Марк Поповский - Дело академика Вавилова
* Артистизм, наклонность к театральности (англ.).
С. С. Харланд (Перу. Опытная с.-х. станция), С. Дарлингтон (Англия, Оксфордский университет). Статья "Профессор Н. И. Вавилов". 1945 год.
"За короткое время он [Вавилов] создал много лабораторий и исследовательских станций по всей России. Его феноменальная продуктивность быстро доставила ему и на родине и за границей почести и славу... Говорят, что созданная им коллекция культурных растений и их диких родичей не имела себе равной в прошлом и вряд ли может быть воспроизведена в наше время".
Мехешвари Нирмала Матур (Индия. Делийский университет). "Карьера и падение Лысенко". 1956 год.
"Вавилов был человеком большой интеллектуальной энергии, физической мощи, грандиозных идей и чудовищной работоспособности. Но он был также человеком глубокой скромности, теплого дружелюбия, большой терпимости и благородных побуждений. У тех, кто его хорошо знал, воспоминания о нем вызывают не только восхищение и уважение, но и горячую привязанность.
Не будучи революционером, Вавилов искренне верил, что революция в России создала беспрецедентные возможности для прогресса науки, для интернационального содружества в науке и через объединение теории с практикой для улучшения благосостояния людей не только в России, но и в других частях мира. Какой иронией звучит тот, отнюдь не новый в истории, факт, что столь выдающийся представитель лучших идей прогрессивной марксистской идеологии, такой замечательный выразитель мощного прогрессивного научного духа своей страны погублен людьми, стоящими значительно ниже его, людьми, которые по невежеству или из тщеславия вообразили себя единственными последователями прошлого, единственными, способными реализовать его в практике настоящего".
Поль С. Мангельсдорф (США. Принстонский университет). "Николай Иванович Вавилов, 1887-1942". 1946 год.
"...Я склоняю голову с почтением перед памятью Вавилова и Левитского, имена которых были вехами в биологии начала нынешнего века. Это мои учителя, среди других учителей на этой планете, в этой жизни. Я благодарю их. Они научили меня величию первых страданий научного исследователя. И я желаю, чтобы в трудные минуты я тоже стоял, кроткий, но сильный, на стороне науки и ее прав".
Густафссон (Швеция. Государственный лесной институт). "Русская генетика идет новыми путями". 1957.
Но за рубежом не только славословили Николая Ивановича и сочиняли газетные протесты. В 1948 году несколько иностранных членов Академии наук СССР демонстративно покинули нашу Академию. В письме на имя Сергея Ивановича Вавилова бывший президент Лондонского Королевского общества, Нобелевский лауреат, биолог сэр Генри Г. Дейл так объяснил свой поступок:
"Я пришел к решению, вынудившему меня отказаться от звания почетного члена Академии наук СССР, каковым я был избран в мае 1942 года... В том же 1942 году Лондонское Королевское общество избрало Николая Ивановича Вавилова в число своих 50 иностранных членов. При поддержке и поощрении Ленина он имел возможность... положить начало и способствовать дальнейшему быстрому прогрессу генетики, который последовал за признанием открытий Менделя... Однако в Британии стало известно уже в 1942 году, что Н. И. Вавилов каким-то образом впал в немилость тех, кто пришел после Ленина, хотя причина этого оставалась неизвестной...
Недавние события, о которых теперь получены сведения, осветили то, что случилось. Покойный Н. И. Вавилов был заменен Т. Д. Лысенко, проповедником доктрины эволюции, которая, по сути дела, отрицает все успехи, достигнутые... со времен Ламарка. Хотя труды Дарвина все еще формально признаются в Советском Союзе, его основное открытие будет отныне отвергаться. Все великое построение точного знания, которое продолжает расти усилиями последователей Менделя, Бэтсона и Моргана, отрицается и поносится, и последние немногие, кто еще содействовал его сохранению в СССР, теперь лишены своего положения и возможности трудиться.
Это - не результат честного и открытого конфликта научных мнений. Из выступлений и заявлений самого Лысенко ясно, что его догмат установлен и насильственно введен Центральным Комитетом Коммунистической партии как отвечающий политической философии Маркса и Ленина. Многие, г-н Президент, с гордостью считали, что в науке, общей для всего мира, нет политических границ и национальных разновидностей. Однако теперь эта наука должна быть отделена от "советской науки" и порицаема как "буржуазная", "капиталистическая".
Постановления, опубликованные президиумом Вашей Академии 27 августа текущего года, являются ясным выражением этой политической тирании... С тех пор как Галилей угрозами был принужден к своему историческому отречению, было много попыток подавить или исказить научную истину в интересах той или иной чуждой науке веры, но ни одна из этих попыток не имела длительного успеха. Последним потерпел в этом неудачу Гитлер.
