Сергей Каледин - Смиренное кладбище
На поминках - тетя Маруся хорошо выставила - Воробей вдруг испугался своей нечаянной веры в несуществующего Бога, Татарину потом почти за бесплатно памятник маленький из Лабрадора сделал. Маленький не маленький, а рублей двести тете Марусе сберег.
Или вот еще.
В прошлом августе после Гарикова дня рождения Васька-братан убивал его ночью, пьяного, топориком рубил ржавым. До смерти хотел - три раза.
В больнице - сосед по койке потом рассказывал - врачи даже кровь добавлять не стали - жижу одну, плазма называется, лили: чего литры зря переводить? Ждали, помрет.
Хрен-то! Живой! Хоть и дышит кожа пустая над ухом... И горло еще потом проткнули прямо в койке. Рубленое-то еще путем не залечив, когда припадок случился после краснухи этой...
Так - живой же. О!
А то ишь специалисты: Бога нет... Кому нет...
Воробей опять погладил мамин цветник. На днях Толик-рубила должен появиться, фотографию мамину керамическую принесет. Съездим тогда с Мишкой в Лианозово к маме, цветник фигурный отвезем, кронштейн поставим. Ой, мама, мама... Только вот сейчас, в тридцать, дошли до тебя руки. С пятьдесят девятого так и лежишь. Могилка неприбранная... А все сивуха, сволочь!
Воробей высморкался, взглянул время, вышел из сарая.
- Сынок! - наскочила на него маленькая старушонка, - Ты здешний?
- Чего тебе? - рявкнул на бабку Воробей. - Заикой сделаешь!
- Землицы бы мне чуток... Болела я, давно не была - вся могилка заглохла. Не привезешь? Я б тебе рублик дала на водочку...
- Слушай сюда, - Воробей доверительно склонился к старухе: - Нет земли, ясно.
- А я видела - возят...
- Да не земля это, дрянь. Наскребут где-нибудь и везут! Иди гуляй лучше.
- Нет, милок, ты чего-то мудришь... Не хочешь помочь бабке... покачала она головой в платочке и поплелась с хоздвора.
- Не верит, зараза, - взвился Воробей. - А врешь им - верят! Сволочи!..
- Леш! - негромко сказал подошедший с вилами на плече Мишка. - Может, привезти ей от Шурика пару ведер, у него есть за сараем. Ну, дадим ему трояк. Мы и так сегодня заработали неплохо.
Воробей неожиданно успокоился:
- Хрен с ней! Давай вези. Гляди только, чтоб наши кто не увидел, засмеют.
Мишка привез хорошей земли, оправил холмик, помог воткнуть цветочки разуважил бабку.
- Сынок! Погоди, милый, - денежку-то! - бабка заковырялась, развязывая узелок на платке. - На-ка, - она ткнула ему сухой кулачок.
- У меня руки в земле, бабуль. Сама положи, вот сюда, в карман. - Мишка приподнял локоть.
- Отвез? - спросил его Воробей в сарае.
- Рублец.
- Кидай в казну.
Мишка стряхнул с ладони грязь, полез в карман - трешка.
-- А говорил, рубель? - Воробей замер.
- Да я не смотрел... Сказала, рубль...
- Чего дуру гонишь? - вдруг заорал Воробей. - Что, она в карман тебе лазила?!
- Да. Я ж говорю: руки грязные были...
- Бабке своей расскажи, Елизавете! Воробью мозги пудрить не хрена! Ловчить начал?!
Воробья понесло. Он припомнил бутылку коньяка - презент клиента-грузина, которую Мишка по недомыслию отнес домой, "завязавший" Воробей всегда сам совал "освежающее" ему в сумку. Лицо Воробья побелело, он тяжело дышал. Даже прикрыл глаза и сжал зубы так, что губы превратились в прорезь. Видно было: старается не запсиховать из последних сил. Стал ноготь кусать, рванул так яростно, что на пальце выступила кровь, а сам он дернулся и затряс рукой в воздухе.
- Чего орешь, Алеша? - раздался за дверью веселый голос Стасика.
Воробей ногой отпихнул дверь сарая:
- Притырить решил! Дали трояк, а брешет - руп!
- Кто? Этот? - Стасик смерил Мишку нехорошим улыбающимся взглядом. Говорил, не приваживай "негров".
- Так ведь думаешь, человек, а он - сука! Знает, что и глухой...
- А чего ты, собственно, шумишь, Алеша? - ласково и тихо сказал Стасик. - Дело-то простое: недодал "негр" монету - все! Разберемся...
Мишка почувствовал, как сразу похолодели ноги. Одно разбирательство он уже видел.
Прошлой осенью, когда неизвестный еще Мишке Воробей лежал в больнице с разрубленным черепом, кладбище разбиралось с его напарником Гариком.
Мишка тогда пахал на Гарика.
Раньше за главного был Воробей. При нем обязанности в бригаде были четко распределены. Гарик "проясняет" с клиентами и нарубает доски. Воробей руководит, ведает казной и отмазывает Гарика, если кто из кладбищенских поднимает против него хай. И при них еще один-два "негра" на подхвате: таскать цветники, мешать раствор, крошку мраморную промывать. Короче, ишачить.
