Михаил Осоргин - Книга о концах
- Этот тебе не жидовская слизь! Видать сразу - наш, православный, матерой волк!
ПРЫЖОК
Сильного мужчину втолкнули в извозчичью пролетку, голову пригнули к ногам, двое нава-лились, третий погонял испуганного извозчика. Везли в арестный дом при полицейском участке. Кого взяли - сами не знали. При засаде, устроенной в доме по доносу, за два дня взяли добрый десяток.
Едва дыша под полицейскими сапожищами, Николай Иванович "принимал меры". В согнутом положении это оказалось даже удобнее. Оттянув жилет связанными руками, достал из карманчика бумажку с адресами и три рубля: бумажку съел, а три рубля засунул за голенище сапога. На такую тайную кропотливую работу хватило всего пути.
В пречистенской части допрос краток: кто такой, к кому приходил? Николай Иванович отвечал степенно, толково и почтительно:
- Нешто можно, ваше благородие, сначала брать человека, а потом спрашивать имя? Имя надо раньше знать, тогда и спрашивать не придется.
Помощник пристава сердито:
- А ты не учи и не вертись. Спрашиваю - отвечай!
Николай Иванович с прежним дурашливым достоинством:
- Несправедливость какая! Так не по закону!
Сразу понял, что взяли его оптом, по засаде, вместе с другими, пришедшими на конспира-тивную квартиру, а имени не знают. Сейчас не знают, а могут скоро установить, и тогда плохо!
Его обыскали, отобрали кошелек с деньгами, но трехрублевки не нашли. Не было и паспорта: опытный человек, идя на свидание, оставил его в чемодане, сданном на хранение.
Главное - не терять присутствия духа. Жалел, что при аресте дрался лучше было разы-грать невинность. А теперь самое важное - сохранить здоровье. Когда его заперли в одиночную камеру, он прежде всего разделся донага, обтерся холодной водой, проделал гимнастику и стал изучать обстановку.
Арестный дом - шуточная тюрьма для человека, знакомого со всеми сибирскими этапами и с каторгой. В окнах решетки, но из окон видны соседние дома. За низенькой стеной участкового двора - улица; прямо против участка ворота частного дома; дальше - церковный двор и опять улица. Забор стеклами не усыпан и гвоздями не утыкан, и это очень хорошо. Во двор выводят гулять арестованных весь день поодиночке. Рядом с арестантом ходит надзиратель с револьвером, у ворот городовик с винтовкой, но ворота не на запоре: постоянно проходят люди в участковую канцелярию и в камеру мирового судьи.
В первый день на прогулку не водили, но обед дали. Николай Иванович съел все до крошки - для сохранения здоровья и бодрости духа. Под вечер кто-то выстукивал в стенку по тюремной азбуке, вызывая на разговор,- но новый арестант не ответил: не время заниматься пустяками. И вообще - спасибо московским товарищам! Посадить сумели!
Весь день до темноты провел у окна, изучая быт двора, а по крышам домов - расположение улиц. Никакое знание нелишне, а эту часть Москвы он знал плохо. Все обстоятельно обдумав, решил, что нужно торопиться бежать, пока по фотографиям не установили личности. Ждал, когда поведут на прогулку.
Утром его вывели во двор. Пробовал заговорить с надзирателем, но тот только сердито буркнул: "Ходи не разговаривай!" Минут десять гулял вдоль двора по самой середине, заложив руки в карманы. Надзиратель не отставал ни на шаг, а часовой наблюдал внимательно. Значит - сегодня не судьба, а зря рисковать не стоит.
Еще прошли сутки без перемен. На допрос не вызывали, очевидно, не дошла очередь. Но дальше третьего дня оставаться под арестом нет никакого расчета: могут перевести в настоящую тюрьму.
На третьи сутки, ожидая вызова на прогулку, привел себя в полный порядок, крепче подпо-ясал штаны, проделал руками гимнастику, поиграл мускулами, подтянул сапоги, застегнул пид-жак, даже пригладил волосы и прочно надел кепку. Вышел на прогулку бодро и весело, напевая песенку, так что даже надзиратель сам заговорил:
- Чему рад?
- А как не радоваться! Ноне на выпуск!
- Жди!
Тот же вчерашний надзиратель сегодня несколько рассеян: надоело ему целый день шагать по двору рядом с арестантами. Отстал на три шага, а на повороте оказался впереди арестанта, к нему спиной. И в то же время к часовому у ворот подошла девочка с корзинкой, наверное, дочка. Николай Иванович быстро провел рукой по борту пиджака, все ли пуговицы застегнуты, другой рукой нахлобучил кепку - и исчез.
