Цимес - Борис Берлин
Повторяй.
И время — остановится.
ГЛАВА САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ
Почти через год после смерти Журавлева Маша споткнулась на эскалаторе, уже почти на самом верху. Еще бы несколько секунд, всего несколько — могла без руки остаться. Она даже и понять не успела, как это произошло, увидела только, как ступени выравниваются и уходят куда-то — под. Может, она бы и испугалась, но чья-то очень сильная рука подхватила ее, подняла в воздух и поставила обратно уже по ту сторону — на обычный, неподвижный пол.
— Что же вы в таком месте падать надумали, девушка? Лучше не надо, можно, знаете ли, без руки остаться.
Худой, заросший седой щетиной нищий смотрел на нее и усмехался. Пустой левый рукав. Глаза — синие, как…
«Девушка, простите! Вы не могли бы мне помочь?»
«За увечного замуж — никогда…»
«Легче воздуха мои мысли о тебе…»
— Митя, — прошептала она, — Митенька… Господи…
Вдруг вся жизнь, та самая, которая так и не случилась, вернулась, будто и не уходила никогда. Только несказанных слов оказалось так много, что они встали комом в горле, но она все-таки выдохнула:
— Ты же не знаешь еще, у нас ведь с тобой внук родился. Счастье-то какое. Внук, понимаешь, мальчик. Митенькой назвали…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Девочки, я тут какие-то листочки нашла. Они, видно, в этой папке были, почти совсем рассыпались. Я собрала. Что делать-то с ними теперь? Может, что-то нужное?
— Да выбрось ты их, Кать. Здесь бумаг этих… Тут ведь раньше, до нас, издательство какое-то было или редакция…
— Так может, это рукопись чья-нибудь, что-то нужное? Название «Легче воздуха».
— Наверное, про летчиков.
— Нет, не похоже. Похоже — про любовь…
— Тогда читай вслух. Про любовь — это всегда интересно. А там посмотрим…
Светлая головка склоняется над нашим счастьем, и я слышу, как она произносит:
— Легче воздуха мои мысли о тебе…
Ню
— Я бы хотел тебя нарисовать. Можно?
— Легко…
Так я познакомился с Ню.
Ее звали Аня. Ню — потому что рисовал я ее почти всегда обнаженной, вернее голой, — понимаете, в чем разница? У профессионалов не принято говорить «голой», принято — «обнаженной», «полуобнаженной»… «Завтра у меня обнаженка…» Натурщицы голыми не бывают. Со всеми до нее так и было. И со всеми после. И даже во время. А вот с ней…
Она сидела на лавочке — маленькая, зареванная, совершенно одна. Куча народу проходила мимо, и никто даже не обращал на нее внимания, ее просто не видели. Ни опухшего от слез лица, ни рук, теребящих сумочку, ни высоченных каблуков ее туфель.
Знаете, с чего начинаются войны? С необдуманных поступков. То-то и оно…
Я не просто ее увидел — я подошел. Но почему-то, вместо того чтобы спросить, не нужна ли ей помощь, или хотя бы протянуть носовой платок, я вдруг произнес вот это самое:
— Я хотел бы тебя нарисовать…
Так все и началось…
Я звал ее по-разному: то Нюрой,
