Михаил Федотов - Иерусалимские хроники

"Каких только людей пизда не нашлепает" (наблюдение) кавычки закрыть запятая ..а.п. мюллер болд кавычки открываются болт быт иностранных художников в россии медиум 1927 года цена 15 шекелей болд русский казанова цена четыре и пять десятых шекеля кавычки закрыть". Это фон.

Сегодня на русском языке такого журнала нет. Последний порнографический журнал издавался в Реховоте, и его набирала одна пожилая наборщица, которая раньше была корректором в издательстве "Просвещение". И поэтому очень этой работы стеснялась и умерла от удара, когда ее за этим занятием застал кто-то из знакомых. Это красивая и мужественная смерть, и хоть она и произошла в Реховоте, но по сути своей она, конечно, достойна Иерусалимских хроник. Спи, товарищ! Сам я тоже долгое время вел уголок спортсмена в одном известном религиозном журнале, пока не был изгнан с позором, борясь за свободное слово. Последний спортивный репортаж редакция вернула мне по почте. Мне удалось сохранить его для хроник:

"Во дворе "Апраксиного двора", где располагался магазин автомобилей, и ювелирка, и еще куча всяких складов, стояло два ларька, известных любому приличному спортсмену. Это прямо напротив здания финансово-экономического института, где разбит садик с бюстом Кваренги. Так вот прямо за спиной Кваренги, на Садовой, есть маленькая площадка между галереями, а в том месте стоял еще третий ларек, где пиво всегда продавалось с подогревом, и место это, по счастью, известно не всем. И чтобы объяснить значение этого подогрева, мне нужно начать издалека. Новгород в это время собирался стать крупным футбольным центром, и для этого решили создать команду из бывших звезд, и туда ушел, в частности, мастер спорта международного класса СССР Василий Данилов. Звание свое он получил за чемпионат мира в Англии, где он прилично отыграл все игры, кроме самой второстепенной игры с Кореей. Но судьба повернулась так, что спустя всего год Вася Данилов, обласканный публикой, еще на вершине своей футбольной славы, с треском вылетел из "Зенита" за беспробудное пьянство. Надо сказать, что в шестьдесят седьмом году за команду "Зенит" играло какое-то невероятное количество футболистов -- тридцать восемь человек, и все эти тридцать восемь человек, целых три с половиной состава, -- все очень сильно пили, кроме рыжего Бурчалкина, который в шестьдесят седьмом году не пил, потому что мучился от язвы луковицы двенадцатиперстной кишки. И, конечно, когда в Новгороде создали команду "Электрон", то туда сразу немедленно сослали самых пьющих зенитовцев: взяли Маркова, Кроткова, взяли Гусева, но другого, который раньше играл за "Карпаты", и, наконец, взяли Данилова вместе с приличным нападающим Колей Рязановым, ленинградцы его все должны знать. И в этой задрипанной команде "Электрон" в один момент оказалась масса игроков невиданного для Новгорода высокого класса. Но как иллюстрация выражения, что не место красит человека, новгородский "Электрон" занял таким обновленным составом во второй северо-западной зоне двенадцатое место всего при восемнадцати командах! То есть зенитовцы за очень короткий срок так разложили новгородскую команду, что скоро на поле нельзя было уже понять, какие из них зенитовцы, а какие не зенитовцы. Надо еще сказать, что в Новгороде и в доперестроечный период пить по утрам было совершенно нечего. И вот, к огромному удивлению ленинградских болельщиков, где-то за месяц до расформирования новгородской команды, около третьего ларька (где пиво, если вы запомнили, продавалось всегда только с подогревом) остановилось такси с потертым новгородским номером, и из него вышли собственной персоной мастер спорта международного класса Василий Данилов и просто мастер спорта Рязанов. Новгородцы, к чести своей, взяли только подогретое пиво, потому что водка у них была своя, сообщили, что сегодняшняя тренировка у них только в четыре, а до этого еще куча времени погулять и пообщаться с приличной публикой.

Вы, как люди интеллигентные, видимо, считаете, что у пивных ларьков стоят работяги и всякая шваль, а это совершенно не так. Допустим, какой-нибудь тоже интеллигентный человек просыпается в девять часов утра, потому что он нигде временно не работает. Абстиненция просто ужасная! И просыпается он, заметьте, не в Париже, куда он от трудностей не сбежал и сбегать не собирается! А на Фонтанке кафе не работают, рестораны еще закрыты, и остается только взять в магазине бутылку и идти к пивному ларьку. Тем более, что меньше маленькой в магазине не продают, а маленькой для похмелки на одного человека многовато. А у ларька вы всегда найдете понимающего вас человека, которому можно предложить половину маленькой, а он за это возьмет вам две кружки пива и два пирожка с мясом, и это будет всего чуть меньше половины, или за половину маленькой можно взять "Беломор", а один из пирожков не брать, но если брать две кружки пива и "Беломор" без пирожков, то тогда остро встает проблема закуски..."

