Птица, летящая к небу - Наталия Михайловна Терентьева
Пока не сел телефон, я быстро стала искать по скриншоту, по функции «сходные фото». Мне предлагали много китайских магазинов с такими же или похожими иероглифами, но не в Москве, а в Китае. Тем более что начала вывески не видно на фотографии. Может быть, что-то еще? Что-то, за что можно зацепиться. Он, кстати, именно на этой фотографии стоит не в куртке. То ли в длинном темном пиджаке, то ли в коротком халате.
Я искала и искала, прокручивала фотографии, которые вышли мне по скриншоту, и, когда у меня оставалось два процента зарядки, я вдруг увидела это кафе или магазин. Написано было по-русски «чайна фуд», то есть «китайская еда», если перевести с английского. И всё, дальше ничего не открывалось. Если бы он просто стоял у этой вывески в куртке, я бы искать не стала. Мало ли где он может стоять. И с кем. Я не знаю, когда сделана эта фотография, возможно, вообще еще до того, как я с ним познакомилась. Скажем, в прошлом году. Но похоже, что он работает там, ведь он явно не в уличной и в какой-то необычной для себя одежде.
Мне стало грустно и страшно. А что, если я его не найду? Больше никогда не увижу? Он не узнает, что я жду ребенка, что я ушла из дома, что у меня больше нет дома. Что я люблю его и тоскую о нем. Он ничего не узнает. Потому что он не может никак со мной связаться. Я понимаю, что сейчас его там нет и быть не может. Что с ним произошло что-то очень плохое. Но всё равно я должна найти этот магазин или кафе.
Я набрала в поиске русскими буквами «чайна фуд Москва». И мне тут же вышел магазин-чайная на проспекте Вернадского… Зачем я здесь сижу? Что я здесь делаю? Зачем я забралась так далеко? Почему мне раньше не пришло в голову так его искать? Ведь пока я отсюда доберусь до Москвы и обратно, будет ночь. Значит, мне надо будет искать ночлег где-то в другом месте, обратно я не поеду, будет поздно, темно, страшно, и, главное, в это время уже не ходит автобус.
Я поколебалась и все-таки взяла эту чужую куртку с оторванным рукавом. Мало ли где мне придется ночевать. Если опять ночью будет так невыносимо холодно, куртка меня спасет. Куртка не влезла в рюкзак, на пояс тоже не завязывалась, я свернула ее в кулек, перевязала единственным рукавом, придется нести так. Надеюсь, я еще не похожа на бомжа. Хотя я теперь настоящий бомж, человек, у которого нет дома.
На подмосковной станции, пока я ждала электричку, зарядить телефоны мне не удалось. Я попросила женщину, которая продает билеты, подзарядить телефон, но она посмотрела на меня так, как будто я хотела подложить ей взрывчатку, но просто не успела. В вагоне розетки тоже не было, потому что пришла очень старая электричка. Я знала, что мне нужно вернуться в Москву и доехать до станции метро «Университет».
Интересно, ищут ли меня родители. Сегодня пасхальное воскресенье. Мама, наверное, стояла всю службу, папа спал с будильником, потом встречал ее в два или в три часа ночи. Вова, пользуясь тем, что мамы нет, конечно, играл всю ночь. Уехала ли тетя Ира? Надеюсь, что нет. С ней у нас гораздо веселее, хотя и совсем тесно, не хватает места. Но она искренняя и смешная, и иногда мне не верится, что ей уже больше тридцати лет, потому что она похожа на моих одноклассников.
Путь до Москвы показался мне очень долгим. Когда я ехала сюда, было как-то быстрее. Я очень долго ждала автобуса, не знаю сколько, наверное, несколько часов, потому что оба телефона были разряжены, и времени я не знала. И сначала села не в ту сторону, автобус объехал все поселки и деревни, проехал мимо нашей дачи, вернулся обратно. И только тогда поехал на станцию, оказывается, здесь всего один автобус. Народу и в автобусе, и в электричке было немного, некоторые женщины ехали в светлых платках, скорей всего, в церковь. Некоторые люди не ходят на праздничную службу, а просто приходят утром, каждый сам по себе. Мама говорит, что это не настоящие верующие. А мы – настоящие. Наверное, мы лучше тех, кто ленится приходить ночью, и точно лучше тех, кто вообще не верит. Я иногда это очень остро ощущаю, когда с мамой иду в церковь, – нашу избранность. Или мамину, потому что я часто иду против своего желания, насильно, а мама всегда с радостью.
Мама выше всех остальных людей, потому что она знает какую-то высшую правду, она лучше и чище, потому что ходит на исповедь и причастие и строго держит пост. Я к этому давно привыкла, мы все это знаем в семье. Что мы грешники, а мама нет. Почему только у меня последнее время это вызывает невероятное раздражение? Может, потому что я сама грешник, уж с маминой точки зрения точно. Как поступают с детьми, которые рождаются у грешников? Эти дети сразу считаются грешниками тоже? Я не знаю. И не знаю, у кого спросить. Надо спросить у людей в Интернете. Какой бы вопрос я ни задала, всегда оказывается, что кто-то уже этим интересовался. Что будет, если съесть котлету в пост, кто такой иеромонах, больно ли рожать, как назвать ребенка, если мама русская, а папа – нет…
Глава пятнадцатая
В вагоне метро была зарядка, я немного подзарядила телефон, и у меня теперь был точный маршрут, как идти до «чайна фуд». Обычный телефон я заряжу когда-нибудь потом. Кто мне может звонить? Мама? Зачем? Чтобы сказать, что я мерзкая и грязная и испортила ей Великую Пасху, самый главный праздник в году? Или папа? Чтобы сказать, что мама сильно переволновалась из-за меня?
Я очень хотела есть, у меня была вторая банка горошка, но решила потерпеть, не открывать ее в метро, люди и так странно смотрели на меня, на куртку, которую я несла в руке, стянутую кульком. Наверное, я плохо выгляжу после ночи в заброшенном детском лагере. А ведь сегодня мне совсем негде ночевать. В фильмах иногда люди ночуют на вокзалах, сидят, ждут поезда. Может
