Притчи мудрого кота - Максим Задорин
Сотрудник научного центра обреченно смотрел на происходящее, мысленно проводя подсчеты оставшихся выплат по оформленному кредиту. От ужасающей калькуляции его отвлек звонок мобильного телефона:
– Слушаю, – безразлично ответил он.
– Вас срочно просит зайти заведующий кафедрой, – отчеканил деловым тоном голос в трубке.
Осознав свою беспомощность в попытке спасти ситуацию или хоть как-то на нее повлиять, сотрудник нехотя поплелся в сторону кабинета своего начальника.
– Заходи. Присаживайся, – жестом указав на кресло, пригласил начальник вошедшего сотрудника. – Ты извини, что в такой момент дергаю. Уже слышал. Но там тебе сейчас все равно делать нечего. Тут уж ничем не поможешь. Пожарные сами разберутся, а уж потом все соответствующие бумаги получишь.
Сотрудник понуро опустился в кресло.
– Тут вот какое дело, – осторожно подбирая слова, продолжил начальник. – Пришло распоряжение сверху о снятии с баланса нашего центра части хозяйственного имущества. Так что служебную квартиру, как и многим другим сотрудникам, тебе придется в ближайшую неделю сдать. Извини, такая вот закавыка вышла.
Поймав мрачную ухмылку сотрудника, начальник, тяжело вздохнув, участливо спросил:
– После развода с женой за тобой квартира или дом остался?
– Машина, – вымученно улыбнулся сотрудник, направляясь к выходу.
Длинный извилистый коридор многоэтажного здания, по которому медленно, на автопилоте, шел сотрудник научного центра, идентично дублировался верхними и нижними этажами, образуя подобие лабиринта, выполненного в трехмерной плоскости. Над стеклянным колпаком этой масштабной конструкции склонился незримый наблюдатель, увлеченно рассматривающий происходящее. Набрав небольшую комбинацию кода на световой панели, расположенной рядом со своей экспериментальной установкой, он с интересом произнес:
– Так, так, так. Что ты теперь будешь делать, глупый человечек?
День знаний
Учитель начальных классов внимательно обвел взглядом разместившуюся за лакированными партами нарядную в честь начала учебного года ребятню. Школьная форма придавала детям напускную серьезность, обязывая соответствовать новому статусу и внимать взрослому, стоящему у доски, который на ближайшие три года станет для них особенным человеком. Еще вчерашние дошкольники, переполненные детскими волнениями от смены привычной обстановки и окружения, пока лишь смутно догадывались об этом, но пристальное внимание преподавателя уже заставляло трепетно следить за каждым его движением.
Для Учителя это был уже четвертый класс в его практике. Опыт предшествующих выпусков говорил о большом значении первых нескольких минут молчаливого знакомства с новыми подопечными. Для них в этот момент он уже становился наставником, которому полагалось знать индивидуальные черты каждого. Помимо школьной программы перед Учителем стояла личная, его собственная задача в предстоящий период работы. Обладая особенным даром, он мог очень отчетливо видеть над головой каждого переливающееся свечение радужной ауры, цвета которой, по его собственным наблюдениям, к концу третьего класса обретали более устойчивые тона, говорящие о формировании характера. И если эти изменения, сопровождаемые преобладанием ярких красок, радовали Учителя, то подавляющее сочетание серых и мрачных цветов вызывало горькое сожаление о неудаче, которую он принимал исключительно на свой счет. Будучи абсолютно уверенным, что отпущенного ему времени для занятий с детьми достаточно, чтобы подвести их к выпуску, сохранив радужный перелив ауры, Учитель стремился к тому, чтобы разочарований у него больше не было.
Вот и сейчас, вглядываясь в каждого из присутствующих в классе, он довольно быстро выделил среди большинства девочку, чье радужное сияние в отличие от окружающих сверстников было намного тусклее, с насыщенными вкраплениями фиолетовых пятен. Определенно, этот цвет говорил о чувстве страха перед предстоящим ощущением неловкости. Оставалось только незаметно выяснить причину этого беспокойства.
