Феликс убил Лару - Дмитрий Михайлович Липскеров
Он не удивился цифре, вдруг появившейся на экранах. Тысяча сто километров в час. Подумал, что японцы обещали только до трехсот пятидесяти, а здесь вот тебе на. Надо бы им накинуть деньжат, может золотишком порадовать. Вот только ему было неловко, что беззащитному ёкодзуне надавали пощечин. Но в каждой стране свои традиции…
Когда скорость достигла трех тысяч, Протасов подумал, что состав по всем законам физики должен был давно оторваться от земли и взлететь. Может, спидометр обманывает – скорее всего, скорость запланированная, а электронику подтянут.
Когда скорость достигла пяти тысяч километров, он включил на боковой панели переговорное устройство.
– Да, товалиса Плотасова! – отозвалось устройство.
– Я бы… Я бы хотел остановиться на следующей станции. Это возможно?
– Только через одну! – пообещало устройство.
Поезд тотчас стал тормозить, отчего у Протасова заложило уши сильнее, чем в самолете… Примерно через пять минут состав без единого скрипа тормозов остановился, и он направился к выходу. Казалось, что во всем мире туман, но под ногами была твердь, а за нею проглядывалась лестница, по которой он осторожно спустился и пошел не торопясь по мягкой земле. Туман, клокастый и клубящийся, постепенно стал рассеиваться, и он вышел из него, вспомнив, что обещал непременно быть у лейтенанта Саши Бычкова дома на обеде.
Протасов поспешил и быстро дошел до своей части, а потом и дошагал до дома командира. Вытащил расческу и, глядясь в отражение оконного стекла пристройки, расчесал свои густые волосы.
Она кормила их борщом и пельменями, а на третье был компот из вишни. Протасов по-хорошему завидовал лейтенанту Саше, уверенный, что скоро тоже найдет свою судьбу. Или она его.
После обеда они прогуливались, говоря о чем-то незначащем, об учениях местных, о генерале. Потом остановились на холме и молча смотрели куда-то далеко в степь.
Умей сказал своему другу Толгату, чтобы стрелял в старлея, а он влепит прапору в башку. Прицелились, оттянули резину – и выстрелили дуплетом. Прапорщик Протасов был убит на месте наповал. Заряд пробил ему лобную кость и застрял возле мозжечка. Старлей Бычков был лишь ранен. Стальной шарик содрал с него почти половину скальпа…
Прапорщика похоронили, даже медаль «За отвагу» принесли на красной подушечке, трижды стрельнули в небо, потом бухнули крепко – да и отправились свои дела делать.
Она, выхаживая Сашу, как бы невзначай сказала, что беременна, что, наверное, будет мальчик. Предложила назвать в честь деда.
– А как деда звали?
– Олегом.
– Как прапорщика нашего…
17.
Абрам Фельдман, услышав по радио, что может начаться новая война с еропкинцами, решил было быстро уходить в Польшу, но перед этим зашел в райсовет, где ему выдали продуктовый набор, очень богатый, с водочкой, килькой, балтийской селедкой, палкой сервелата, крупами и макаронными изделиями. В коридоре навстречу Моисеичу шел военком Прыткий И.И. Фельдман оперативно развернулся, прямо как солдат, и рванул было к лестнице, но услышал добродушный окрик военкома. Пришлось вновь развернуться и, широко улыбнувшись, зашагать к комиссару.
– Чего ты обосрался? – приобнял Абрама Прыткий И.И. – Евреи не подлежат мобилизации. Ты ж у нас один. Райка Нелюдимова вообще женщина, да и за восемьдесят ей. А может, и не еврейка она. Подумаешь, имя «Райка». У нас вот в военкомате работал писарем человек по фамилии Гавно. Не Говно, а Гавно Михал Сергеич. Не менял паспорт, сколько ни предлагали: говорил, что батя носил такую фамилию, и он не откажется от нее. Во как бывает… Так что чеши домой, наслаждайся продуктовым набором!.. Евреи у нас в Михайловской области как… – Прыткий И.И. не нашел сравнения. – Как… Короче, живи, Абраша, кушай кашу! – сочинил военком хокку, хлопнул Фельдмана по плечу и помчался выписывать повестки титульной нации.
Абрам вернулся домой, кое-что оставил себе на потом – крупы, макароны, подсолнечное масло и горох. Остальные драгоценности понес на опушку леса Ивана Франко, где уже гуляла компания во главе с Ванькой Ивановым.
Компания встретила Фельдмана гиканьем и гуканьем, так как еврей явился со своим саквояжем, в котором всегда было. Водку выпили быстро, закусив балтийской селедкой, палку сервелата разодрали по-волчьи, с рычанием и воем, а после выудили на свет четверть с «Горынычем», самогоном от старухи Нелюдимовой. Выпили по стакану и отяжелели.
– А правда война с еропкинскими будет? – поинтересовалась Нюрка, зажевывая алкоголь зеленым луком.
– Эх… – успел сказать кто-то.
В этот момент баллистическая ракета с диким воем, врезалась в свекольное поле и единым мигом уничтожила всю Михайловскую область. Леса сгорели вместе с их обитателями, и города с людьми расплавились в кисель… Сохранилась в области одна печная труба, растущая из земли словно стела памяти. Возле трубы на дымящихся ножках еще стоял черно-белый телик «Рубин-205», который через минуту упал и разбился на мелкие части…
На Тель-Авивском кладбище Трумпельдор, на участке номер 1222, на глубине двух метров под землей, в гробу первого советского космонавта зазвучала музыка. «Союз нерушимый республик свободных…» – играли часы. Они повторяли ноты еще очень долго, но никто их не услышал, кроме оживившихся покойников.
Берлин–Шпревальд–Майорка–Баку–Москва, 2024