Считая, что Вы и Ваши коллеги действуете под аналогичным принуждением, я могу лишь выразить Вам свое сочувствие. Что касается меня самого, пользующегося свободой выбора, то я верю, что оказал бы дурную услугу даже моим коллегам по науке в СССР, если бы продолжал связь... с действиями, которыми Ваша Академия наносит теперь ужасный вред свободе и целостности науки..." 15
В пору, когда писались эти строки, казалось: мрак, объявший биологию, никогда не рассеется, имена жертв Лысенко вовеки не выйдут из забвения. Заключительная речь президента ВАСХНИЛ 7 августа 1948 года звучала как речь триумфатора: "Эта сессия - яркое свидетельство силы и мощи мичуринского учения... Настоящая сессия показала полное торжество мичуринского направления над морганизмом-менделизмом. Данная сессия поистине является исторической вехой развития биологической науки". И под занавес, чтобы окончательно запугать тех, кто еще как-то пытался сохранить верность научной и человеческой правде: "ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его" (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают) 16.
Сила и мощь... Историческая веха... Полное торжество... Многим так оно и казалось. Академик П. М. Жуковский, один из ближайших сотрудников Вавилова, публично принес Лысенко покаянную: "Я признаю, что занимал неправильную позицию... Бессонная ночь помогла мне обдумать мое поведение... Товарищи мичуринцы! Если я заявил, что перехожу в ряды мичуринцев и буду их защищать, то я делаю это честно..." 17
Конечно, не все вели себя, как Жуковский. Не все каялись, не все били себя в грудь кулаком. Но многих даже честных людей толкал на предательство страх остаться без хлеба. Этот страх имел под собой вполне реальную почву: в том же 1948 году три тысячи генетиков, агрономов, ботаников и организаторов науки были отстранены от работы, подверглись всякого рода партийным и административным преследованиям. Власть Лысенко после 1948 года не имела границ. О "великом ученом" кричали газеты, вещало радио, про него снимали кинофильмы и пел хор имени Пятницкого. Весь оркестр, все трубы государственной пропаганды ежедневно и ежечасно "величали" академика Трофима Денисовича Лысенко, Героя Социалистического Труда, трижды лауреата Сталинских премий, кавалера шести орденов Ленина. Он обосновался в науке прочно, навсегда. Его люди захватывали должности, урывали ученые степени, кафедры. Бывшие аспиранты ВИРа, бунтовавшие в 1939 году по поводу слишком сложной для них учебной программы, включавшей труды Моргана и Менделя, теперь, в 1948-м, как истинные мичуринцы, получали самые жирные куски научного пирога. Они и им подобные не хотели "ждать милостей от природы".
Вавилова на сессии ВАСХНИЛ 1948 года никто не вспоминал: для ловцов должностей этот сраженный враг не представлял более никакой опасности, а следовательно, и никакого интереса. Да, все было точно так, как говорил Трофим Денисович: сила и мощь, полное торжество... Но прошло всего лишь пять лет, и "тысячелетний рейх" академика Лысенко осел, начал крениться и распадаться. Умер Сталин, расстреляли Берию, и этого было достаточно, чтобы все увидели: некоронованный король российской биологии - гол; чудотворная икона из Большого Харитоньевского переулка в Москве - не что иное, как поваленная доска. Было и после того немало "крестных ходов" и ходиков. Всякий раз, как сельскохозяйственный кризис приводил страну на край голода, новые власти кидались вздымать чудотворного Лысенко. Окончательно эта икона пала лишь в октябре 1964 года вместе с Хрущевым. Конец карьеры Лысенко подтвердил ту же истину, что и ее начало: лысенковщина - явление не научное, а чисто политическое.
...Когда рушится очередной "тысячелетний рейх", тайные узники политических застенков становятся вдруг наиболее известными гражданами республики. Весной 1955 года сотрудник Главной военной прокуратуры майор юстиции Колесников извлек из архива КГБ следственное дело № 1500 и занялся его проверкой. На переплете каждого из десяти томов значилось: "Хранить вечно". Все сохранилось: фальшивые протоколы допросов, липовые "изобличительные материалы", донесения профессиональных стукачей и добровольных филеров. Несколько месяцев слой за слоем, пласт за пластом счищал прокурор наносы лжи и клеветы, которые за пятнадцать лет перед тем громоздил в "дело" академика Вавилова следователь А. Г. Хват. Колесников вызвал всех оставшихся в живых участников трагедии и выслушал их показания. Дали показания несколько ученых, и в том числе Лысенко. Прокурор, правда, не осмелился вызвать к себе в кабинет недавнего сталинского любимца, но Трофиму Денисовичу все же пришлось письменно объяснить, как он оценивает труды и личность академика Вавилова, что думает об аресте своего бывшего вице-президента. Нимало не смутясь, Лысенко написал, что "всегда считал академика Вавилова ученым мирового значения", споры же его, Лысенко, с Вавиловым носили сугубо специальный характер и "имели целью выяснение научных истин в области биологии".
