Исмаил Шихлы - Буйная Кура
Шамхал невольно косил глазами в угол землянки, где на старенькой латаной-перелатаной постели спала, свернувшись клубочком, Гюльасер сестренка Черкеза. Ее длинные косы соскользнули на землю, ветхое одеялишко подымалось и опускалось над ровно дышащей грудью. Нежные тонкие ноздри расширялись и сужались с каждым вдохом и выдохом, в приоткрытых губах виднелись белые, ровные зубки. В комнате не было никаких других звуков, кроме стрекотанья сверчков, шуршанья бабочек да тихого дыхания спящей девушки.
За тонкой перегородкой, то есть, по существу, в этом же помещении, негромко промычала корова. Затем напористо и звучно полилось на пол. Остро запахло хлевом. Черкез с досадой проговорил:
- Чтоб ей не видеть своих телят! Будто нарочно ищет постороннего человека, чтобы при нем справить свою нужду. Давай-ка выйдем отсюда, устроимся спать верху. Там у нас вроде чердака. Пошли.
- Да ладно, не беспокойся. Я думал, ты пойдешь ловить рыбу.
Черкез понял уловку Шамхала. Он, конечно, слышал о происшествии в доме Джахандар-аги и знал, что Шамхал пришел не ради рыбалки и что не до рыбалки теперъ. Однако Черкез не подал виду и вел себя так, будто ни о чем не догадывается.
- Рыбу ловить еще рано. Пусть сначала взойдет луна. Заодно проверим удочки, заброшенные мной еще с вечера.
- Ладно, делай как знаешь.
- Эй ты, Гюльасер, ну-ка, проснись, у нас гость. Постели нам постель на чердаке.
- Напрасно ты будишь девушку.
Но Гюльасер уже проснулась и села на постели, потягиваясь и протирая глаза. Потом она проснулась окончательно, увидела постороннего мужчину, вспыхнула и закрылась с головой одеялом. Только когда мужчины вышли из комнаты, она поднялась и надела платье.
На чердаке Гюльасер постелила матрац и коврик и отошла в сторону, как бы спрашивая своим видом, потребуется ли от нее что-нибудь еще.
- Посмотри, не найдется ли поесть. А то у меня давно уж сосет под ложечкой. Да, наверно, и Шамхал составит компанию.
- Нет, я не хочу! - слишком торопливо ответил Шамхал.
- Ну, он как хочет, это его дело, а я поем. А ложки все-таки принеси две. Может, еще надумает, глядя на меня.
Девушка, шлепая босыми ногами, ушла вниз. Она налила в большую медную тарелку кислого молока и взяла несколько ячменных лепешек, испеченных ею как раз перед вечером. Снова поднялась на чердак, поставила еду перед братом.
- О, знала бы ты, что я сделаю для тебя в день твоей свадьбы!
Гюльасер, довольная похвалой брата, кокетливо повернулась и ушла с чердака.
Черкез покрошил в тарелку ячменную лепешку, перемешал деревянной ложкой. Попробовал, причмокнул от удовольствия, покачал головой:
- Разве это кислое молоко? Это мед! Слаще меда! Возьми-ка ложку да попробуй. Никогда не ел такого вкусного молока.
С этими словами он придвинул тарелку ближе к Шамхалу. Тот нехотя взял ложку, нехотя начал есть. Покончив с едой, друзья улеглись спать. Черкез тотчас захрапел, а Шамхал лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел в проем чердака на звездное небо. Вой шакалов на том берегу Куры, ленивый лай собак, шум реки - все это сливалось, наполняло ночь. Шамхал слушал, смотрел на звезды и не мог уснуть. Словно кто-то отнял у него сон. Неприятные мысли толпились у него голове. Хотя Шамхал твердо решил, что больше не вернется домой, но все же он не знал, что ему делать дальше. Не идти домой - это ясно, а куда же идти? Совсем покинуть село? Уйти к дяде? Но еще неизвестно, как дядя посмотрит на его приход. Может, он заругает его и скажет: "Разве должен мужчина уходить из дому, бросив мать и сестру?" "И потом, разве мужское дело жить под чьим-то крылышком, просить приюта? Что из того, что он мой дядя? И дядин хлеб нельзя есть, если его дают из милости. Нет, никого не стану ни о чем просить. Построю себе небольшой домик. Какую-нибудь из сельских девушек приведу. Назло отцу сделаю самую пышную свадьбу. А где деньги?.."
Шамхал приподнялся и сел на постели. Достав из кармана серебряную табакерку, свернул папиросу. Глубоко затягивался, пускал дым в воздух. "В хозяйстве отца есть и моя доля. Возьму часть стада, часть табуна посмотрим, кто воспротивится этому?! Кто воспротивится? Да тот же отец! "Я еще не умер, - скажет отец, - чтобы делить хозяйство". И будет прав. Ведь и в самом деле хозяйство принадлежит только ему одному. Ведь я еще ничего не сделал. Кроме того, есть еще брат, Ашраф".