Он исчез внезапно, сам не рассчитывая на такой успех. В три легких прыжка оказался у забора, подскочил, подтянулся, едва коснулся забора коленкой - и ветром перебросил тело. Перепрыгнув, быстро пересек мостовую и вбежал в калитку ворот противоположного дома. Двор был пуст, и было и там нетрудно прыгнуть через забор во двор соседний - но на той же самой улице. Дальше было хуже - и сразу план рушился: на высоком заборе целый частокол гвоздей. Пока думал, как быть, подбежал дворник:
- Что за человек? Чего надо?
Николай Иванович жалостливо посмотрел и потер живот:
- Нужно, братец мой, пристроиться. Очень гороху поел, сил нет!
Но дворник неглуп:
- Живот болит, а через заборы прыгаешь! Много вас тут шатается.
Николай Иванович выхватил из кармана футляр от очков и направил в голову дворника:
- А ты молчи, убью - и не пикнешь!
Тот оробел и попятился в сторожку. Еще пригрозив футляром, Николай Иванович отступил к воротам, вышел и оглянулся. Он был наискосок от ворот участка. У ворот была суета, выбежал часовой, вылетел растерянный надзиратель, выскакивали городовые, озираясь по сторонам. На углу улицы топтался с револьвером околоточный надзиратель.
Если бежать - увидят и поймают. Николай Иванович, поигрывая футляром, тихо перешел улицу обратно к воротам участка. Все глядели по сторонам и на него не обратили внимания. Тогда он, так же тихо и степенно, вытирая нос платком, пошел к углу улицы, где все еще стоял околото-чный, не знавший, куда направить погоню. Несколько городовых обогнало Николая Ивановича, один даже толкнул его на бегу локтем. Спокойно дойдя до угла, Николай Иванович приостановил-ся около полицейского чина и вежливо спросил:
- В чем дело, ваше благородие?
Околоточный, не оборачиваясь, отмахнулся:
- Проходите, господин, проходите!
Николай Иванович послушно, не ускоряя шага, повернул направо. На его счастье, по улице шел трамвай. Он выждал минуту, прыгнул на ходу. Трехрублевка оказалась засунутой за подклад-ку пиджака. Кондуктор дал сдачу, но пассажир ехал недолго - сошел на второй остановке прямо у казенной винной лавочки.
Из винной лавочки, держа в руках полбутылки водки, вышел веселый загулявший мастеро-вой, у забора отбил сургуч, хлопнул по донышку, отхлебнул. Душа нараспашку, пиджак на одном плече, кепка на затылке, на лице радость и радушие, но ноги действуют исправно.
У торговки купил фунтик земляники, перемазал весь рот и быстро зашагал, мурлыча песен-ку, лица не скрывая, по улицам гостеприимной Москвы. Хотя она и гостеприимна, а все же лучше, ради приятной прогулки, забраться куда-нибудь подальше за Москву, в дачную местность.
Погода была хороша, а Николай Иванович, пешком пройдя Сибирь, не стеснялся дальних расстояний.
ГОВОРЯЩИЙ ПУДЕЛЬ
Человек небольшого роста и дурной наследственности, слишком неразвитой, чтобы понять безумие роли, которую ему приходилось играть, приехал из Петербурга в Гессен-Дармштадт, в замок Хобург. Хотя в личных качествах этого человека никто не заблуждался, но каждый его шаг вызывал внимание всего мира и толковался тонкими политиками. Объяснялось это тем, что и сам этот человек и несколько его предков были русскими царями.
Совершенно особый интерес к приезду Николая за границу проявила группа молодых людей на острове Олерон, во Франции. Небольшой остров покрыт сосновым лесом, его северная часть выдвинута в океан и слабо заселена, а в южной части, близкой к материку, небольшие курорты. Группа русских обзавелась большой дачей в отдаленном конце, где на километры тянется пляж, море в отлив уходит недалеко, дачников почти нет, а население занято добыванием сосновой смолы и работой на устричных промыслах.
В том, что маленького человека нужно убить, никто не сомневался. Для его убийства были собраны небольшие средства, и целый ряд молодых людей высшим счастьем для себя полагал погибнуть за это на виселице. Но странность этих людей была в том, что каждое свое действие они согласовали с принципами, выработанными для них революционной партией, иначе говоря другой кучкой молодых и старых людей, менее решительного поведения, но признанных особо авторитетными в нравственной оценке человеческих деяний и их целесообразности. Центральный Комитет принципиально был против, а практически колебался, можно ли убить царя за границей, которая дает безопасный приют революционерам и эмигрантам.
Пока вопрос обсуждался, группа на острове Олерон торопилась изучить положение и выяс-нить возможности. И, конечно, ни международная полиция, ни сам гость замка Хобурга никогда бы не догадались, что для изучения поставленного вопроса избранное лицо немедленно выехало в Лондон для занятий в Британском музее.
