Завсегдатай - Тимур Исхакович Пулатов
— Странно, наши запахи… И, наверное, никогда не выветрятся из-за плохой вентиляции замка.
Барак осветили множеством фонарей, но свет здесь, как и в длинном коридоре, бледнел и исчезал куда-то без пользы.
Беглец отсчитал от двери какое-то количество плит, остановился и показал одну, в правом углу.
— Это здесь…
Четыре человека из команды принялись поднимать тщательно замаскированную, ничем не подозрительную плиту, подняли ее наконец и обнаружили дыру.
— Вот! — показал на свою работу Мусаев. — Кто желает спуститься?
Но ответа не услышал: Вали-баба и товарищи стояли растерянные, чувствуя свое поражение.
Один за другим подходили к яме, наклонялись и освещали ее фонарями, как будто исполняли полный таинства ритуал.
— Тогда разрешите? — Мусаев просунул в дыру ноги, и не успел Калихан остановить его, как беглец прыгнул и скрылся с головой в полумраке.
Сверху направили на него ружье, но беглеца это не смутило, он принялся объяснять, что к чему:
— Как видите, здесь подкоп идет вниз метра на два. Затем сворачивает направо, вроде буквы Г и идет под стеной… Подкоп рассчитан на человека средней упитанности, примерно такого, как вы, гражданин следователь. Кроме того, у беглеца должны быть крепкие легкие, иначе на десятом метре можно задохнуться от паров и потерять сознание…
— Ну, вылезайте! — приказал Вали-баба, чувствуя, что беглец овладел обстановкой, а они слушают растерянные, разинув рты и как бы признаваясь в своем полном бессилии.
Когда Мусаев вылез из ямы, Калихан все же проворчал:
— Не думайте, мы вас и тогда поймали бы.
— Возможно, — ответил беглец, — не спорю. Операцию вы провели отлично.
Вали-баба молчал, обдумывая сказанное беглецом. Да, операцию провели отлично, это даже Мусаев признал. Но и он сам, беглец этот, не лыком шит, достоин восхищения, два подкопа — это же надо уметь!
Вали-баба сильно вырос в собственных глазах, оказавшись более хитрым и настойчивым, чем Мусаев Ведь за такого человека повышают в чине и дают медаль.
— Назовите ваших сообщников, — потребовал он у беглеца.
— Они сидят сейчас в замке.
— Но ведь в бараке были и другие?
— Те, кто видел наше занятие, давно на свободе. Срок их благополучно кончился!
— Но ведь они помогали вам?
— Нет, я не хотел, чтобы они рисковали.
— Молчаливые соучастники?
— Нет, почему же?! Многие даже уговаривали нас не делать подкоп, считая это бесполезным.
— Мудрые люди! Как они оказались правы!
— О, да!
— А вы до сих пор убеждены, что надо было копать?
— Убежден, разумеется…
— Почему?
— Знаете, давайте выйдем из барака. Ведь я могу шмыгнуть в дыру, и вам надо будет много потрудиться, чтобы вытащить меня обратно…
— Уведите! — раздраженно проговорил Вали-баба.
13
Только первые два дня беглецы были возбуждены и проявляли какой-то интерес к жизни. Приглядывались, изучая личности этих странных людей, поймавших их, думали о своих промахах и ошибках во время бегства по пустыне. И о разных разностях.
Но, узнав, кто есть Вали-баба и его товарищи, сразу же потеряли к ним интерес, захандрили от безделья и обыденщины.
После коротких допросов и прогулок все остальное время они лежали, растянувшись на каменном полу, и было им тяжело даже рукой шевельнуть. Лица их, чуть загоревшие во время побега, снова стали серыми, а равнодушные глаза потускнели и ничего уже не выражали.
Здесь, в замке, при относительной свободе и при лучших условиях вдруг почувствовали они себя гораздо хуже, чем при строгом режиме в бараках. И все потому, что лишились главного — работы. Того, что отвлекало их, внося в существование хоть какое-то разнообразие.
Знали они по своему горькому опыту, что даже подневольный труд под палящим солнцем пустыни, сколь тяжким и изнуряющим он бы ни был, все же лучше, чем пустое времяпрепровождение в стенах замка.
А неважный тюремный психолог Вали-баба просто не догадывался обо всем этом, наоборот: полагал, что сделал беглецам добро, освободив их от каждодневной работы.
И был крайне удивлен, когда беглецы, все в один голос, потребовали, чтобы была им предоставлена возможность работать. Иначе, угрожали мошенники, они прибегнут к голодовке.
Вали-баба стал советоваться с Калиханом, не зная, какое дело им, уголовникам, предложить.
Конечно же, самым идеальным было бы послать беглецов на то время, пока они в замке, в бригаду строить мост.
Там, возле села на берегу, вырос уже целый палаточный городок. За то время, пока Вали-баба ловил беглецов, строителей понаехало около сотни, и все приступили к основному — строительству самого моста.
День и ночь шумела и плескалась вода, когда самосвалы сбрасывали на дно реки тяжелые камни, свистел молот, когда забивали сваи… Нет, это очень рискованно посылать туда беглецов — вольные люди сразу обратят на них внимание. А преступников для того и изолируют, чтобы не действовали они разлагающе на тружеников.
— Принести им ведра, пусть замок убирают, — распорядился Вали-баба.
И видел потом, с какой жадностью и как добросовестно подметали и чистили они дворы и коридоры — так же истосковались по работе, как истосковалась команда по службе в сторожевых башнях, хотя была между беглецами и товарищами Вали-бабы большая разница — вольные и подневольные.
Замок убрали быстро, всего за сутки — теперь он опять блестел, словно готовили для приезда комиссии.
Вали-баба же тем временем мучительно думал, что бы им еще предложить сделать полезное.
Его давно тревожил подкоп в бараке, показанный Мусаевым. Кроме того, что незаконченный подкоп в стене делал замок уязвимым, он еще и действовал на Вали-бабу, так сказать, морально. Как напоминание о силе и уме беглецов и о слабости тюремной охраны, допустившей такое безобразие.
Есть, правда, еще одно дело, но, прежде чем начать его, требуется проверить, насколько оно стоящее.
Слышал Вали-баба, что давно, когда основали в замке колонию, приказали строителям покрыть стены трех главных его помещений слоем цемента, замуровать бывшие на них великолепные орнаменты и пейзажи старых мастеров, чтобы придать стенам надлежащий суровый вид.
А что, если сейчас, не дожидаясь приказа, самим снять этот мрачный слой? К старому теперь возврата нет, колония ушла навсегда, значит, ждать больше нечего.
Но задуманное дело очень тонкое, рассудил Вали-баба. Нельзя вот так сразу ломать стены. А вдруг окажется, что разговоры о замурованных пейзажах пустые? Что никаких пейзажей никогда в замке не было? А если были, то их осторожно сняли и увезли куда-нибудь в музей?
Надо посоветоваться с Мусаевым, ведь работа со стенами, глиной и цементом — это по его гражданской специальности. Правда, каждое такое обращение к нему лишь поднимает беглеца в собственных глазах и работает, следовательно, против