Вспомнив брата, Шамхал подумал о нем с нежностью и в то же время ощутил в душе неприятное чувство. Он очень любил Ашрафа. Ашраф был парнем, как говорится, что надо. Но когда Шамхал вспомнил, что отец всегда по-разному относился к ним, он расстроился. Отец и здесь поступил несправедливо. В прошлом году он послал Ашрафа в Горийскую учительскую семинарию, а Шамхала оставил при себе. "Хватит одного ученого в нашей семье, - сказал он - оставайся здесь. Кому достанется все хозяйство, все богатство? Брат выучится и будет отрезанныйломоть, уедет бот знает куда. Только ты и останешься мне опорой".
"Нет, не сдамся перед отцом. Не нужно мне от него и одной соломины. Если я вернусь к нему в дом, он хоть и не скажет, но подумает, что я без него слаб. Ничего мне не надо. И невесты не надо, которую выберет мне отец. Женюсь на той, кого полюблю. Разве мало в селе красивых девушек? Взять хотя бы сестру Черкеза Гюльасер. Кого она хуже? Что с того, что ее отец бедняк?"
Шамхал последний раз затянулся и бросил вниз окурок. Папироса красной стрелой прочертила воздух и долго еще горела среди травы.
Чтобы избавиться от неприятных мыслей, Шамхал с головой укрылся одеялом. Но успокоиться не мог. Тут еще начали покусывать блохи. Шамхал, поняв, что не уснуть, снова откинул одеяло, сел на постели. В деревне орали петухи. Луна, выплывшая из-за холма, медленно, словно кружась, поднялась вверх. Прозрачный матовый свет затопил село. Заблестели, рябясь, воды Куры.
Храп Черкеза перешел в тихое посапывание. Шамхал с завистью глядел на товарища. Он даже забыл, что должен разбудить его, когда взойдет луна.
Черкез внезапно проснулся сам и высунул голову из-под одеяла.
- Эй, Шамхал!
- Что?
- Начинает светать?
- Да, вставай. Луна уже высоко.
Черкез отбросил одеяло и ловко поднялся на ноги. Широко раскинув руки, сладко потянулся, вдохнул всей грудью прохладного, освежающего воздуха.
- Кажется, мы проспали.
- Ты спал сладко, жалко было будить.
По тропинке они направились прямо к берегу. Все вокруг было погружено в тишину. Явственно слышался шум Куры. В ущелье выли шакалы.
Друзья подошли к обрыву. Холодным дыханием дохнула им в лица ночная река. Стало зябко. Черкез посмотрел на блестящий при свете луны поток.
- Кажется, разлилась.
- Где-нибудь наверху шли дожди. С вечера над горами сверкала молния.
Черкез вздохнул и поглядел на темные скалы вдали.
- Дядя Годжа, бедняга, так еще и не вернулся домой?
- Постарел. Тяжело ему теперь, быстро устает.
- А ты не пускай его. В таком возрасте трудно быть перевозчиком.
- У нас нет выхода. Мы не можем не работать. Да и потом, только сама смерть оторвет его от реки. Река для - вся жизнь. Состарился на реке. Недавно суденышко понесло. Он уперся шестом и остановил. А потом оплошал и сам упал в воду, едва выплыл. Теперь вот несколько дней не является домой.
Друзья посидели еще на обрыве, помолчали и спустились к воде. Напуганная людьми лиса, сверкнув зелеными глазами и мотнув пышным хвостом, юркнула в прибрежные заросли.
- Вода как будто сильно замутилась. Не затопило ли острова?
- Удочки-то наши не унесло?
- Думаю, нет. А жалко, не захватили ружье. Была бы у нас лиса.
- Думай о рыбе. Зачем тебе еще и лиса?
- У меня с ними свои счеты. Перетаскали всех кур.
В одном месте разлившаяся вода отступила, оставив маленькое озерко, а вернее - большую лужу. Черкез быстро разделся и в темноте начал барахтаться в луже, шумно плескаясь.
- Ты что там делаешь? - спросил Шамхал, тоже начиная раздеваться.
- Ловлю лягушек. Посадим их на крючок, замечательная наживка.
Черкез долго возился в воде: как видно, лягушки не давались в руки. Наконец, когда Шамхал совсем уж разделся, Черкез появился, неся за лапки головами вниз несколько лягушек, белевших в темноте своими светлыми брюшками.
- Бери да насаживай скорее их на крючок.
- А бородавок у меня не будет?
- Бабьи сказки. Когда будешь насаживать, гляди, чтобы остались живыми. На дохлую ни одна порядочная рыба не позарится.
Одежду они спрятали под скалой у большого камня. Шамхал, входя в воду, обернулся к Черкезу:
- Куда поплывем? В камыши на ту сторону островка. Там около камышей всегда рыба.
Над Курой висел плотный туман. Мелкие и пенистые волны плескались о подножье обрыва, выплескивали на песок куски дерева, ветки, листья.
У Шамхала от холода лязгнули зубы, и Черкез спросил:
- Ты что, озяб? Тогда скорее плыви.
- Почему это я должен озябнуть, а ты нет?
