Папа - Антон Смирнов
Тем временем они уходили всё дальше от ворот, всё глубже в кладбище, в это жилище мёртвых, которое чем дальше, тем больше походило на город. Зданиями тут были беседки с клумбами внутри, сказочные домики самых разных размеров, Максим до этого часто видел такие на картинках в книжках со сказками, и даже пирамиды, они были поменьше тех, в которых водились мумии, но всё равно внушали опасения. Макс взялся покрепче за мамину руку.
Та часть, в которой был похоронен папа, отличалась от остального кладбища. Здесь не было деревьев, а могилы напоминали холмики, вырытые огромными кротами, как из мультфильмов, которые почему-то очень любили трапеции. Они были расположены так плотно, что напоминали лабиринт, позволяющий идти куда угодно – у него не было стен, лишь только тропинки, сбиваясь с которых, ты попадал на очередную могилу.
Максим стоял перед папиным холмиком. Носы его кроссовок упирались в шершавую доску, которой был обнесён невысокий холм, скрывавший под собой гроб. Центр немного провалился и напоминал вулкан. «Интересно, земля принимает форму всего, что под ней? – Макс вспомнил, что все гробы, которые он видел, имели такую же форму, что и холм. – Если так, то теперь понятно, почему людей хоронят в этих ящиках. Чтобы не пугать никого, они сейчас точно не такие, какими были раньше».
Он вспомнил Барсика и отца из своего сна. Ему стало немного жутко. Максим сделал шаг назад, чтобы перестать чувствовать могилу обувью. Земля растрескалась, а глубокие трещины сделали её похожей на черепаший панцирь. Казалось, что что-то толкает холм изнутри и только тонкие доски, вцепившись всеми своими заусенцами, мешают ему развалиться и не дают этому чему-то выбраться на поверхность.
– Надо будет поменять памятник, – сказала мама. Её голос звучал еле слышно, она сказала это только для себя, но тишина, стоявшая на кладбище, как и место в целом, не терпели ничего личного.
Цветы ярким всполохом упали на могилу, закрыв трещины, гипнотизировавшие мальчика, и разрезав серый кладбищенский пейзаж. Максим словно вышел из оцепенения. Он посмотрел на крест – витиеватым шрифтом, как на поздравительных открытках, на нём было написано имя папы и ряд цифр. У подножия креста, за батареей маленьких закопчённых лампадок, стояла цветная фотография. На ней папа улыбался, но лицо было обезображено подтёками от воды, тянувшимися сверху донизу, так, что оно имело черты и отца, которого он помнил, и того, что видел во сне.
– Ну что, дети, поехали дальше. Макс, поправь, пожалуйста, цветок. – Максим потянулся к бутону, уткнувшемуся в землю, и приподнял его. Перед ним появилась широкая трещина, которую закрывали лепестки. Он склонился к ней, поддавшись искушению заглянуть внутрь, увидеть через неё гроб. Ничего. Взгляд упирается в темноту, несмотря на яркое солнце. Только надкрылки спешащего жука блеснули в темноте.
Они шли к выходу. Вокруг них снова росли деревья, а с ними вернулись и крики ворон. Кладбище оказалось совсем не таким, как его представлял Максим. Ему здесь не только не хотелось плакать, но он совсем ничего не чувствовал – оно не вызывало у него никаких эмоций. Это место оказалось слишком мёртвым даже для того, чтобы сниться отсюда. Он был уверен, что его отец не может быть в той яме, его там нет. Максим видел, что там только темнота.
Когда они подошли к кассам замка, людей там почти не было. Может сказалось время – местные только заканчивали завтрак и готовились к выходу из дома, а приезжие были на подъездах к городу, застряв на каком-то очередном ремонте дороги.
Пока мама покупала входные билеты, Максим с Дашей рассматривали афиши с выставками замка.
– А я сюда пойду! – Макс ткнул пальцем в фотографию с дыбой.
– А я тогда сюда! – Даша показывала на изображение клетки, в которой сидел какой-то человек в тряпье.
Так они поделили всё вплоть до кузницы и других ремёсел. Несколько особняком висел плакат башни – на нём не было красочных картинок людей в средневековых одеждах или сцен из их жизни. Только чёрно-белые снимки донжона и надпись «Вид на историческую часть города с высоты птичьего полёта».
– Мама, а можно я покажу Даше башню?
– Конечно, покажи, но пойдёте вы туда только вместе со мной!
Мощёный крупными булыжниками двор замка был тих. Шуты и кузнецы стояли у стен с сигаретами и готовились стать собой. Максим знал, что скоро всё будет наполнено звоном металла разрушаемого и создаваемого, а нос со всех сторон будут привлекать запахи еды. Пока же раздавался редкий рёв ослов, которые мирно ели. От них пахло травой и навозом.
– Давай кто быстрее! – крикнул Максим как только показался вход в башню и рванул со всех сил. Даша побежала за ним.
– Дети, подождите! Осторожнее! Макс, следи за сестрой! – крикнула мама вслед детям, ныряющим в дверцу.
Он бежал по лестнице. Перед глазами стробоскопом мелькал знакомый бесконечный поворот, возвращающийся сам в себя. Изнанка ступеней как волшебный фонарь, во вспышках которого можно было увидеть всадника верхом на коне, выворачивается, ломая тем самым ход времени, возвращает в прошлое. Максим вспоминает все встречи с отцом. Вспоминает, как пытался его догнать на этой лестнице, но видел постоянно исчезающую спину. Будто он теперь стал папой, а Даша им самим. Он идёт в верхний мир, где на смотровой площадке его всегда ждут. Ещё немного и покажется знакомый ветер.
На площадке было пусто. Всё так же, как он помнил: птицы, воздух, мама внизу. Она машет. Вот только она без коляски, а вместо папы рядом стояла его младшая сестра и смотрела вниз, просунув голову сквозь прутья ограждения. Даша махала маме рукой, птицы ей были неинтересны.
Максим чувствовал себя шахматистом, который где-то ошибся, разыгрывая знакомую партию. Сейчас он должен был что-то сделать, как-то всё исправить. Вынудить противника совершить ход, который восстановит порядок фигур на доске. Макс сел рядом с Дашей.
– Посмотри какие птицы! Слышишь, как они кричат?
Девочка подняла голову вверх. Он толкнул её и платье сестры с легким шелестом проскочило за косичками сквозь прутья. Спикировало, как чайка за куском хлеба. Нижней частью спины Максим почувствовал удар тела о мостовую, а через мгновение услышал крик. В нём он с трудом узнал маму. У неё появился какой-то новый голос.
Мальчик стоял один на смотровой площадке. Он озирался и, пытаясь прорваться сквозь шум птиц, кричал: «Папа, ты здесь? Папа, ты слышишь меня? Пожалуйста,