Скрипи, скрипи, продажное перо!

Глава седьмая

МАМА ШАЙКИНА

Напрасно прождав Арьева у окошечка "информация", Аркадий Ионович и Габриэлов помянули недобрым словом человеческую необязательность и уселись под часами около "Национального банка", чтобы посовещаться. Интеллигентного кота решено было выпустить на волю. Кроме того, Аркадию Ионовичу до смерти хотелось опохмелиться. И он предложил Габриэлову выдать ему из кошачьего залога несколько шекелей на "Таамон", обещая за это навсегда отправить Габриэлова за границу, заручившись для этого поддержкой ковенской ешивы Шалом. На это Габриэлов резонно отвечал, что ковенцы уже один раз, слава Всевышнему, вывозили его в Западный Берлин, откуда его вернули обратно с полицией. Но попытать счастье еще раз было можно, тем более, что религиозный статус Габриэлова на сегодняшний день все еще оставался спорным. По дороге в "Таамон" Аркадий Ионович и шедший в дымчатых очках Габриэлов неожиданно встретили доктора Мостового, недавно принятого в ковенскую ешиву рядовым студентом. Этому московскому доктору нужно было подписать банковскую ссуду на электротовары себе и теще, и он бродил по всему городу с документами и искал двух необходимых гарантов. Мостовой, волнуясь, попросил Аркадия Ионовича подписать ему документы или привести какого-нибудь надежного кадра. Кроме того, он сказал, что деньги за электротовары они с тещей обязательно вернут, и с него, с доктора Мостового, за это причитается. И поклялся в этом своей новенькой серебряной ермолкой. Услышав про "причитается", Аркадий Ионович сказал, что надежный гарант сейчас прибудет. Дело в том, что у самого Аркадия Ионовича существовала только половина паспорта с фотографией, но без адреса, и в гаранты он не годился. А у Габриэлова, наоборот, документов было много, и частью из них в самое ближайшее время он собирался воспользоваться, но все они были не на его имя и для Израиля совершенно не подходили.

-- Как же вы ходите без документов на военные сборы? -- спросил изумленный доктор. Еще в Союзе доктор читал в специальной сохнутовской брошюре, что служба резервиста -- это почетный долг каждого израильтянина. Но Аркадий Ионович спокойно объяснил восторженному доктору, что для ковенца такая позиция является ложной, и, может быть, ему правильнее перебраться в военизированную ешиву маккавеев. Но за "гаранта" все равно причитается десять шекелей.

Они стояли на углу улиц царя Агриппы и короля Георга Пятого, где торгует с тележки курд-кукурузник, с которым у Аркадия Ионовича шла непрерывная война, и он специально водил сюда полупьяные компании, чтобы кукурузника подразнить. И вот, оставив своих спутников между кукурузной тележкой и порнографическим кинотеатром "Райский сад" (доктор Мостовой по-честному на фотографии из фильмов старался не смотреть, хоть практически все органы, относящиеся к райскому саду, на фотографиях были заклеены звездочками), Аркадий Ионович побежал в бухарский скверик за Борей Усвяцовым.

Надо сказать, что предложение Бориса Федоровича в электротоварные гаранты было не просто пьяным хулиганством, но еще и провокацией. В последние месяцы Боря почти не трезвел, голова его была обмотана кухонным полотенцем, и ни в какой банк его было уже не завести. Но в Аркадии Ионовиче сидел какой-то злой дух, которому нравилось всех стравливать, и через минут десять он сдал ослабевшего Бориса Федоровича довольному доктору, получил за него десять серебряных шекелей, а сам, вместе с нищим Габриэловым, отправился в Меа-Шеарим, прямиком в ковенскую ешиву. Как часто я мечтал оказаться на их месте! Что может быть прекрасней, чем сесть после трудового дня за толстую книжку! Знание -- это бездонный океан, и вот ты подсаживаешься к нему с краю, достаешь из-за голенища свою крохотную десертную ложечку и тоже со вкусом начинаешь хлебать. Как часто мечтал я выучить какой-нибудь мертвый язык, который кроме меня не будет знать совершенно никто на свете! Так что приезжает в Иерусалим какая-нибудь делегация писателей изо всех стран мира, и все спрашивают, кто знает такой язык? А я скромно молчу и чуть слышно говорю -- "я". Или возвращаться домой к длинному столу, за которым ждут меня притихшие домочадцы, и рука жены зависла над фарфоровой супницей, и золотистые волосы моей красавицы стыдливо убраны под косынку, и детки счастливо болтают под столом ножками в белоснежных гольфиках! Не отворачивайся от меня, ковенская ешива "Шалом", отопри для меня свои стальные двери! Но -- молчание: ни дыхания, ни звука в ответ! Ковенская ешива не принимает чужих! Она умеет различать коварные и пустые сердца!