В конце они оба умрут - Адам Сильвера
Останавливаться я не планировал, но все-таки торможу, когда вижу церковь, куда приходил спустя месяц после несчастного случая. То были мои первые выходные с Эйми. Здание монолитное, с темно-красными башенками и отделкой из грязно-белого кирпича. Я хочу сфотографировать витражи, но, боюсь, вспышка все испортит. А впрочем, неважно. Если фотография достойна инстаграма, я все равно накладываю на нее классический черно-белый фильтр. Проблема лишь в том, что вряд ли снимок церкви, сделанный рукой такого безбожника, как я, – лучшая последняя фотка для моих семидесяти подписчиков. (Хештег #вотужнет.)
– Ты чего, Руф?
– Это церковь, в которой Эйми играла для меня на пианино, – отвечаю я.
Она католичка, но мне свою веру не навязывала. Мы разговаривали о музыке, и я упомянул, что с недавних пор тащусь от классики, которую раньше часто включала Оливия, когда занималась. Эйми решила, что я должен услышать эту музыку вживую, и захотела лично ее для меня исполнить.
– Нужно рассказать ей о звонке.
Тэго дергается. Уверен, его так и подмывает напомнить мне, что Эйми хочет от меня отдохнуть, но ведь в Последний день это уже не имеет никакого значения.
Я слезаю с велосипеда и откидываю подножку. Далеко от парней я не отхожу, просто делаю пару шагов ко входу, и в этот миг из церкви выходит священник, сопровождающий женщину в слезах. Она постукивает кольцами на руке, кажется, с топазами. Похожие мама как-то заложила в ломбарде, чтобы купить Оливии билеты на концерт в день ее тринадцатилетия. Должно быть, эта женщина Обреченная или знает Обреченного. Ночные смены в народе недаром называют «мертвыми», и сейчас это больше не шутка. Малкольм и Тэго вечно стебутся над священниками, которые сторонятся Отдела Смерти и его «нечистых сатанинских видений», но все-таки круто, что некоторые священники и монахини работают с Обреченными далеко за полночь, отпуская грехи, крестя некрещеных и все такое прочее.
Если где-то там есть Бог, как верила мама, надеюсь, сегодня он меня поддержит.
Я звоню Эйми. Шесть гудков, после чего включается голосовая почта. Я набираю еще раз – та же история. Пробую снова, и голосовая почта включается уже после трех гудков. Эйми не хочет со мной разговаривать.
Я набираю сообщение:
Мне позвонил Отдел Смерти. Может, и ты позвонишь.
Но нет, я не мудак и не могу это отправить.
Я исправляю:
Мне позвонил Отдел Смерти. Можешь перезвонить?
Не проходит и минуты, как раздается звонок. Обычная мелодия, а не сирена Отдела Смерти, от которой замирает сердце. Это Эйми.
– Привет.
– Ты серьезно? – с ходу спрашивает она.
Если бы я пошутил, она бы точно убила меня за ложную тревогу. Тэго однажды так соврал, лишь бы привлечь внимание, но Эйми быстро его раскусила.
– Да. Мне нужно тебя увидеть.
– Где ты? – Она говорит мягко и не пытается повесить трубку, как все последние разы.
– У церкви, куда ты меня приводила, – говорю я. Здесь капец как спокойно, будто я мог бы провести тут весь день и дожить до завтра. – С Малкольмом и Тэго.
– Почему вы не в Плутоне? Где это вы бродите в понедельник ночью?
Мне нужно больше времени, чтобы ответить на этот вопрос. Может быть, лет восемьдесят, но столько у меня нет, а взять себя в руки и рассказать все прямо сейчас я не готов.
– Мы сейчас на пути к Плутону. Давай встретимся там?
– Что? Нет. Оставайся в церкви, я сейчас приеду.
– Я не умру, пока снова тебя не увижу, поверь…
– Ты не неуязвимый, придурок! – Теперь Эйми плачет, и голос ее дрожит так же, как в тот вечер, когда мы попали под дождь без курток. – Господи, ты меня прости, но знаешь, сколько было случаев, когда Обреченные давали такие обещания, а потом им на голову падало пианино?
– Думаю, не так уж и много, – говорю я. – Смерть от падения пианино – явление не такое уж частое по теории вероятности.
– Ничего смешного, Руфус. Я одеваюсь, а ты не двигайся с места. Мне нужно максимум тридцать минут.
Надеюсь, она простит меня за все, в том числе за сегодняшнее. Мы встретимся раньше, чем Пек до нее доберется, и я успею рассказать историю со своей стороны. Уверен, Пек поедет домой, приведет себя в порядок и позвонит ей с телефона брата, чтобы поведать, какой я монстр. Лучше, конечно, так, чем если он позвонит копам, иначе я проведу свой Последний день за решеткой или, чего доброго, подвернусь какому-нибудь случайному легавому под дубинку. Думать обо всем этом мне не хочется; я просто хочу встретиться с Эйми и попрощаться с плутонцами как друг, которого они знают, а не как чудовище, которым я стал этой ночью.
– Встречаемся дома. Просто… приезжай. Пока, Эйми.
Я вешаю трубку раньше, чем она успевает возразить. Потом сажусь на велосипед, в то время как телефон вновь начинает трезвонить.
– Какой план? – спрашивает Малкольм.
– Возвращаемся в Плутон, – говорю я. – Вам, ребята, предстоит организовать мои похороны.
Я проверяю время: 01:30.
Есть вероятность, что кто-нибудь из плутонцев тоже получит предупреждение. Я им этого не желаю, но, быть может, мне не придется умирать одному.
А может, такова моя участь.
Матео
01:32
Я просматриваю «Обратный отсчет», и он жутко меня угнетает. Но и отвести взгляд от него невозможно, потому что у каждого зарегистрированного в системе Обреченного есть история, которой он хочет поделиться. Когда кто-то выставляет перед вами свой жизненный путь, невозможно отвернуться, даже если вы точно знаете, что в конце этого пути он умрет.
Если я не выйду из дома, то смогу помочь кому-нибудь онлайн.
