Алексей Писемский - Мещане
- Вы знакомы, значит, с Домной Осиповной? - спросил он.
- О боже мой, сколько лет! - воскликнул Янсутский. - Я начал знать ее с первых дней ее замужества и могу сказать, что это примерная женщина в наше время... идеал, если можно так выразиться...
- А что за господин ее муж? - спросил Бегушев.
Янсутский пожал плечами.
- Это купеческий сынок, человек очень добрый, который умеет только проматывать, но никак не наживать... Домна Осиповна столько от него страдала, столько перенесла, потому что каждоминутно видела и мотовство, и прочее все... Она цеплялась за все и употребляла все средства, чтобы как-нибудь сохранить и удержать свою семейную жизнь, но ничто не помогло.
Бегушев слушал Янсутского с каким-то мрачным вниманием.
- Без лести можно сказать, - продолжал тот с чувством, - не этакого бы человека любви была достойна эта женщина... Когда я ей сказал, что, может быть, будете и вы, она говорит: "Ах, я очень рада! Скажите Александру Ивановичу, чтобы он непременно приехал".
- Я буду-с, - произнес с тем же мрачным видом Бегушев.
- Ваше превосходительство, - отнесся уже к Тюменеву Янсутский и вставая при этом на ноги, - я осмелился бы покорнейше просить и вас посетить меня.
- Благодарю вас, но я в этот день думаю уехать из Москвы.
- Но день можно переменить; я именины могу раньше отпраздновать! подхватил Янсутский.
- Ах, нет, пожалуйста, я вовсе не желаю вас так стеснять, - проговорил Тюменев, несколько сконфуженный и удивленный такою смешною угодливостью от человека, которому он сейчас только говорил колкости.
- Что за вздор: уедешь! - вмешался Бегушев. - Оставайся до четверга, и поедем!
- Ты желаешь этого? - спросил Тюменев.
- Очень; я тебя, кстати, познакомлю тут с Домной Осиповной, - отвечал Бегушев.
- Извольте-с, я буду! - обратился Тюменев к Янсутскому.
- Очень вам благодарен! - произнес тот действительно обрадованным голосом, а потом раскланялся и ушел.
- И это вот тоже герой дня, - хорош? - спросил с грустью Бегушев, разумея, конечно, Янсутского.
- Да, - подтвердил Тюменев, - но я сильно подозреваю, что Домну Осиповну он для тебя пригласил.
- Конечно!.. - воскликнул Бегушев. - Хотя, в сущности, он это удовольствие доставляет мне из-за тебя!
- Из-за меня? - спросил не без удивления Тюменев.
- Из-за тебя! Каждый раз, как ты у меня погостишь, несколько этаких каналий толстосумов являются ко мне для изъявления почтения и уважения. Хоть и либеральничают на словах, а хамы в душе, трепещут и благоговеют перед государственными сановниками!
- Трепещут? - спросил Тюменев, проникнутый тайным удовольствием.
- Сильно! - подтвердил Бегушев.
Глава V
В тот же день сводчик и ходатай по разного рода делам Григорий Мартынович Грохов сидел за письменным столом в своем грязном и темноватом кабинете, перед окнами которого вплоть до самого неба вытягивалась нештукатуренная, грязная каменная стена; а внизу на улице кричали, стучали и перебранивались беспрестанно едущие и везущие всевозможные товары ломовые извозчики. Это было в одном из переулков между Варваркой и Ильинкой.
Грохов был несколько слонообразной наружности, имел глаза, налитые кровью, губы толстые и отчасти воспаленные, цвет лица красноватый. Происходя из ничтожных сенатских писцов, Грохов ездил в настоящее время на рысаках и имел, говорят, огромные деньги, что, впрочем, он тщательно скрывал, так что когда его видали иногда покупающим на бирже тысяч на сто - на полтораста бумаг и при этом спрашивали: "Что, это ваши деньги, Григорий Мартынович?" он с сердцем отвечал: "Нет-с, порученные". Несмотря на свое адвокатское звание, Грохов редко являлся в суд, особенно новый; но вместе с тем, по общим слухам, вел дела крупные между купечеством и решал их больше сам, силою своего характера: возьмет, например, какое ни на есть дело, поедет сначала к противнику своему и напугает того; а если тот очень упрется, так Грохов пугнет клиента своего; затем возьмет с обоих деньги и помирит их. Председательствовал также Грохов во многих конкурсах, любил заведывать имением малолетних и хлопотал иногда для людей достаточных по делам бракоразводным. При такого рода значительной деятельности у Грохова была одна проруха: будучи человеком одиноким, он впадал иногда в загулы; ну, тогда и дела запускал, и деньжищев черт знает сколько просаживал, и крепкое здоровье свое отчасти колебал, да вдобавок еще страху какого-то дурацкого себе наживал недели на две. Настоящая минута для него была именно одною из таких минут; из всего вчерашнего дня, вечера и ночи Грохов только и помнил две голые женские ноги, и больше ничего! Может быть, он набуянил где-нибудь, избил кого-нибудь, убил, пожалуй, - ни за что не мог поручиться! Пот даже холодный прошибал при этих мыслях Грохова. Но дверь кабинета отворилась, и вошел письмоводитель его, в поношенном пальто, нечесаный, с опухшим лицом и тоже, должно быть, вчера бывший сильно пьян.
