясняя, на каком молоке лучше взять кофе. К тому же напиток украшала шапка взбитых сливок, посыпанная маленькими сахарными сердечками. И вряд ли сливки тоже были безлактозными. – Слушай, а мы не можем поменять препода? Коллективная жалоба, всё такое.
– С ума сошла? Дадут нам вместо него эту Стерлингову. Я уж лучше потерплю его намёки, чем вся группа будет выслушивать, что нам не место в медицине.
– А если не дадут? Я ради тебя готова учиться даже у неё, а то твоя менталочка уже в шаге от того, чтобы свернуться в альфа-спираль, – довольная своей шуткой, Лиза начала улыбаться в ожидании, что Ева засмеется, но этого не произошло.
– Не напоминай, – Ева вспомнила, как парой часов ранее стояла у доски, рисуя эту чёртову структуру с 3,6 аминокислотными остатками в каждом витке, спиной чувствуя взгляд своего преподавателя. Она была готова поклясться, что мысленно он её раздевал. Ева вспомнила, как он подошёл к ней со спины и взял за руку, в которой был зажат кусочек мела, чтобы подправить рисунок, управляя её рукой. Желание близости с Ильёй Александровичем распространялось только на тот вечер в клубе. Сейчас эти сложности с его излишним вниманием ей были ни к чему. Она старалась успокоить себя: по крайней мере, она была всё ещё в одежде, а его взгляд следил за их пальцами, выводившими какие-то биохимические закорючки.
Ева вздрогнула.
– Ой, прости, я не хотела, вырвалось.
– К тому же ты вообще видела, как на него смотрит Катя? – Катя Лощилина была их старостой. – Просьба о смене препода пойдёт прямиком через