– Итак, дети. С этого момента вы можете считать себя настоящими учениками, которым предстоит узнать очень много нового и интересного, – торжественно нарушил тишину притихшего класса Учитель. – В этом деле вашим основным инструментом будет обыкновенная пишущая ручка, с помощью которой вы сможете закрепить полученные знания.
Мельком взглянув на ауру вызвавшей беспокойство девочки, Учитель заметил, как в ней испуганно заиграли насыщенные фиолетовые цвета.
– Но для этого необходимо научиться письму и чтению. Хотя, уверен, что некоторые из вас уже могут похвастаться этими умениями.
Учитель убедился в этом, заметив всполохи оранжевых цветов гордости над несколькими головами первоклассников, в числе которых была и девочка. Правда в ее случае вспышка, довольна тусклая, почти тут же сменилась насыщенно-фиолетовым страхом.
– Что ж, умеющим определенно будет поначалу несколько легче, чем остальным. Но стоит использовать полученную фору с умом и щедростью, закрепляя свои навыки и помогая своим товарищам.
Немного помолчав, залюбовавшись детскими аурами, переливающимися цветами, Учитель добавил:
– Поддерживая другого, вы сами станете только сильнее.
Взяв в руку ровный цилиндрик белого мела, Учитель повернулся к доске.
– Слово, которое я сейчас напишу на доске, очень простое, но при этом ёмкое. Мне бы хотелось, чтобы каждый из вас попробовал его повторить в своей тетради как сможет.
Занеся руку над грифельной доской, Учитель услышал за спиной шелест тетрадных страниц и звук открывающихся пеналов. Вдруг его осенила догадка по поводу беспокойства девочки – на парте перед ней лежала только тоненькая тетрадь. Обернувшись, Учитель увидел, как сосед девочки подвинул свой открытый пенал на середину парты в безмолвном предложении воспользоваться его содержимым.
В тусклом радужном свечении над двумя белыми девичьими бантами фиолетовые цвета, перекрываемые отблесками золотистой благодарности, заметно поблекли. Искренне улыбаясь, Учитель уверенно вывел белыми печатными буквами на черной доске: БЛАГО.
Свобода
Приступ волнительного беспокойства, в очередной раз вызванный двумя вступившими в конфронтацию внутренними голосами, заставил молодого слесаря выйти из помещения заводской столовой на морозный воздух улицы, так и не заказав обед. Бодрящая свежесть не помогала прервать внутренний спор, возникший из-за хамства повара, стоящего сегодня на раздаче пищи. Всякий раз, когда слесарь третьего разряда сталкивался с несправедливостью, невежеством, а тем более хамством, то впадал в ступор нерешительности, поскольку в этот момент с одинаковой силой в нем начинали говорить сразу два внутренних голоса, не позволяющие отдать предпочтение в пользу одного из них, благодаря одинаковой силе правоты и убежденности обоих. Нельзя было с уверенностью отнести один из голосов к представителю зла, а другой – добра. Скорее, это были два субъективных, диаметрально противоположных друг другу мнения, носителем которых был сам молодой специалист. Но именно ощущение состояния обычного сосуда, не способного самостоятельно выбрать что-то одно из помещенного в него содержимого, доставляло слесарю мучительные страдания. Он чувствовал себя безжизненной старой тряпкой, о которую можно преспокойно вытирать ноги, пока шло напряженное внутреннее противоборство двух голосов, которое утихало, не выявив победителя, или же заменялось новым.
Вот и теперь, отрывисто вырабатывая теплый пар из леденящего холодного воздуха, молодой рабочий понимал, что внутренний диалог ни к чему конкретному не приведет. Из состояния обреченного слушателя его вывел вышедший из здания мастер, который, дружески положив руку
