Николай Сумишин - Уроки
- Знаешь, какая здесь сила! Тридцать тысяч оборотов в минуту!..
Липкая жидкость белела и дозревала и снова осыпалась теплым снегом неведомо куда.
- А можно мне? - несмело спросил Роман.
Митька оглянулся на отца и, увидев, что тот увлекся разговором, кивнул: становись.
Роман подошел к пульту, поднял руку, и... она повисла в нерешительности.
- Давай!
Митька дернул на себя рычаг - заслонка неуверенно поплыла вверх.
- Обороты!
Роман дотронулся до синей кнопки. Коричневая масса вдруг прижалась к стенам, словно испугалась Романова жеста, из глубины машины вырвалось скулящее жужжание - действительно испугалась, даже плачет!
Роман засмеялся, и Митька засмеялся, увидев такое удовлетворение на лице товарища.
Жидкость потихоньку белела.
- Воду!
Роман дал воду, и мелькающий крут засеребрился, словно умытый росой.
- Выпускай!
Роман нажал еще одну кнопку, и белая спрессованная масса упала в неизвестность. Вместо нее, лениво вращаясь, поблескивал синевой металл.
Роман даже вспотел и, когда к ним подошел Степан Степанович, неторопливо вытирал капли пота со лба, как хорошо потрудившийся человек.
- Интересно? - добродушно спросил старший Важко, оглядывая раскрасневшегося Романа.
- Угу...
- Сейчас интересно, а бывает и тяжело, - сказал Степан Степанович, и, хотел он этого или нет, в его словах Роману послышалось столько душевной боли, что он взволнованно ответил:
- Я понимаю.
- Вот и хорошо... Я всегда говорю Дмитрию: чтобы понять что-либо, нужно в корень смотреть и умом крутить... Ты, вижу, такого склада парень...
- Наверно, такого... - совсем растерялся Роман, удивляясь, как хорошо видит его этот человек.
Через час Митька повел Романа "пить сладкую воду".
Сладкая вода (ведро с сахаром, разведенным водой) была возле дверей с надписью "Химлаборатория". Рядом автомат с газированной водой - насыпай сахар и пей на здоровье, сколько тебе хочется...
- Посмотрим, какой ты сахарник, - засмеялся Митька. - Набирай.
Роман бросил в стакан ложку сахара и хотел добавить воды.
- Э-э нет, так не пойдет, - остановил его Митька. - Смотри, как надо.
Он набрал полстакана сахара, поставил под автомат и нажал кнопку. Красный ящик вздрогнул всем телом и выдал порцию "газбульки", как называл газированную воду Митька.
- Она же густая, как патока! - удивился Роман. - Разве можно такую пить?
Митька не ответил, взял ложку, размешал и выпил до дна.
- Вот это да! - засмеялся Роман. - Это тебе так просто не пройдет...
- А ты не смейся, размешивай и пей. Гарантирую: ничего с тобой не случится. Так все на заводе пьют. Особенно те, кто во дворе работают: греет... И вообще, для здоровья - сила!
- Ладно, наливай.
Пока Митька готовил напиток, Роман думал, что, наверно, и пять, и десять лет назад приходили рабочие к этому оцинкованному ведру с потемневшими уже боками пить сладкую воду. Наверно, и его отец не раз приходил сюда...
- И давно это придумали? - спросил Роман.
- Что? - не понял Митька.
- Ну... воду сладкую пить.
- Наверно, давно! Как только первый сахар появился, а когда же еще... На, пей.
Роман выпил полстакана тягучей сладющей жидкости - больше не смог.
- Эх! - вроде бы обиделся Митька.
- Для первого раза хватит, - оправдывался Роман, запивая сироп чистой газировкой.
К ним подошел Костя Дяченко, далекий сосед Романа. Иногда они встречались случайно, разговаривали - так, ни о чем. Точнее, говорил один Костя, а Роман только кивал головой.
Теперь он искренне удивился:
- Смотри-ка, Роман! Откуда ты здесь взялся?
- Из вестонок... Хочу вестонщиком стать, - полушутливо, полусерьезно сказал Роман.
- Вестонщиком? - переспросил Костя, и его пухлые губы сложились в презрительную усмешку. - Даешь, старик!
- А что, интересно... - неуверенно протянул Роман, немного сбитый с толку таким отношением Дяченко к этой профессии.
- Даешь, старик, - повторил Костя, но уже не усмехаясь, а серьезно. Вестонщиком, гм-м... Идем со мной, если ты на самом деле решил стать сахароваром. Сахароваром! - Костя даже палец поднял, придавая особое значение сказанному.
- А ты как? - повернулся Роман к Митьке.
Тот пожал плечами:
- Пойди глянь...
- Может, вместе?
- Нет, я к отцу.
- Да сколько здесь идти! - вмешался Костя. - Оттуда нам будет видно твоего друга. Позовет - тогда и побежишь.
