Воспитание верности у котов и мужчин - Евгения Халь
— Могла бы, если бы вы уважали частную собственность, и не явились бы в мой дом со скандалом!
Стас открыл рот, чтобы ответить Матильде, но я поспешила заговорить первой, чтобы он не успел снова нахамить ей.
— А ты от скромности не умрёшь, Стас! Знаешь, как сказал один умный человек: ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало.
— Ну началось, — скривился Стас. — В ход пошли затертые цитаты Омара Хайяма из статусов в соцсетях. Ты ещё Анечку Седокову начни цитировать. Детство какое-то! Хватит! Дай мне войти! Неудобно разговаривать здесь, на площадке, в присутствии посторонних. Я виноват. Дай мне возможность нормально извиниться, и сделаем вид, что ничего не было
— Знаешь что, принц, а уматывай ты в свое зачуханное королевство! — я сделала шаг назад и попыталась войти в квартиру.
Но Стас ухватил меня за плечи.
— Пусти! — рванулась я.
Матильда выхватила из кармана мобильник, вскинула руку и угрожающе произнесла:
— Я вызываю полицию. Три, два, один… — она прикоснулась пальцем к кнопке срочного вызова на дисплее.
— Все-все! Не нужно! — Стас поднял руки вверх, словно сдаваясь. — Я ухожу! Войска отступают под натиском союзников, — он нажал на кнопку лифта, кабина открылась.
— Патронташ забыли, доблестный гусар! — злорадно прошептала Матильда, схватила бутылку виски и бросила в кабину лифта.
Стас неожиданно ловко для пьяного поймал ее и приложил одну руку к груди:
— Честь имею, мммммэдам! — он шаркнул ногой и попытался учтиво поклониться, но его качнуло вперёд и он едва не влетел головой в закрывающуюся дверь лифта.
— Не имеете вы чести, нелюбезнейший! — звонко выкрикнула Матильда вслед моему бывшему жениху.
Я бессильно привалилась спиной к перилам. Ватная слабость охватила все тело.
— Милая девочка, да на вас лица нет! — ахнула Матильда. — Пойдемте-ка! — она решительно взяла меня за руку. — У меня припрятан чудесный бальзам, заживляющий душевные раны.
— Да мне неловко, Матильда Видленовна, и так вас побеспокоил весь этот цирк, — я сделала слабую попытку освободиться, но не тут-то было.
— И слушать ничего не желаю! Помните, как у Пушкина:
Выпьем, милая подружка,
Та-та-та-там — проклятый склероз, господи, помилуй нас, грешных,
Где же кружка?
Я рассмеялась и позволила ей затащить себя в квартиру. Никогда не была здесь дальше прихожей, хотя Матильда не раз приглашала зайти на чашку чая. Но мне было как-то неудобно. Деньги за аренду я давала ей в прихожей и быстро уходила к себе. Несмотря на раздрай в чувствах, меня поразила обстановка гостиной. Всегда думала, что огромная московская квартира бывшей актрисы странноватого вида, звезды советских музыкальных фильмов Матильды Снежинской, наверняка завешана старыми плакатами, а мебель прикрыта кружевными салфеточками, на которых гордо красуются фарфоровые котики. И пропитана запахом валерьянки и лекарств.
Плакаты, действительно, были. Но всего две штуки. На одном из них Матильда была одета в рабочий комбинезон гламурного вида, из карманчика которого кокетливо выглядывали гаечные ключи, и кокетливую фуражку. Через весь плакат шли огромные красные буквы: "С песней на целину!" На втором Матильда кружилась в танце с красавцем в военной форме. Между плакатами красовалось огромное фото с молодой Матильдой в мехах и шляпке с вуалеткой. Фотошопа тогда не было, но я слышала, что его вполне успешно заменяла ретушь. Не знаю, насколько фотограф увлекался этой ретушью, но если фото отражало реальность хотя бы наполовину, то Матильда в молодости была настолько красивой, что все современные Лопыревы и прочие Перминовы нервно обкурились бы в углу до бессознательного состояния.
Заметив мой взгляд, Матильда улыбнулась.
— Вы были… то есть… и сейчас тоже, такая красивая! — не удержалась я.
— Ах, оставьте, милое вежливое дитя, — кокетливо отмахнулась Матильда. — Я никогда не была классической красавицей. Но всегда была чертовски обаятельна! Как в старой глупой оперетте: Ах, я всегда была Пепита-Дьявола, Пеппита-Дьвола, — пропела она звонким молодым голосом.
Обстановка квартиры, к моему удивлению, оказалась ультрасовременной. Дорогая мебель из красного дерева явно ручной работы. Два компьютера: обычный и ноутбук. Оба работали, что интересно. Значит, это не часть модного интерьера, а вещи, которыми, действительно, пользуются. Плазменный телек на стене. И вместо запаха кошек и валерьянки — аромат дорогих духов, который витал по всему дому.
Матильда достала из бара замысловатой формы бутылку и два бокала.
— Вот, милая моя девочка, это чудный гранатовый бальзам, — она наполнила бокалы до краев. — Мне его привезли знакомые из испанского монастыря. Монахи, деточка, в силу вечного любовного воздержания знают толк в винах и еде. Вы только послушайте, как это звучит: испанский монастырь. В голову сразу приходят греховные мысли о жгучих брюнетах, которые давят мощными мускулистыми руками эти чудесные плоды.
Я едва не хрюкнула от смеха и закусила губу.
— О, прошу вас, не стесняйтесь смеяться! — взмахнула рукой Матильда. — В силу своего почтенного возраста я совершенно не стыжусь не угасшей, к сожалению, женской природы. Поверьте: это ужасно, когда внутри тебе семнадцать, а снаружи… ну, скажем так: восемнадцать с половиной. Но из-за этого "снаружи" я уже не могу открыто желать знойных испанских мужчин. И все, что мне остается: жадно жамкать искусственными челюстями, за которые я заплатила миллионы стоматологу. Боже, благослови современную медицину! Аминь! — она достала из бара коробку шоколадных конфет и поставила передо мной на стол.
Я отпила бальзам. Ничего вкуснее в своей жизни не пробовала: тягучий густой напиток приятно согрел желудок. Шоколадная конфета еще больше усилила прекрасный вкус.
— Танюша, милая, я ненароком услышала часть вашей беседы. Расскажите мне все, облегчите душу, — Матильда ласково погладила меня по руке и подлила еще бальзама.
— Да тут и рассказывать нечего, Матильда Видленовна. Банальная история. Пришла к жениху, а там… там… — я подавилась конфетой и зарыдала, не в силах сдерживаться.
Страшная картина снова встала перед глазами. Наверное, я до конца жизни не забуду эти прыгающие, как на батуте, сиськи. Матильда легко, как молодая, вскочила со стула, умчалась куда-то вглубь необъятной квартиры и вернулась с пачкой бумажных носовых платков.
Следующий час я рыдала, пила бальзам, и, захлёбываясь, рассказывала ей про сисястую гадюку, которая зачеркнула мое счастье, растерзанные тортики и разрезанное платье. Матильда ахала, хваталась за голову, нервно обмахивалась кружевным платком и восклицала:
— Да, таковы мужчины! Несомненно!
И вдруг со стороны балкона послышалось громкое настойчивое царапанье. Матильда встала, открыла балконную дверь, и в комнату проскользнул большой, пушистый, снежно-белый кот. Красавец недовольно сверкнул в мою сторону изумрудно-зелеными глазами, словно говоря:
— Кого еще черти принесли?