Гарик навестил Воробья в больнице: увидел, не выживет, и уверенный взялся за дела. Без Воробья, а держится, как раньше, как при Воробье: с часовней сквозь зубы цедит. А часовня и хоздвор - два разных профсоюза. Клиент ведь сразу на хоздвор сворачивает, до часовни полкладбища пилить; хоздвор всех клиентов и перехватывает. Часовне только и остается - во время захоронений прояснять. А много ль прояснишь, когда родственники не в себе. Вот и получается, что у часовни заработок меньше, чем на хоздворе.
И народ там, в часовне, наоборот, позабористее, чем на хоздворе, меньше двух раз никто и не сидел. А Гарик гребет и гребет, да еще, дурак, хвалится. Да еще пьяная Валька притащилась у Гарика деньги требовать, Воробьеву, мол, долю. А Гарик ей: накрылся твой Воробей и доля его. А сам его кулаками прикрывался все это время: они, мол, и дохлого Ворьбья сто лет бояться будут. И, главное, громко изъяснял, так чтоб слышали.
Не учел, что часовня не так Воробья боялась, как его, Гарика, не любила с его бородой, образованностью и ленивым нездешним разговором.
Накрылась его карьера. Через две недели после Воробья Гарик сам оказался у Склифосовского. И случилось это днем, в открытую, в рабочий день.
Мишка с Финном в тот день сидел в глубине хоздвора на штабеле длинных труб: Петрович менял водопровод по всему кладбищу. За свой счет, кстати, менял, иначе его б поменяли.
Финн, как обычно, был без работы, а Мишка ждал Гарика. Две мраморные доски - Гарик вчера велел - были залиты в кронштейн. Окрепший за три дня сушки цветник Мишка отшарошил прямо здесь, на хоздворе, еще до десяти, до оживления.
Гарик обещал подойти к двенадцати: полтора часа кури да Петровичу на глаза не показывайся: увидит - ткнет на мусор. А чужой мусор ворочать - хуже нет. Оттого и поглядывал Мишка на ворота хоздвора: от Петровича прятался. Тем более Гарик давно в контору не посылал, все жмется: завтра, завтра... Из-за этого "завтра" с Борькой-йогом кипеж не весь базар подняли. Уж на что Борька с Гариком чуть не приятели, Борька тоже с хоздвора и тоже образованный, а вот сцепились. Борька его жидом обозвал: вцепился, говорит, в монету, сам жрешь, а в контору - хрен. Смотри - доиграешься...
Вот и поехал Гарик сегодня японский магнитофон Петровичу для машины доставать. Чтобы одним разом всю вину свою перед ним покрыть. Стереофонический, с колонками. На обратном пути хотел еще к Воробью в больницу заглянуть: может, помер уже.
...В полдвенадцатого со стороны железной дороги, не торопясь, на хоздвор вошел Игорь Мансурович Искандеров, Гарик. Не поворачивая головы, он кивнул Мишке с Финном, открыл сарай. Вышел оттуда переодетый, с чемоданчиком-"дипломатом". В "дипломате" он носил скарпели - инструмент для гравировки по граниту и мрамору. И молоток специальный. Под мышкой нес полированную доску белого мрамора. Нес в угол двора. Там, вместо граверной мастерской, на перевернутой вверх дном пустой бочке из-под бензина от вырубал заказанный клиентами текст. Работа выгодная, цены за знак: на мраморе полтинник, на граните - рубль.
Крест, веточка, окно под фотографию - как 10 знаков. Залить доску в цементный кронштейн - 20 или 30 рублей, в зависимости от размеров доски.
Гарик был дотошный, рубить сам научился, обзавелся классным инструментом. Все заказы в воробьевской бригаде делал сам, на сторону ничего рубить не давал.
Гарик вдруг остановился и, не глядя на Мишку, сказал не повышая голоса:
- Работы нет - у конторы клиентов лови. Устал, домой иди, здесь высиживать нечего.
Мишка мрачно поднялся. Финн злорадно улыбался. Гарик расположился на бочке, надел очки, чтоб крошка в глаза не летела, и начал рубить короткими легкими чередями.
Но с хоздвора Мишка не ушел: в ворота зашло несколько незнакомых нарядных крупных парней. Впереди, в замызганной робе, весело вышагивал Шурик Раевский из часовни.
Шурик сунул Мишке жесткую куцепалую ладонь, кивнул Финну.
-- Гарика не видели?
Мишка мотнул головой: там.
Компания сосредоточенно двинулась в глубь хоздвора в сторону Гарика. Через пролом в заборе на хоздвор просочилось еще несколько незнакомых парней. У этих впереди был Охапыч.
Обе компании сгрудились вокруг работающего Гарика. Отсюда, от Мишки с Финном, видно: стоят спокойно, беседуют, руками водят... Дела решают. Скорей всего, ребята эти нарядные - с проспекта; достали чего - толкать пришли, а Раевский им коммерцию клеит; показал кого побогаче.
