Судмедэксперт - Мария-Виктория Купер
— Как же это мерзко! — сказал я, гневно стиснув зубы. Руки затряслись от злости. Хотелось удушить Сигову и брата. И жгучая обида за Раису выедала меня.
— Я уже собрала вещи. Завтра улетаю в столицу. Меня давно звали на проект в главный офис. Буду большой шишкой, дизайны зданий и офисов проектировать, а не мелкие торговые павильоны и квартиры. — сказала сквозь слёзы девушка. — Коль, я могу и тебе работу в столице присмотреть. Там несколько бюро на город.
— Присмотри, пожалуйста. Мне осталось отработать меньше полугода. И я свалю отсюда. К тебе. Знаешь, ты мне всегда нравилась. И я не понимаю этого идиота, не понимаю брата! Как можно думать об измене, находясь рядом с такой шикарной девушкой… — выпалил я в сердцах. Я первый раз озвучил Раисе свои мысли.
— Коля, спасибо тебе… — я видел, как вспыхнули алым её зарёванные щёки. — Прости, надо идти. Уже так поздно.
Девушка встала, обняла меня и выбежала из палаты. Я сидел на кровати и улыбался. Затем подошёл к столу и увидел ключи Раисы с пушистым брелоком. Я схватил их и побежал за девушкой. Но в коридоре уже никого не было. Я выбежал на лестницу, рванул вниз, забежал за угол и столкнулся с санитарами, которые катили каталку, полностью накрытую белой простынёю. Простынь очерчивала контуры человеческого тела.
— Дайте пройти, пустите! — крикнул я. Но коридор был узок, а каталка слишком широкая. Я толкнул медбрата, тот схватился за каталку. Одно из колёс отлетело. Каталка покосилась и придавила меня к стене. Холодная окоченевшая рука выпала из-под простыни, и я машинально схватился за тело, чтобы оно не выпало на меня.
Как только я прикоснулся к телу, в тот же момент в моей голове зазвучал яркий голос пожилого мужчины.
— Ты же меня слышишь, парнишка? Слышишь же? — повторял он неустанно.
— Да, слышу. — сказал я, изумлённо смотря на застывших санитаров.
— Помер я наконец-то, отмучился. А вот дома у меня цветник загнётся, если не полить. Это нехорошо. Забери себе живность. Воля моя последняя такая. Сдохнут они без меня. Родня придёт квартиру делить и выбросит. Жалко их. Душа разрывается. — причитал мужчина. Его голос дрожал и звучал очень жалобно.
— Как я их заберу?
— Цветочная три, квартира три. Около двери коврик, там плиточка отходит. Под плиткой ключик. Ночью приди, забери всех. Спаси! Тебе потом зачтётся. — довольно сказал голос и исчез.
Я проморгался, и под ругань санитаров проскользнул под кушеткой и уже на выходе догнал Раису.
— Ты ключи забыла! — крикнул я ей в спину, задыхаясь от нагрузки.
Девушка остановилась и начала хлопать по карманам плаща.
— Ой, и правда. Вот растяпа. Коля, ну зачем ты побежал! Тебе нельзя! — начала журить меня Раиса. Её глаза блестели от слёз.
— Я тебе признаться хочу. Я…
— Николай Петрович! Вы что тут делаете?! — громко крикнул рыжий кудрявый врач, быстро идя к нам с дальнего конца коридора. — Вы куда собрались? Скоро есть и отбой!
— Я в палату, извините. — сказал я и поспешил на второй ужин.
Вечером я сильно переживал, что так и не признался Раисе в своих чувствах, но пришла прекрасная медсестра и одним уколом обезбола отправила меня в крепкий сон.
На следующий день в гости забежала Настя.
— Николай Петрович! Как я рада, что всё обошлось! Без вас так пусто на работе. Прислали бородатого врача из столицы на время вашего больничного… Какой же он наглый и неаккуратный! Ещё и Бахтияр Бахтиярович куда-то уехал.
Она налила в пластиковую вазочку воду, поставила её на стол и аккуратно поместила в неё красивый букет жёлтых георгин. Мне было очень приятно.
— Это от меня и Гали, мы с ней выбирали. А ещё от Гали овсяный кисель, она специально вам сварила. — девушка вытащила из рюкзака прозрачную бутылку с густой серой жижей. — Галя сказала, что эта штука хорошо для слизистой кишки.
— Я тоже рад, что вы обо мне вспомнили. Что там Бахтияр? — спросил я, садясь за стол и рассматривая цветы. Девушка замялась, но ответила.
— Он мне отпуск не дал. Вы тогда зашли, он мне графики показывал и трудовой договор. Оказывается, я могу уйти только после полугода непрерывной работы. Там текст был мелкий, я наклонилась, и вы вошли… — Настя оправдывалась, но говорила правду. Она вообще не умела врать.
— У вас ничего не было? Точно? — спросил я, смотря ей в глаза.
— Ничего. И никогда не будет. Я против таких отношений. Вообще, Бахтияр Бахтиярович вроде как с концами уехал куда-то. Галя сказала, что слышала, что он говорил про переезд с кем-то по телефону.
— Понял, спасибо тебе. — я открутил бутылку с киселём и понюхал. Пахло обычной овсянкой.
— Вы только поправляйтесь быстрее. Мне с этим мужиком вообще работать не нравится. — сказала Настя, взяла мою руку в свою.
Я не противился. Девушка замерла и смотрела мне прямо в глаза. Ее огромные бледно-голубые глаза так чудесно обрамляли ресницы, усердно выкрашенные чёрной тушью.
— Настя, ты такая необычная. Я тебе говорил когда-то про это? — едва слышно сорвалось с моих губ. — Ты прекрасна.
— Я… Мне надо… Я лучше пойду… Николай Петрович. Выздоравливайте. — застенчиво ответила она мне, забрала рюкзак и ушла.
Больше ко мне никто не приходил. Пару раз звонили Галя. Раиса писала каждый день сообщения. Вальке я не звонил, чтобы не расстраивать: он очень близко такие вещи к сердцу принимает… Брат на мои звонки не отвечал, а потом и вовсе стал недоступен. Мне это казалось очень подозрительным.
Через десять дней после операции меня отпустили домой, но врач выписал больничный на две недели. Живот почти не болел.
Дома всё было как обычно. Берёза успела сбросить почти все листья, и в окно заглядывали тоскливые ветки. Целый день лил противный дождь. И я вдруг вспомнил того мужчину на каталке, под белой простынёй. Его просьбу о цветах. Почему-то я не мог проигнорировать эту просьбу. Когда я про неё старался не думать, то она всё ярче и ярче звучала в моей голове.
Было уже темно, время близилось к одиннадцати вечера. Я поел овсянку, оделся потеплее и отправился в третий дом на Цветочную. Быстро нашёл нужный подъезд. Квартира три. Поднял пыльный коврик, простучал плитку и убрал её. Там лежал ключ. Я вставил его в замочную скважину и повернул. Дверь открылась. Меня встретила спёртая и душная квартира, пропахшая старьём и плесенью. В нос долбанул резкий запах канализации.
Включил свет. В квартире был откровенный
