Квартира - Даша Почекуева
Вдруг раздался веселый и громкий голос:
— Мама Роза! А куда это вы пропали?
В дверном проеме появилась встрепанная кудрявая голова; вслед за головой в комнату просочился ее владелец — сияющий и несколько несуразный живчик в красной водолазке и синих штанах. Штаны были мешковатые и придавали человеку сходство с цирковым клоуном.
— О! Вы маму Розу не видели?
— Она на кухню ушла.
— А вы, наверное, ко мне, — предположил незнакомец и шагнул к Фролову. — От Ирины Михалны?
— Да.
— Мы вроде на шесть договаривались.
— Я пришел раньше.
Фролов привстал из-за стола. Репетитор протянул руку для пожатия:
— Юдин Сергей Саныч, — и вдруг, сделав страшные глаза, он выкрикнул: — Сумасшедшая, бешеная кровавая муть! Что ты — смерть?! Или исцеленье калекам?..
Поймав ошарашенный взгляд Фролова, репетитор пояснил:
— Ну, Сергей Саныч. Как Есенин, помните?
Почему-то он полагал, что Фролов непременно должен это помнить.
Рука у него была крепкая и горячая. Сергей Саныч был на полголовы ниже Фролова, чуть шире в кости и приземистее; казалось, он даже крепче стоит на ногах. В нем всего было многовато: чересчур черные густые юношеские кудри; чересчур ясные и светлые глаза; чересчур длинный нос; чересчур широкая улыбка. Пружинистая походка и подвижное лицо. Когда он улыбался — а улыбался он постоянно, — между зубами мелькала обаятельная щербинка.
Фролова будто ударили под дых; он стоял растерянный, не зная — то ли улыбнуться в ответ, то ли, наоборот, сделать лицо посуровее. Помедлил буквально секунду, но заминка стала заметной и оттого неловкой.
— Можно просто Сергей, — поспешно добавил репетитор.
— А я… кхм… Фролов.
— Просто Фролов?
Фролов не успел ответить, поскольку за спиной репетитора возникла Роза Эдмундовна. Опять началась суета, репетитор рассыпался в благодарностях и напоследок беззастенчиво клюнул Розу Эдмундовну в щеку, что с точки зрения Фролова было совершенно неуместно при посторонних.
Затем он отвел Фролова в соседнюю комнату и объявил:
— Садитесь.
Просторная комната с большим эркером была залита светом. На полу лежал потертый паркет. У стены слева стоял диван, напротив — легкое синее кресло, а у окна громоздился стол, заваленный книгами. Книги были повсюду: лежали на подоконнике, на полу у двери, а около дивана здоровенная стопка книг заменяла тумбочку.
Фролов тут же подумал: будь это моя комната, я бы распорядился пространством иначе — раздобыл нормальную тумбочку, у выхода поставил велосипед, у двери повесил бы зеркало, под зеркалом сколотил бы шкаф для обуви. А еще, конечно, натер бы паркет мастикой.
В этих мыслях было что-то спасительное. Фролов думал о комнате, а сам исподтишка разглядывал нового знакомого; чтобы не слишком пялиться на репетитора, остановил взгляд на радиоле у стены. Над радиолой висела полка, забитая разномастными пластинками. Человек, пожелавший вычислить музыкальный вкус Юдина по этим пластинкам, потерпел бы фиаско. Впереди красовалась остромодная пластинка с надписью «Битлз» — полгода назад Ванька умолял подарить ему такую же на день рождения, и Фролов с огромным трудом достал ее через знакомых. За «Битлами» виднелась обложка «Лучшие песни Клавдии Шульженко».
— Ну-с. — Юдин плюхнулся в кресло и откуда-то выудил потрепанный блокнот. — Вы, значит, ищете репетитора по английскому… Сын, дочка? Язык учите просто так или для поступления в институт?
— Сын идет в десятый класс.
— Значит, для поступления, — одобрительно кивнул репетитор и что-то черкнул в блокноте. — Это хорошо, что вы заранее пришли. А то у нас любят в последний момент спохватиться… Как зовут?
— Меня?
— Сына.
Фролов покраснел.
— Ваня.
Тут репетитор улыбнулся, и сразу до ушей.
— А вас как?
— Вова, — машинально сказал Фролов и тут же исправился: — Владимир Павлович.
— Ясно. А чего вы сына с собой не взяли?
— Ну как? Сначала надо договориться.
Юдин глянул в блокнот, снова поднял взгляд и сказал:
— У меня дорого.
Фролова это задело.
— Ясно.
— Хотите в иняз? В этом году как раз проходной балл вырос.
— Нет, — Фролов кашлянул. — Нам надо, чтобы сын поступил в институт в Москве. Пусть это будет дорого, но чтоб наверняка.
Брови репетитора поползли вверх. Он разглядывал Фролова с таким неподдельным интересом, будто судьба свела его с австралийским туземцем. Даже блокнот отложил, чтобы не отвлекаться.
— Вот как, — сказал репетитор.
В тоне не было ни одобрения, ни осуждения, но Фролов бросился оправдываться, за что тут же себя возненавидел:
— Ваня способный парень, можете не сомневаться. Мне рекомендовали вас именно из-за этого. Сказали, что ваши ученики в прошлом году поступили в МГУ.
— Было дело, — согласился репетитор. — Однако гарантий нет, все сильно зависит от ребенка. Ваш сын хочет в какой-то конкретный институт?
— Пока нет, но готовиться надо уже сейчас. Иностранный язык везде будет хорошим подспорьем. Хоть в МГУ, хоть в МГИМО. Где угодно.
Брови Юдина окончательно зажили своей жизнью и поднялись так высоко, что почти слились с кудрями.
— Но позвольте, — сказал он, — вы ведь в курсе, что в МГИМО нет открытого набора?
— Но как же? Официально есть.
Юдин постучал карандашом по блокноту и задумчиво изрек:
— Официально и мясо в магазинах есть… И колбаса, и стерлядь, и сыр рокфор из книги о вкусной и здоровой пище…
«Умника из себя строит, что ли?», — неодобрительно подумал Фролов.
— Хорошо, не в МГИМО. Подойдет любой московский институт.
— Почему именно московский?
— Можно и в ленинградский.
— Да, но почему не здешний?
С точки зрения Фролова, такой вопрос мог задать либо блаженный, либо идиот. Ему хотелось спросить: а вы, Сергей Саныч, давно были на улице? Там-то не ваша просторная комната, не лепнина, не эркеры, не милая мама Роза за стенкой. Там скучный серый город, в котором жизни чахнут, едва начавшись. Мир только и ищет, кого бы сожрать живьем, но Ваню он не получит.