- Госпожа Олухова к вам приехала, - проговорил он совершенно охриплым голосом.
Грохов сделал над собою усилие, чтобы вспомнить, кто такая это была г-жа Олухова, что за дело у ней, и - странное явление: один только вчерашний вечер и ночь были закрыты для Григория Мартыныча непроницаемой завесой, но все прошедшее было совершенно ясно в его уме, так что он, встав, сейчас же нашел в шкафу бумаги с заголовком: "Дело г.г.Олуховых" и положил их на стол, отпер потом свою конторку и, вынув из нее толстый пакет с надписью: "Деньги г-жи Олуховой", положил и этот пакет на стол; затем поправил несколько перед зеркалом прическу свою и, пожевав, чтоб не так сильно пахнуть водкой, жженого кофе, нарочно для того в кармане носимого, опустился на свой деревянный стул и, обратясь к письмоводителю, разрешил ему принять приехавшую госпожу.
Вошла Домна Осиповна в бархатном платье со множеством цепочек на груди и дорогими кольцами на пальцах. В грязном кабинете Грохова Домна Осиповна казалась еще красивее.
- Честь и место! - сказал Грохов, стараясь улыбнуться и показывая на кресло против себя.
Домна Осиповна села. Она заметно была взволнована.
- Я вчера еще была у вас, - начала она.
- Знаю-с!.. Я вчера очень занят был, - перебил ее Грохов.
Чем он, собственно, занят был, мы отчасти знаем.
- Вы были в Петербурге? - продолжала Домна Осиповна.
- Как же-с! - отвечал было Грохов, но у него в это время страшно закружилась голова, а перед глазами только и мелькали две вчерашние женские ноги.
Домна Осиповна ожидала, что он будет что-нибудь далее говорить, но Грохов только в упор смотрел на нее, так что она даже покраснела немного.
- Что ж, муж эту бумагу, о которой я просила вас, дал вам? - сказала она.
- Выдал-с! - отвечал Грохов и, отыскав в деле Олуховых сказанную бумагу, подал ее Домне Осиповне и при этом дохнул на нее струею такого чистого спирта, что Домна Осиповна зажала даже немножко нос рукою. Бумагу она, впрочем, взяла и с начала до конца очень внимательно прочла ее и спросила:
- Что же, с этим видом я могу теперь везде свободно жить?
- Конечно-с!.. Без сомнения, - едва достало силы у Грохова ответить ей.
Ему все трудней и трудней становилось существовать; но вдруг... таково было счастливое свойство его организма - вдруг он почувствовал легкую испарину, и голова его начала несколько освежаться.
- Очень можете-с, очень! - повторил он значительно оживленным голосом.
Домна Осиповна несколько мгновений как бы собиралась с мыслями.
- А насчет обеспечения меня, - проговорила она и при этом от волнения приложила дрожащий свой пальчик к губам, как бы желая кусать ноготь на нем.
- И это устроил-с! - отвечал Грохов; испарина все более и более у него увеличивалась, и голова становилась ясней. - Я сначала, как и вы тоже желали, сказал, что вы намерены приехать к нему и жить с ним.
- Интересно, как это он встретил, - заметила Домна Осиповна.
- Испугался очень!.. Точно я из пушки в него выстрелил! - отвечал Грохов.
Домна Осиповна вспыхнула вся в лице.
- Как лестно это слышать, - произнесла она.
- Кричит, знаете, этой госпоже своей, - продолжал Грохов, - "Глаша, Глаша, ко мне жена хочет воротиться..." Та прибежала, кричит тоже: "Это невозможно!.. Нельзя..." - "Позвольте, говорю, господа, закон не лишает Михаила Сергеича права потребовать к себе Домну Осиповну; но он также дает и ей право приехать к нему, когда ей угодно, тем более, что она ничем не обеспечена!" - "Как, говорит, не обеспечена: я ей дом подарил".
- Вот хорошо! - почти воскликнула Домна Осиповна. - Он мне дом подарил, когда я еще невестой его была.
- Ну, когда бы там ни было, но он все-таки подарил вам... - начал было Грохов, но при этом вдруг раскашлялся, принялся харкать, плевать; лицо у него побагровело еще больше, так что Домне Осиповне сделалось гадко и страшно за него.
- Это все госпожа его натолковывает ему, - проговорила она, когда Грохов позатих немного.
- Нет-с, ошибаетесь!.. Совершенно ошибаетесь, - возразил он, едва приходя в себя от трепки, которую задал ему его расходившийся катар. Госпожа эта, напротив... когда он написал потом ко мне... О те, черт поганый, уняться не может! - воскликнул Грохов, относя слова эти к начавшему снова бить его кашлю. - И когда я передал ему вашу записку... что вы там желаете получить от него лавки, капитала пятьдесят тысяч... Ну те, дьявол, как мучит!.. - заключил Грохов, продолжая кашлять.