И он повел Романа между чанами, в которых булькала, переливалась, кипела густая коричневая жидкость, между механизмами и вентилями, к ступенькам, что вели на третий, "особенный" этаж, потому что "там и только там делается сахар". Костя ступал широко длинными ногами, говорил торопливо, - раз шагнет, а пять слов скажет.
- Подумай, старик: почему сахарников когда-то, да и теперь величают сахароварами? То-то же. А кто варит сахар? Аппаратчики. То есть Миронович и я, Костя Дяченко. Мы делаем сахар, а все остальные - так, вспомогательная сила. - Он остановился где-то на десятой ступеньке, оглянулся. - Не веришь ни одному моему слову! Чего доброго, еще и не слушаешь, да?
- Что ты! Я же здесь впервые...
- Заруби, старик: Костя Дяченко хотя и говорит много, но никогда не порет чушь... Если уж ты пришел на завод, не обходи стороной главный цех. Вот так. А теперь идем дальше. Миронович уже, наверно, ворчит за то, что я болтаюсь полчаса. А я не могу, не могу усидеть на одном месте, такой у меня характер. Дай мне за смену хоть дважды побродить по цехам, поговорить с людьми... Я, старик, люблю людей, люблю поговорить о всякой всячине... Но вот беда: не везет мне на друзей. Точнее, везет, но больше на молчунов. И хотя молчуны в целом - народ мудрый, ведь недаром говорят: слово - серебро, молчание - золото, я бы хотел где-нибудь посидеть с балагуром... А тут не только друзья, тут и Миронович молчун, каких мир еще не видел! - Костя снова оглянулся. - А ты?
- Что?
- Ты молчун?
- М-м... - развел руками Роман и улыбнулся виновато. - Наверно, молчун все-таки...
Костя притворно возмутился: глаза округлились, брови неестественно встопорщились. Потом он засмеялся, и Роман засмеялся.
- Пойдем!
Миронович, тучный седой человек, сидел возле большущего желтого чана, словно на завалинке под хатой. Над ним висела табличка с надписью "Продукт № 1". Старик так сердито, так недовольно взглянул на Костю, что тот словно споткнулся об этот его взгляд. Затем развел руками: мол, все понимаю, все будет нормально, слов не надо - и направился к столу, который стоял под другим, точно таким же чаном, но с табличкой "Продукт № 2".
Роман застыл на последней ступеньке, раздумывая, идти ему дальше или повернуть назад, к вестонщикам.
- А ты кто, чего здесь? - перевел на Романа свои тяжелые глаза Миронович, и Роман сразу же подумал: "Вот уж точно - продукт номер один".
- Я... Да я просто...
- Экскурсия, что ли?
- М-м... экскурсия...
- Оставьте его, Миронович, - вмешался Костя. - Он со мной, то есть не со мной, но сейчас интересуется тем, что мы делаем... Он профессию себе облюбовывает, на будущее, ясное дело, вот я и пригласил его посмотреть на нашу фирму с высоты аппаратчиков.
Миронович кивнул, что следовало понимать: хорошо - и закрыл глаза. Костя подмигнул: иди, мол, сюда - и стал списывать в тетрадь показания разных термометров.
- Ну как? - спросил тихо.
- Зверь лютый!.. Не знаю, как ты с ним здесь...
Костя засмеялся:
- Миронович - очень сердечный человек. У него душа, как мамина, - такая добрая... Не обращай внимания: напускает на себя человек. Я давно уже заметил, что добрые люди стараются в обычных ситуациях быть суровыми. - Он пожал плечами: - Черт его знает, что за желание такое! Будь самим собой, и все! Э-э, что тут говорить... Миронович, как тебе сказать... Человек он добрый, его сердце добром по венчик налито. Но заметь: добро его не то, с которым человек на печи сухой, а в воде мокрый. Добро его жизнью выверено. Костя приглушил голос: - В войну Миронович разведчиком был, выполнял задание Ставки.
- Да ну! - искренне удивился Роман: ему никак не верилось, что вот такой "продукт номер один" мог быть разведчиком.
- Голубчик! Не знать таких вещей... Неужели никто в школе не рассказывал?
- Может, и рассказывали, но мне как-то не пришлось слышать, - ответил Роман и посмотрел на Костю: как он воспримет его слова.
- Понимаю: ты много пропускаешь, кое-как в школу ходишь, да? Признавайся, старик. Если откровенно, то и я когда-то не отличался особенным прилежанием. Теперь должен расплачиваться своим горбом. Мои ровесники инженеры, педагоги...
Роману почему-то не понравилось сказанное Костей.
- Ты же только что гордился своей профессией!
- Профессия у меня... чудесная, но... я лично еще ничего такого не сделал, еще ничего не сделал в своей профессии, старик.
Такое признание, видно, дорого стоило Косте, это сразу почувствовал Роман и подумал: молодец! И еще он подумал, взглянув мельком на сразу нахмурившегося собеседника, что он тоже должен быть откровенным. И он сказал:
