Вдовец президента - Леонид Александрович Машинский

Квинке. Уж я-то знаю, что это такое. С самим часто бывало с перепоя. В общем, какая там жена… Моя молодая красивая жена или её сестра. Она ведь такая же была. Это вылитый, смешно сказать, Борис Николаевич Ельцин. И даже пальцев на руке не хватает. Т.е. это не Ельцин, конечно, но очень похож. И как они уговорили хирургов такое с ними сделать? Сколько им заплатили. Ведь если те из двух одного сделали, то должны были укоротить их на одну голову. Т.е. нарушить медицинскую этику, клятву Гиппократа. А может, как раз нашёлся какой-нибудь прощелыга, который захотел опыт поставить и прославиться, но не имел под рукой живого материала. Что там кролики, когда такие красавицы подставляются? Но как же они решили с головой? Чья осталась? Может, метнули жребий, как тогда по мне? И одна, не выигравшая, на вечное поселение на Гавайи или на Канары уехала, а вторая пошла на транссексуальную операцию. Да, скорей всего так. Но тогда ту, вторую, можно найти, я ведь её люблю, она моя жена. Или пускай её сестра, но она женщина. Не могу я любить этого мужика. Т.е. как отца народа я его, конечно, люблю, но не более же того.

Стал я узнавать про Канары и Гавайи. Так ничего и не узнал. Всё ФСБ на ноги поднял – нет ответа. Ясное дело, они всё хорошо предвидели, всё засекретили – никаких концов. А может, они вообще поручили это не ФСБ, а ФБР? Или вообще – Мосаду? Н-да. А может, одной из них и в живых уже нет? Может, та которой выпал неудачный жребий, должна была с собой покончить? Т.е. точно так, если от них двоих одна голова осталась. Но какой он здоровый, этот мужик. Может, материал там – мышцы, кости – от двух брали? Или потом нарастили – с помощью гормонов. В общем, стало мне скучно. Вижу я свою жену в таком непотребном обличии… Стоит только телевизор включить, и вещает она всё о каких-то пустяках. Т.е. не о пустяках, а о государственных делах, но мне-то какое дело. Я не у дел, я один, я покинут. И право, может ли такой человек или пусть такие люди, бросившие своего мужа на произвол судьбы, быть надёжной главой государства? Всё это, по-моему, очень нездорово и неестественно. Я перестал интересоваться карьерой, уволился, стал проживать оставшиеся средства, сидя дома. Женился. Т.е. расписываться, конечно, не стал, потому что мой штамп в паспорте никто ведь не отменял… Я уже было совсем успокоился, совсем всё забыл, и тут – как гром среди ясного неба – это назначение. Да и то сказать, деньги стали кончаться. Надо было куда-то устроиться. Я уж год как об этом подумывал, лёжа на диване. И вот я здесь. Это должно было случиться. Это всё по Фрейду. Фрейда я достаточно начитался в больничной библиотеке. Кажется, это называется дегенерация или деградация, или что-то в этом роде. Неважно. Суть в том, что, натолкнувшись на непреодолимое препятствие, человек откатывается в прошлое, возвращается, так сказать, к корням, к повторению своих прошлых ошибок, неразрешимым вопросам. Судьба требует от него их разрешения. Никуда от этого не уйдёшь. Я стою на якутской земле. Вот откуда я начал. Вот где были созданы и заложены в меня все мои комплексы. Первая несчастливая любовь, конфликты с родителями, непонимание в школе. Я должен исправить создавшееся положение. Здесь и сейчас.

Снова потеплело, и пошёл дождь. А потом выглянуло солнце, и я вышел к берегу моря. Погода здесь, действительно, более чем переменчива. Даже не поймешь, какое время года. Но вероятнее всего – всё-таки зима. На море, однако, нет льда. Что же мне предстоит теперь? Затяжная баталия с прогнившим Оаронским административным аппаратом, который как любой административный аппарат отличается цепкостью и живучестью? Прямо гидра какая-то. Или предстоит дуэль с молодым удальцом Капитоном? Да. С таким я смогу справиться разве что только хитростью. Или мне предстоит и то и другое? Прямо, какие-то подвиги былинные. И тут мной овладела глубокая тоска. Глубочайшая, можно сказать, меланхолия. Я вспомнил, что когда сидел в аэропорту, до безобразия погружённый в свои личные переживания, по телевизору, подвешенному там на высоком месте, нечто передали. Т.е. была ночь, а тут вдруг включили телевизор и, видать, передали это нечто прямо из Москвы через спутник – президент умер. Это у меня теперь совершенно отчётливо всплыло в башке. Значит, умерла моя жена. Значит, не прошла им даром эта операция. И нескольких лет не процарствовали. Может, и с моим мэрством всё отменяемся? Может, и нечего мне теперь ждать от судьбы кроме чугунных кулаков Капитона? Я и без этих кулаков был оглоушен, словно камнем. Что делать? Вот вопрос. Кто виноват? Какой-то был там ещё третий вопрос, но я его забыл. Может быть, этот вопрос звучит так: «Вы с кем, деятели культуры?»

И вот сижу я на берегу некоего залива. Может быть, это и есть тот самый залив Лаперуза? И мучает меня смутное сомнение ещё и насчёт того, что якобы в детстве я слышал нечто о Якутии, и находилась она где-то совсем в другом месте. Но мало ли каким нам мир представляется в детстве. В детстве мир человечеству представлялся стоящим на трёх китах, и т. п. Сижу я на берегу и роняю камешки в воду, и круги от этих камешков расходится всё шире и шире. И очень может быть, что докатят эти волны, пусть даже и в самом уменьшенном виде, до самой до матушки до Америки.