Лёля - Мия Хейфиц
Любовь Семеновна смахнула выступившую слезу, шмыгнула носом и продолжила нравоучения.
— А ты тут сидишь, сопли развесила, ой-ой, мужик загулял. Ну загулял! Ну и что! Ты первая что ли? Главное, чтоб не ушел! Терпи и молчи, дочечка. Терпи и молчи. Бабья доля она такая…
Лёля дослушала нехитрую философию матери и отправилась спать.
Лежа в постели, в комнате, которая когда-то была ее детской, раздираемая воспоминаниями и мыслями, Лёля перебирала в голове мимолетные выводы, сделанные в этот, богатый на события, день. Как в детстве, повернувшись к стене, она рисовала пальцем узор на висящем ковре, освещаемом дворовым фонарем из окна. Выводя новую закорючку в цветастом ворсе, она вспоминала ошарашенное лицо своей подруги, узнавшей о Сашиной любовнице, слышала сиплый голос гадалки с обвинениями и страшными предсказаниями, мамины рассказы о тяжелой жизни после смерти отца. Так и заснула в гуле этих голосов, пробиваясь сквозь людей, которые рисовала память.
***
Из незашторенного окна, сквозь сомкнутые ресницы спящей Лёли, настойчиво продиралось солнце. Шум возни на кухне, разговоры и работающий телевизор не оставляли даже малейшего шанса подремать еще чуть-чуть. Сладко потянувшись в кровати, Лёля поднялась и присела на край.
Растрепанная и немного опухшая после вчерашней наливки, она бездвижно застыла, глядя в одну точку и перебирая в голове воспоминания о вчерашнем дне.
Где-то рядом зазвонил телефон.
Прощупав глазами комнату, Лёля увидела на столе тренькающую коробочку. Она нехотя поковыляла в ее направлении, пытаясь по дороге распрямить затекшее тело.
— Алло!
— Детка, доброе утро! Еще спишь что ли? — пробасил из телефона голос мужа.
— Ага, — нехотя ответила Лёля.
— Пока я тут вкалываю ей на новую шубку, она беззаботно спит, — в привычно шутливом тоне прокомментировал ответ Саша. — Просыпайся, моя радость!
— Угу.
— Ладно, ты еще сонная. Пытаться поговорить бесполезно. Короче, у меня все норм. Сегодня весь день работаю, вечером банкет с партнерами. Не знаю, позвоню или нет. Завтра, если без форс-мажоров, к трем буду дома.
— Угу.
— Целую. Не скучай.
В динамике послышался звук причмокивания.
— Ага. И я тебя.
По утрам Лёля и раньше предпочитала общаться жестами и мычанием, пока полностью не проснется, но именно это начало дня было другим. Сегодня ее «многословность» была вызвана омерзением. Ей не хотелось ничего говорить этому человеку, а может просто было страшно, что если уж начнет, то не остановится и обязательно выпалит то, о чем пожалеет.
«Завтра Саша будет дома. А я? А что я? Я до сих пор не знаю, что ему сказать. И надо ли что-то говорить? Да, прислали фотографии. Да, я узнала… А о чем я собственно узнала? Что на вечеринке он зажимался с какой-то шалавой. Пьяный был. Конечно же, он был пьян! Напился и потерял контроль. Мужики все одним местом думают, а под коньячок-вискарик вообще соображать перестают».
Лёля почти объяснила себе все случившееся вчерашним утром, но в руках все еще был телефон. Она заглянула в переписку с неизвестным абонентом, надеясь найти подтверждение своих мыслей, но присмотревшись к лицу мужа, к счастливой улыбке незнакомки, убедилась в совершенно обратном.
— Сука-а-а! — цедила сквозь зубы Лёля прямо в телефон, сжимая его до боли в ладони.
Дверь в комнату тихонечко приоткрылась и в щель заглянула Любовь Семеновна.
— Дочечка, проснулась? Ну давай, иди умываться и к столу. Сергей Сергеич уже пришел с дежурства и ждет тебя, чтобы позавтракать вместе. Давай-давай, поднимайся! — промурлыкала дочери Любовь Семеновна, протягивая приготовленный халат.
Лёля с удовольствием убрала в сторону телефон. Смотреть в него уже не было сил и желания. Она взглянула на мать с теплотой и любовью, с благодарностью за вчерашний разговор. Пусть он ничего не решил, но угрызений совести Лёля больше не испытывала. Она взяла из материнских рук ее немного потерявший цвет, но целый и идеально отглаженный халат, накинула его на себя и вышла из комнаты.
Закончив все утренние ритуалы в ванной, постирав нижнее белье и повесив на батарею, Лёля накинула на голое тело мамин халат и пошла завтракать. На кухне уже был накрыт стол, дымился в чашках разлитый чай, а за столом сидели румяная Любовь Семеновна и улыбчивый Сергей Сергеевич, ее новый сожитель.
— Доброе утро! — проговорила Лёля, усаживаясь на табуретку.
— Доброе утро, Лёлечка! — ответил щуплый мужчина, сидящий напротив.
Сергей Сергеевич появился в доме Лёлиной матери совсем недавно. Дети и немногочисленные родственники Любови Семеновны приняли его сразу, но еще не успели привыкнуть, поэтому при встречах обстановка была дружелюбной, но немного натянутой. Все, что Лёля знала о нем, было со слов матери: вдовец, работает сторожем на автомобильной стоянке. Не пьет. Всю зарплату с пенсией отдает. Спокойный, работящий. Дети есть, но живут в столице, с отцом почти не общаются.
Лёля не понимала, как при своей совершенно обыкновенной внешности, Любовь Семеновна никогда не оставалась в одиночестве. Не понимала, но радовалась этому.
После смерти дяди Степы, мать очень сдала. Все время плакала, стала часто болеть. Из женщины, которая всегда приходила на помощь советом или деньгами, она превратилась в обузу, требующую внимания и присутствия рядом. Неожиданно и совсем некстати в Лёлину семью пришло время пресловутого «стакана воды». Каждый день Любовь Семеновна звонила то сыну, то дочке с причитаниями или просьбами. Любое ее недомогание преподносилось как тяжелейший недуг, на который надо было реагировать обязательным присутствием рядом. Отказ или решение проблемы на расстоянии, воспринималось как предательство. Детям приходилось постоянно разрываться между домами. Забрать мать к себе никто не предложил, да она бы и не согласилась. Было тяжело, но справлялись.
Когда появился Сергей Сергеевич, Любовь Семеновна ожила. Появились заботы и хлопоты. Болезни никуда не делись, но переносить их вдвоем стало легче. Мать увлеклась новыми отношениями и перестала донимать детей, а Сергей Сергеевич обрел заботливую и хозяйственную женщину рядом. Все выдохнули.
— Доченька, я вот что подумала, — завела разговор Любовь Семеновна. — Ты же на машине, а Сергей Сергеич только с ночной пришел. Может ты съездишь на рынок? Картошки и капусты надо купить. Мы бы сами как-то, но раз ты тут, чего не съездить?
— Хорошо, но ты же свою всегда ела и картошку, и капусту, — не поняла просьбы Лёля. — Зачем еще покупать?
— Свою! Была бы она своя, так я б, конечно, не тратилась. — сокрушалась Любовь Семеновна. — Не уродилась что-то в этом году. А капусту я и не садила. Ну ее! Ро́стишь-ро́стишь, а гусеница всю и сожрет. И спасибо не скажет.
— Да, хорошо, сейчас съезжу, — ответила Лёля,
