В открытое небо - Антонио Итурбе
Мермоз так близко придвигает свое лицо к лицу летчика, что может сосчитать торчащие из носа волоски. Один из двух должен отступить. Летчик глотает свою злость и так сильно сжимает зубы, что слышен скрип. Потом разворачивается и уходит. Мермоз остается там, где стоял: сделать шаг назад – значит потерять все.
И в последующие недели горят по ночам бочки с дровами, и он делает еще десять ночных вылетов – без единого происшествия.
В один из тех дней, когда в Буэнос-Айрес он прилетает ночью, а на следующий день, поспав всего три часа, приходит в офис на улице Реконкиста, возвращаясь к бумажной работе, у себя в кабинете он застает двух джентльменов в костюмах, ожидающих его на ногах, и еще одного – на его собственном стуле с сигаретой в зубах.
– Мермоз, в кабинете у вас беспорядок. Вы опоздали. И я до сих пор не получил информацию о расходах за первые две недели месяца.
– Месье Дора! Когда вы приехали?
– Восемнадцать минут назад.
Под рукой у него стопка досье, а вместе с ним два инспектора в ожидании его распоряжений.
– Мне нужен детальный отчет о ночных полетах.
– Все идет как по маслу!
– Мне не нужно ваше мнение, Мермоз. Мне нужен отчет.
– Есть! – Он говорит как бы в шутку, но так радостно, что месье Дора делает неопределенный жест. Можно даже сказать, что в этом жесте есть что-то похожее на потворство. Но это не единственный на сегодня визит. В то же утро в кабинет входит летчик Кведильяк. Секунду они молча смотрят друг на друга. Кведильяк пришел заявить, что он доброволец для ночных перелетов.
Мермоз вскакивает со стула, обходит стол и, не дав низкорослому и худощавому летчику уклониться, сгребает его в объятия, подняв на несколько сантиметров над полом. Кведильяк принял решение, но радости оно ему не приносит. Он никогда и никому в этом не признавался, но с самого детства, когда он маленьким мальчиком, укрывшись под одеялом, слушал крики отца и плач матери, он боится темноты. И всегда спит с включенной лампой, чтобы не вернулся к нему на рассвете пьяный в стельку, крушащий все на своем пути отец. Начальник летной службы взирает на него торжествующе, по-мужски держа за плечи. Оба знают, что они слишком уязвимы, чтобы не проявлять твердость.
Вслед за Кведильяком приходит еще один летчик, а потом еще один, и еще. Очень скоро все летчики аргентинского отделения компании изъявляют желание летать по ночам. Мермоз, к своему удовольствию, пожелания удовлетворяет.
Уже никто не потешается над претензией «Аэропосталь» установить гражданские воздушные линии, действующие по ночам. Некоторые компании из других стран даже начинают учитывать это обстоятельство. Есть те, кто смотрит на это дело как на путь страданий, который повлечет за собой большее число аварий и трагедий. А другие видят в этом твердый шаг к будущему коммерческой авиации, которая рождается у всех на глазах.
Ни те ни другие не ошибаются.
Глава 37. Кап-Джуби (Марокко), 1928 год
В те паузы, что образуются между встречами приземляющихся на его аэродром самолетов, спасательными операциями по вызволению попавших в плен летчиков и дипломатической деятельностью по установлению контактов с испанцами и местными племенами, частью воинственными, Тони продолжает марать бумагу. Иногда он печатает с такой скоростью, что рычажки с буквами «Ундервуда» соприкасаются, и машинка стопорится. Но бывает и так, что он сидит перед клавиатурой минутами и даже часами, не решаясь нажать ни на одну букву.
Порой на крыльях фантазии он устремляется к небесам. Но случается и так, что пригибается к земле под грузом ответственности – он сочиняет не что-нибудь, он пишет собственную судьбу.
Пилот Бернис, летающий над пустыней и закаленный в тысяче разных передряг, человек, каждый день рискующий жизнью с той же невозмутимостью, с которой по утрам бреется, волнуется перед перспективой полета в Париж и встречей с женщиной, которую он так и не забыл.
Женевьева…
Это имя напоминает ему о городе, в котором они с Лулу были счастливы. Он с улыбкой вспоминает, как им удавалось смеяться над строгим надзором мадам Петерманн в том путешествии, что теперь видится сном.
Рука его галопом скачет по клавишам. Женевьева замужем за иностранцем, за немцем. Какой он? Тони зажигает сигарету. Наверняка это мужчина, который на людях ведет себя чрезвычайно серьезно и решительно. Сначала он думает сделать его одноглазым, с черной повязкой на лице, как у пирата. Но потом отказывается от такого опереточного персонажа – в него никто не поверит. И вновь решает предоставить читателю возможность нарисовать его таким, каким ему подскажет собственное воображение.
Кульминационный момент в повествовании наступает тогда, когда Бернис шлет телеграмму Женевьеве, в которой сообщает, что после долгого отсутствия возвращается в Париж и ему бы хотелось засвидетельствовать ей свое почтение, а она очень вежливо отвечает ему, приглашая на светский ужин: хороший способ встретиться, чтобы не встречаться.
И он задается вопросом, принял бы он сам приглашение на ужин с Лулу и ее мужем. Сама идея кажется ему отвратительной! Быть вынужденным наблюдать за тем, как другой мужчина оказывает ей знаки внимания, которые еще и не останутся без ответа.
В одиночестве своего кабинета на аэродроме Тони себе говорит: нет, нет и еще раз нет. При этом знает, что да, да и еще раз да. Конечно же, он пойдет, даже если внутри у него в клочки порвется печенка. По крайней мере это возможность побыть вблизи от нее, возможность услышать еще раз ее голос. Он похитит аромат ее духов, а она об этом даже
