Борис Можаев - Саня
И вот теперь на ее пути встал Валерий, встал неразгаданный, пугающий своей расчетливой хваткостью и влекущий мужской, властной настойчивостью.
Однажды вечером он пришел прямо в дежурку. Саня сидела одна за столом. Она только что отправила поезд, записала в журнал номер жезла и теперь передавала "поездную", то есть докладывала диспетчеру по телефону.
- Сюда нельзя! - строго сказала Саня, кладя телефонную трубку и не отвечая на приветствие Валерия.
- Очень важное дело! - Валерий сел к столу. - Я, кажется, нашел для вас столбы.
- Да? - радостно отозвалась Саня. - Хорошо. Мы сейчас пойдем - мне стрелку надо перевести - и поговорим.
- Да подождите вы, - остановил ее Валерий. - Дайте-ка хоть взглянуть на ваше таинственное дело.
Он по-хозяйски осмотрел помещение. Возле жезловатого аппарата Валерий остановился, послушал с минуту постукивание реле и сказал:
- На прядильный стан похож. У моей бабки в горнице стоял... Забавная штучка, - указал он на селектор и весело подмигнул. - За вашим столом хорошо в любви признаваться.
- Почему? - недоумевая спросила Саня.
- Сразу по селектору все станции услышат. Потом уж никуда не денешься, не отвертишься.
Саня рассмеялась.
- Пойдемте-ка! Ближнюю стрелку перевести надо.
Они вышли. Ночь стояла пасмурная, темная. На путях было пустынно. Стрелочник ушел куда-то далеко в степь, к дальнему семафору. Зеленый огонек его сигнального фонаря одиноко светился, покачиваясь, точно волчий глаз. Валерий крепко держал Саню под руку.
- Так безопаснее, - оправдывался он, - один споткнется - второй поддержит.
Эта маленькая хитрость в другой раз просто рассмешила бы Саню, и она со свойственной ей резкостью сказала бы: "Не валяй дурака. Отцепись!" Но сейчас она непонятно для себя робела перед настойчивостью этого человека и стыдилась оттого, что позволяет ухаживать за собой во время дежурства. А Валерий, ободренный ее молчанием, гладил и пожимал ей пальцы.
- Столбы для вас нашлись, - говорил он, воодушевляясь. - Очень просто. У нас мост хотели строить на луговой дороге через Каменушку. Отменили - на зиму глядя незачем строить. Закон! Теперь заживем, и свет у вас будет, и радио.
Саня слушала его молча и думала о том, что Валерия интересуют не столбы, а совсем другое. Она себя ловила на мысли, что и ее теперь не столько интересуют столбы, которые она так долго искала, сколько то, чего она ждет от него и чего боится.
Когда они подошли к стрелке, Саня отстранила Валерия и взялась за рычаг.
- Давай я тебе помогу, - Валерий схватил ее руку.
- Пусти, не мешай!
Он поймал ее вторую руку, притянул Саню к себе. Она запрокинула лицо и вяло встретила его поцелуй.
- А теперь уходи! - Саня опустилась на рельс и закрыла лицо руками.
Ей вдруг сделалось не по себе, захотелось уйти куда-то, спрятаться, будто она оказалась раздетой и кто-то посмотрел на нее.
- Что с тобой? Ты обиделась? - Валерий наклонился к ней, обнимая ее за плечи.
- Да уйди же ты! - хрипло крикнула Саня.
Он испуганно отпрянул и быстро исчез в темноте.
Она просидела несколько минут неподвижно, и чувство нетерпимости совсем прошло. Теперь ей уже хотелось видеть Валерия, говорить с ним, ласкать его. Да неужто он ушел? Ее внезапно испугала эта мысль. Она вскочила в тревоге, оглядываясь, и неожиданно для себя крикнула:
- Валерий!
Он отозвался совсем рядом, вынырнул из-за какого-то штабеля, так что напугал Саню.
- Ты здесь, оказывается, - только и смогла произнести она.
- Я знал, что ты позовешь.
- Какой ты... умный.
И Саня покорно приникла к нему.
6
Всю эту неделю Саня прожила как в бреду. То чувство, которого она так долго ждала, нахлынуло внезапно. Оно залило ее душу, как в половодье на реке заливает вода не успевший сломаться лед. Больше не было ни сомнений, ни тревожных раздумий, - они опустились на глубину.
Саня не знала, что так же, как несломанный лед обязательно поднимется на поверхность реки, так и сомнения любви, различие взглядов, характеров, совести, погрузившиеся в волны чувства, всплывут обязательно со временем и напомнят о себе.
Саня вся как-то подтянулась и преобразилась даже внешне: не стало тех резких движений, того беспокойного бегающего взгляда: ее серые, прозрачные, как ледок, глаза словно загустели изнутри, стали темнее, мягче. С Валерием они теперь встречались и днем и вечером по нескольку раз и без конца обсуждали подробности предстоящего воскресника, словно в это воскресенье не столбы будут устанавливать, а станет решаться их судьба.
