Любовь по обмену - Елена Сокол
– Как погуляли? – спрашивает отец.
– Все было замечательно. Выступление просто шикарное. – Снимаю обувь, куртку. Нехотя отдаю ее Джастину и позволяю повесить на крючок. Каждое его прикосновение к моей коже отзывается ударом тока. Боюсь, что родители что-то заподозрят, не хочу привлекать еще больше внимания. – Мам, ты не поможешь Джастину обработать руку? Он нечаянно порезался. А я пока позвоню Славе.
– Ох, что же случилось? Как так? – причитает она, подскакивая и бросаясь к шкафу на кухне.
– Да, ерунда. Я так и не поняла, как он умудрился.
Объясняю Джастину на английском, что мама ему поможет, робко улыбаюсь и иду наверх.
Около пятнадцати минут у меня уходит на то, чтобы унять сердцебиение и прийти в себя. Для начала переодеваюсь. Стираю макияж и убираю волосы в хвостик, чтобы минимально раздражать Славу своим видом. Сажусь за стол, открываю крышку ноутбука и молча наблюдаю, как он загружается.
«Прости. Прости меня, пожалуйста. Так вышло. Нам нужно расстаться».
Нет.
«Слава, мы расстаемся, потому что у меня появился другой».
Нет.
Как, вообще, можно сказать такое человеку, который тебя любит? Как можно просто взять и разбить его сердце всего парой фраз? Это так жестоко, невыносимо…
Но скрываться, прятаться, позволить своим чувствам испачкаться во лжи измен и всей этой грязи – нет, никогда. У меня к Джастину не просто влечение, это гораздо больше. Это что-то настолько огромное, всеобъемлющее, непостижимое, что, кажется, без него не получится даже дышать. Только рядом с ним я могу чувствовать себя живой и счастливой, чего никогда прежде со мной не случалось.
Захожу в программу и вижу, что Слава и сам уже пытался мне позвонить несколько раз. Глубоко вдыхаю, выдыхаю, прислушиваюсь к тишине в коридоре, тру ладонями лицо, выпрямляюсь и опускаю руки на колени.
«Сколько ни оттягивай, этот шаг не станет проще. Это в каком-то смысле убийство, ведь ты наносишь, возможно, непоправимый удар человеку. Но это неизбежно и принесет только пользу вам обоим. Ты больше не будешь задыхаться в чувстве вины, а он переживет и будет свободен и открыт для новых чувств».
Нажимаю на кнопку вызова и съеживаюсь. В груди ноет, давит, болит. Дыхание перехватывает.
Наконец на экране появляется нечеткое изображение. Полутьма, задернутые наспех шторы, через которые просачивается полоска дневного света. Непривычные зеленые стены, белые круглые часы на стене. Лица Славы не видно. Он сидит за столом, и камера захватывает только его плечо и половину головы, прикрытой ладонями.
Слышу его дыхание. В животе у меня все сжимается. Что-то не то, определенно не то. Слава дышит рвано и шумно. Сотрясается всем телом. Я не могу понять, что происходит.
– Слава? – мой собственный голос кажется далеким и чужим.
Медленно. Очень медленно он убирает руки от лица, и мне приходится наклониться ближе, чтобы убедиться – это действительно он. Смотрит на меня так, будто видит насквозь. Разглядывает слишком пристально, с прищуром. Мне не нравится, что его глаза блестят злым огоньком.
– Слава? – в упор смотрю на него, хотя очень хочется отвести взгляд. Сглатываю. – Привет.
Молчит. Продолжает смотреть, не моргая.
Ничего. Я тоже умею подолгу молчать.
Но сейчас это делать труднее – в горле пересохло, по телу бегают мурашки, мне очень страшно. Тихонько выдыхаю, будто сцеживая из себя весь воздух по капле, и складываю руки на груди. Встряхиваю волосами и наклоняю голову. Нужно хоть что-то делать, чтобы выдержать этот взгляд.
Мы словно понимаем друг друга без слов.
Он знает, что я знаю, что он знает.
Это просто битва характеров. Задача Славы – унизить меня одним взглядом, растоптать, уничтожить. Моя – не сломаться, выстоять.
Он сдается первым. Откидывается на спинку кресла и изображает гримасу отвращения:
– Ты спишь с ним.
Я хмыкаю. Такой поворот меня забавляет. Ждала всего, чего угодно, но не нового представления с плохим актером в главной роли. Беда Славы в том, что он обычно думает, что блистает в оглушительной драме в роли какого-нибудь Бернара или Отелло, но на самом деле его уровень – дешевый Аль Капончик, много пафоса, и ничего настоящего.
– С кем? – интересуюсь сухо.
– Ты зна-аешь. – Он вздергивает бровь.
Луч света падает на его лицо, и мне на секунду кажется, что я вижу синяк у него под глазом.
– С кем, Слава? – Мне не до шуток, но я почему-то улыбаюсь.
– С Джастином, конечно. – И Слава придвигается к монитору.
– Я не знаю, почему ты так решил. – Улыбка слетает с моего лица, уступая место горечи. – Мы дружили. Жили вместе, в соседних комнатах, но не спали.
Его, похоже, очень веселит услышанное.
– Ты уверена в этом? – ухмыляется он.
– Может, есть люди, которые не знают, с кем спят, но я не из таких, – выпрямляюсь. – Слава, мне нужно кое-что сказать тебе. Я решила, что так будет честнее…
– Почему тогда, твою мать, какая-то баба пишет мне, что ты спишь с ним?! – орет он так громко, что встроенные динамики отзываются шипением на самых высоких звуках.
Резкий удар кулаком по столу довершает фразу.
– Слава…
Между нами всего пара десятков сантиметров, на самом деле – много километров. Мои руки тяжелеют от желания дотронуться до его плеча, чтобы успокоить, но это невозможно. Поднимаю руку. Опускаю. Поднимаю, сжимаю пальцы в кулак и подношу ко рту. Всхлипываю.
– Это правда?! Да?! – рычит он, надвигаясь и заполняя собой весь экран.
– Нет, но…
Договорить не дает. Вскакивает и начинает, как обезумевший, громить все, что попадается под руку. Втянув голову в плечи, наблюдаю, как на пол летят бумаги, книги, клавиатура. Через секунду достается мусорному ведру – Слава пинает его с такой силой, что оно подлетает в воздух и переворачивается. Толчок, удар кулаком, и кресло на колесиках отъезжает к противоположной стене, ему достается несколько жестких пинков.
– Слава, успокойся, выслушай меня, пожалуйста!
Но этот псих подлетает к компьютеру, склоняется над монитором и до хрипоты орет:
– Сука! – Изображение трясется, заставляя мое сердце сжаться под ребрами. – Что ты со мной делаешь? Чертова сука! Дрянь! Что ты… Вот же потаскуха! Что мне теперь делать?! – Искривленное злобой лицо упирается в экран. – А?! Бросить все? Ехать домой?
– Что с твоим лицом, Слава? – спрашиваю тихо.
Теперь кровоподтеки с обеих сторон на щеках, скулах, висках видны отчетливее.
– Мерзкая тварь… – Он смеется и плачет. Качает головой. – Как ты могла, Зойка? Что ж ты за шкура такая, а? Неблагодарная! Я только за дверь, а ты под этого америкоса!
Меня тошнит. Мне стыдно за него.
– Слава… – с трудом проталкиваю слюну в горло. – Послушай меня. –
