Валериан Скворцов - Понурый Балтия-джаз
- Все в порядке, - сказал я. - Тогда счастливого пути?
- Старина, - сказал Дитер. - Как насчет поработать со мной в Лейпциге частным образом? С твоим русским языком...
Меня все любили и окружали заботой. Дитер, Ефим... Какая же, должно быть, я жалкая, обгадившаяся со всех сторон сволочь!
- Ладно, не беспокойся, - сказал я вежливо. - Я обвыкся со здешним хулиганьем, не стоит меня жалеть. Это мой выбор... Давай, поберегись там!
- И ты, - сказал он.
Прижав кнопку отбоя, я сказал Ефиму:
- Наблюдение со стороны открытой Балтики снято.
- Я понял, - откликнулся он спокойно. - Это уже не имеет значения. Обмен состоится по плану через двадцать восемь часов. Послезавтра... Завтра в полдень Дубровин и москвичи встречаются с представителями "Экзобанка" в их конторе. Проговорят детали, совершат сдачу и приемку депозита наличными. Цирк тушит огни.
- А почему не завтра и обмен тоже?
- Говорят, катера следует приготовить... Да тебе-то теперь что?
Я осторожно повернулся на бок. Ребра болели, ключица ныла, но терпимо. Саднила, и сильно, рана в бедре. Кость, однако, в полном порядке, "тубиб" засвидетельствовал. В общем, случалось и хуже.
- Ты будешь на встрече с представителями "Экзобанка"? - спросил я.
Ефим усмехнулся. Поддел очки у переносицы пальцем. Я приметил, что под пиджаком у него нет манжет, хотя галстук и сорочка имелись. Он одел рубашку с короткими рукавами, свежие сорочки с длинными рукавами кончились. Может, стрельнул тенниску у Тоодо Велле. Командировка и у Ефима затягивалась.
- Как Дубровин распорядится. Пока приглашение не поступало. Он, московские ребята и кое-кто из представительства "Балтпродинвеста" заперлись на весь вечер. Вячеслав Вячеславович из полиции безопасности переведен в представительство, сидит в отдельной комнате под надзором местного агента. Говорят, сей агент - из финансовой полиции. С чего бы это?
- Все вернулось на круги своя, - ответил я. - Нас опять нет. Как в начале.
- Ладно, - сказал Ефим. - Пожалуй, до завтра. Поспи... Тебя этот... Дечибал Прока хотел видеть.
- Он, что же, внизу?
- Герой. Влетел в подвал и уложил кавказца из парабеллума. Кажется, финского... Арбалетная стрела прошла в миллиметре от твоей головы.
- В полумиллиметре, - сказал я. - Зацепила мочку уха... Все время попадают в ухо. К чему бы это? Пожалуйста, позови его!
Проку оторвали от ужина. Он облизывал лоснившиеся губы. Куртка-пилот только накинута на плечи, стоял без ботинок, в грубых носках и ковровых шлепанцах.
- Василий Николаевич, очнулись?
- Говорят, ты мне жизнь спас.
- Не я...
- А кто?
- Стою и стою у "Паласа", как договаривались, жду. Подлетает на "девятке" хмырек с бакенбардами, который мелкий, и говорит, мол, езжай за мной. Сейчас, думаю... Только твоего приглашения и ждал! Пошел заглянул в холл "Паласа", вас нет. Тогда в кильватер за "девяткой". Вот и все... Второй с бакенбардиками дежурил у дверей в подвал с этими фотопленками. Спрашивает: пушка у тебя есть? Я не знал, что ответить. Он усмехнулся и говорит: караульного с этой стороны, светленького, я пристроил отдохнуть от тяжелой жизни, дверь в подвал открыта, тыл твой в безопасности, иди и замочи бандита. И тут же уехали, ждать не стали. Сказали, что у них в багажнике уже один жмурик есть... Ну, я вошел, вот и все.
- А труп, который ты сделал, в подвале?
- А куда его оттуда было убирать? По-быстрому отнес вас в машину. Вы сказали, чтобы вез сюда. Я и привез. Господин Шлайн потом велел отогнать машину из переулка, я сделал, а девушка Марика покормила меня. Труп... да, остался в подвале. А что, следовало убрать?