Саня договорилась с начальником звонаревского гарнизона, и тот обещал выделить на воскресник роту солдат. Директор совхоза посулил автомашины для развозки столбов. Сане даже удалось выпросить на городской станции в ресторане две бочки пива.
- Пусть погуляют ребята после праведных трудов.
- Да, да, надо сделать все, чтобы этот день запомнился, многозначительно произносил Валерий.
Воскресный день выдался на славу: блеклое осеннее солнце, нежный, прозрачный, с холодноватым зеленым оттенком небосклон и легкие серебристые паутинки в головокружительной высоте... Какой необъятный, какой чистый простор! И эта предвестница недалеких морозов - утренняя свежесть; ее пьешь, она отдает живительным ароматом арбуза.
Саня не замечала ни бурой поникшей травы, ни жухлых листьев печально обнаженных лещин. В душе звенела та музыка, что рождалась в этом торжественно-чистом небе; и вольный степной ветер трубил, предвещая приход знакомой и загадочно новой бодрой поры.
Еще ранним утром Саня снова обзвонила всех шефов, напоминая о намеченном воскреснике. "Посмотрим, как мои медведи отзовутся. Поди, из берлог не вылезут", - думала она о станционных работниках. Но, вопреки ее предположениям, они собрались возле дежурки первыми.
- Солнышко небось попарит за день-то, - радостно щурясь и прикрываясь ладонью от лучей, говорил Сергунков.
- Оно, никак, тоже на воскресник вышло, - поддержал его Кузьмин, также прикрываясь пятерней от солнца.
И все, как по команде, стали смотреть на солнце, прикрываясь лопатами, фуражками, ладонями.
Собрались все обитатели станции: и многочисленные домочадцы Сергункова с дородной Степанидой во главе, и Шилохвостов со своей рыхлой шепелявой супругой, которую все звали Ферой, и Крахмалюк с выздоровевшей и все такой же беззаботной Ривой, стрелочники, сторожа. Пришла и Верка-кассирша с лопатой, в хромовых сапожках, и даже губы не забыла подкрасить.
С той памятной прогулки на Амур кассирша стала появляться тщательно одетой, особенно в присутствии Сани и Валерия. Саня принимала этот вызов молчаливо и держалась с ней официально, строго. Впрочем, нельзя было не обратить внимания на ладную Веркину фигуру, на полные красивые икры, обтянутые тонкими голенищами сапог. "Вырядилась. И это называется на работу, - неприязненно отметила про себя Саня. - Ну и шут с ней. Пусть старается для солдат... А наши-то скажи каким гуртом вывалили! радовалась она, глядя на сослуживцев. - Вот тебе и единоличники!" И в то же время ей было неловко оттого, что она не верила в их энтузиазм и не понимала, откуда он появился.
- Чего, начальник, не ведешь нас? - крикнула глухая Поля, улыбаясь во весь рот. - Ай на солнце греться будем?
- Будто и не рады лишний раз погреться, - ответила Саня, испытующе глядя на собравшихся.
- Хватит, отогрелись, - отозвался Сергунков. - Вон уж зима на дворе.
- Смотри-ка, солдаты! - радостно крикнул Шилохвостов, подымаясь на цыпочки на рельсе. - Ай да Александра Степановна! Сагитировала.
На бугре из-за степного распадка показалась стройная колонна солдат. На плечах вместо винтовок они несли лопаты.
Стоим на страже всегда, всегда...
А если скажет страна труда,
летела вместе с клубами дорожной пыли эта старая дальневосточная песня над пустынной желто-бурой степью, все выше и выше забираясь в поднебесье, где не было уже ни жаворонков, ни стрижей, где повисли одни лишь паутинки, как следы, оставленные белокрылыми стаями лебедей.
Возле дежурки солдаты сложили лопаты и рассыпались вокруг железнодорожников.
- Нам бы хоть по одной девчонке на отделение... для руководства, крикнул кто-то звонким тенорком, и по солдатской толпе гульнул заразительный хохот.
- Эй, курносая! - обратился к Верке бровастый сержант. - Тебе сапог не жмет в коленке? Возьми мой кирзовый.
- Я портянки не умею накручивать, - обнажая в улыбке мелкие ровные зубы, отвечала кассирша.
- Не горюй, я тебе покажу, как это делается... Вечерком, потемнее...
И снова по толпе волной ударил хохот, заглушая последние слова сержанта.
- А что, может, и в самом деле разобьете своих людей по нашим бригадам? - предложил Сане подтянутый, щеголеватый лейтенант в сваленной набекрень фуражке. - И вашим легче будет, и нам с вами сподручнее руководить вместе...
- Нет, Александра Степановна, - возразил стоявший Сергунков. - Наши хотят работать отдельно.
