Противоположности - Дарьяна Кадет
Ненавидит его.
А он хочет ненавидеть её.
— А ты переживаешь за меня, хотя бы чуть-чуть?
Сжимая губы в тонкую полоску, выпустив через ноздри воздух, Николь опускает взгляд на коричневый пол раздевалки. Он делаешь ей больно. Всегда. Просто и не задумываясь. Сдирает кожу. Освежаешь старые шрамы на сердце. И хочет знать, что волнует после всего её?
Да, волнует. Немного — на самых кромках правды. Много — на больно выстукивающем сердце. В самом эпицентре.
— Пойдём домой, — понизив тон, сообщает Тёрнер.
Ему необходим сон и покой. Отдохнуть годик от неё, другой. Выпили много крови и страдают хронической анемией. Недосып, головокружение, слабость. Они больны.
Двери старенькой раздевалки с грохотом, стукнувшись об стену, распахнулись. На пороге стоял взволнованный для пофигистичного привычного Тайлера лицом.
— Копы! — выкрикнул он быстро, как-то бессвязно, второпях, но этого достаточно, чтобы Нэйтен подскочил на ноги.
Тайлер исчез, заменив своё отсутствие лёгкой секундной паникой для Нэйтена.
Все знают, копы — это жопа. Та жопа, если вляпаться, не отмоешься от её вони. И если сейчас они не сорвутся с места, вонять им до конца своей жизни.
Нэйтен хватает спортивную сумку, перекидывает через плечо. Так же на скорости хватает куртку, висевшую на ржавом гвозде, наспех накидывая поверх тела, а потом хватает Ники за руку, поднимая напуганную, не знающую, что делать, и поднимает её на ноги.
— Не вздумай паниковать, — говорит он ей прямо, выдерживая контакт глазами, и чуть встряхивает, приводя в чувство. — Держись за меня.
Николь кивает, и ему этого достаточно. Плотно сжав женскую ладонь, Нэйтен выводит их в коридор, где выбегали растерянные люди, не желая быть пойманными. Суматоха, толкотня. Каждый заботится о своей шкуре, готовые стадом затоптать более слабых или неудачно оступившихся. Нэйтен знает, сейчас он должен быть сильнее, чем прежде. Даже сильнее, чем на ринге. Сильнее морально духом и рассуждать здраво, сопоставляя все варианты выбраться отсюда. Николь пришла сюда за ним, а он теперь обязан увести её в безопасность. Он чувствует, как похолодели её кончики пальцев, а прежнее тепло уже не греет, как раньше. Ей страшно. А он должен оберегать её страх, укутать его в пуховые одела и твердить, что всё будет хорошо, даже если в этот момент вокруг вершится апокалипсис.
Нэйтен прорывает поток, как ледокол на севере, удерживая Ники за спиной, прикрывая от паники и криков. Он помнит, через зал можно выйти, там есть небольшая дверца выхода. Неприметная, на которую не сразу обращаешь внимание, но сейчас это единственный способ укрыться. Осталось только пробиться. Нервы ни к чёрту, особенно, когда за спиной уже слышны голоса облавы. «Жопа» близка и дышит зловонием в самый затылок, щекоча нервные волокна.
— Николь! — громкий крик имени разнёсся поверху над выбегающими кто куда людьми.
Нэйтен и Николь оборачиваются. Маркус оглядывался по сторонам, уклоняясь от людей. Он не видит их, но продолжает выкрикивать её имя. Картеру стоило бы отпустить Тёрнер. С Маркусом она будет в безопасности. Он её выведет и быстро довезёт до дома, где она укроется под одеялом и постарается убедить себя в дурном сне.
Ники ощущает, как дрожит нижняя челюсть — это страх и холод взяли своё. Нет, она не готова оказываться в подобных ситуациях. Организм не закалён. Не приучен. Она понимает, что стоило бы уйти с Маркусом. Этот парень всегда излучает надёжность. Но одно дело излучать, и совершенно другое внушать. С одной стороны Нэйтен — внушение. С другой Марк — излучение. Но здесь выбор даже не на интуитивном уровне, а где-то выходящем за гранью, на постоянно неуравновешенном подсознании. Она поворачивает голову к Нэйтену и сжимает его руку. Она доверяет.
Прости, Марк.
Можно довериться человеку моментально, просто в один момент. Просто так вышло. Но есть некая сторона доверия, когда ты сжимаешь ладонь, полностью отдаваясь человеку. Позволяешь ему решать свою судьбу, не задумываясь, каков будет исход — конец или новое начало. Просто следуешь за ним безоговорочно. Это полное доверие, которое может заслужить далеко не каждый.
Ветхие двери наверняка скрипнули, но из-за гомона и криков толпы Николь не услышит этот звук, как и то, что треснула ручка под напором руки Нэйтена.
Она Тёрнершь успевает зажмурить глаза, когда свет уличного фонаря ослепляет.
Мороз встречает липким ознобом и режет лезвием лёгкие, наполняясь до самых краёв разгорячённых тел.
«Всё будет хорошо» — повторяет, как мантру.
Глава 23
Размазанная тушь под глазами, как и стёртые перламутровые тени с век, превращают образ красивой девушки в использованную куклу на ночь. Кораллового оттенка помада растёрта вокруг губ от грязных поцелуев с остатками чужой слюны. И пустые, потухшие глаза, смотрящие ничем в отражение зеркала. Створки души девушки наглухо закрылись с тоскливым измученным скрипом. Она закрыла себя, чтобы больше не было больно. Но, кажется, воспоминания продолжают просачиваться через щели, и тянут холодные руки, вонзая когти в сердце. Куда бы ни бежала, где бы ни укрывалась, она в ловушке. Сегодня Николь Тёрнер сломалась окончательно. Её нагнули над грязью и окунули лицом в собственную глупость… или это просто было отчаянье, подправленной болью разбитого сердца. Она сломалась так по-глупому, на эмоциях, надеясь, что это заглушит внутренний треск себя, закладывающий уши. А вместо этого пришло отторжение к собственному «я». Она презирает себя. Самолично добила в себе человека. Задохнулась в никчёмности. Ники нет и, кажется, не было никогда.
Басы музыки отражались от стен. Мимо проходили другие люди. Но она не видит ничего, кроме собственного внутреннего обезображивания. Упирая руки в холодный фарфор раковины в туалете клуба и смотря на себя в отражении зеркала, Николь даже не старалась увидеть там что-то лучшее. Она намеренно гнобила себя, унижала, чтобы стало настолько тошно, аж до самой рвоты. А вдруг физически так очистится? Нет. Бесполезно. Остаётся только ужиться с этой мыслью. Смириться не получится. Она в грязи, от которой не отмоешься. И всё это было добровольно. Слишком глупо, грязно, отвратительно, но добровольно. Она просто силшком отчаялась. А жалеть уже поздно. Да уже и не нужно.
Тёрнер холодно в таком коротком платье, и ощущается, как неприятно впиваются в кожу портупея чёрных чулок. Ноги на каблуках чувствуют усталость. Всё внутри ноет, что аж хочется выть, но вместо этого она дышит. Просто дышит, учась заглушать всё в себе, всю себя. Лёгкое головокружение сохранилось после выпитых коктейлей. Что бы сказали родители, увидев и узнав, что натворила