- Не боишься работать дальше со мной?
- Чего уж... Я же напрашивался. Теперь кровью повязан.
- В первый раз?
Прока посмотрел в сторону.
- Ладно, - сказал я. - Не будем. Проехали. Только заплатить я много не смогу. Я не Толстый Рэй.
- Да ладно вам... Я бы и так оторвался от Толстого... Ефим Павлович, когда узнал, что я бывший офицер, просил после вашего отъезда отсюда переговорить с ним...
Переносная трубка телефона лежала рядом, на постели. Шлайн оставил специально? С жучком?
- Ефим Павлович просил доносить обо мне?
- Наверное, собирался. Мне показалось, что так. Потом попросит, сказал Прока спокойно.
Я набрал номер Марины и протянул трубку Проке.
- Если ответит мужчина, попроси мадам.
- Женщина, - сообщил Прока.
- Я догадалась, что это твой звонок, - сказала она.
Я попытался представить её в чем-нибудь домашнем. Пеньюар, который просвечивает, и наша дочь, рыжая в нее, скоро заснет. И под кожей дочери, скользкой и прохладной, как у её матери, словно мрамор, течет кровь как моя. А Мурка и котятки трутся о мои домашние туфли. Я бы завел такие, как у синдийского Йоозеппа Лагны, вроде шерстяных чулок с кожаными подошвами.
- Спасибо за подоспевших ребят, - сказал я Марине. - Я видел, как они напрягались на "девятке" следом за "БМВ", когда Прока вез меня из Пярну до "Паласа". Я знал, что они видели мой захват и поддержат... Мне совестно, загубил и явку, и Тармо.
- Ты многое ухитрился за эти дни загубить, - сказала она. - А про явку и Тармо забудь. Их нет. Там ничего больше нет. Один кавказский труп...
- До связи, - сказал я Марине.
"Раймон Вэйл" показывали полночь. Минуло три часа.
Дечибалу Проке досталась тяжелая работа. Сшивать по живому рану на посиневшей ляжке, приклеивать скотчем тампон и марлю. Я жевал угол подушки. Воспаленные кромки раны приходилось захватывать иголкой подальше, иначе плоть моя рвалась, и нитка уходила в воздух. Шов получился в четыре сантиметра. С запасом. Для пробы мы прошлись на пару по спальне. Прока обнимал меня за талию и подпирал плечом. Перемещение удавалось.
Затем мы провели инвентаризацию. Имелись в наличии: машина "БМВ", сотовый телефон, шесть тысяч эстонских крон, отобранный у Ге-Пе "ЗИГ-Зауэр пе-двести-тридцать" с полной обоймой, пистолет "Лахти-35" с четырьмя патронами у Проки, а также его комната в коммуналке в районе Иманта. Комнату он посетил на нашем пути в студию Тармо. Я ждал в "БМВ".
Когда Прока вернулся, инвентарный список пополнился морским биноклем ночного видения. Я получил морской офицерский темно-синий плащ с меховой подбивкой, шерстяные шаровары со стегаными наколенниками, фланелевую толстую рубашку и вязаный жилет. Свалявшуюся доху, грязную и замызганную, а также изодранные вельветовые брюки я выбросил. Кепку с фетровыми наушниками оставил. Замены ей пока не находилось.
Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в "БМВ" показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью - есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я - за рулем, двигатель работает.
Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в "Паласе" и засаде в школьном подвале от водителя "Мерседеса", Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный - ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.
- Все тихо, - сказал вернувшийся Прока.
- Тело на месте?
- Валяется.
Мы отъехали сотню метров в глубь просторного двора. Прока наладил бинокль ночного видения. Я прилег на заднем сиденье, приказав разбудить сразу, как только кто-нибудь появится у входа в студию.
И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.
Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки "Велле".
- Все по старому, - сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.
Глава семнадцатая
Морской бой
Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.
Прямоугольник зеркала заднего вида "БМВ" отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха...
И - словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.
Грохот пробудил Проку.
- Наглядный урок экономии и расчетливости, - сказал я, запуская двигатель.
