Женщина-Волшебство - Ульяна Вольная
Я не практиковала в себе бесконтрольный мазохизм, осознанно пытаясь увидеть жизнь глазами других людей. Мои первые попытки заканчивались тем, что я отсыпалась не одни сутки, приходя в себя после очередного побоища.
Впоследствии я научилась не чувствовать ничего и не думать ни о чём, опираясь только на действия и сюжет.
Из состояния безжалостности было не очень легко выходить. Было ощущение, что перестаёшь воспринимать звуковую, тактильную и вкусовую реальность, но общаешься с миром на другом языке, не теряя внимания и реакции. Возвращаться к прежнему восприятию мира мне помогал проводник, которым выступало нечто, не соприкасающееся с тем или теми, для кого запускался режим безжалостности – кошки. Кошки были одновременно моей силой и моей слабостью.
Люди имеют разные фетиши, капризы, желания, потребности, но тот случай, что произошёл со мной однажды, пробрал меня до костей. Заниматься сексом под фильмы о чеченской войне было для меня кощунством. Это была сексуальная девиация, которой сопротивлялось всё моё нутро.
Либо терпеть, насилуя своё отношение к войне, либо принять безжалостность и никак не реагировать на происходящее на экране, на крики, взрывы и смерть. Оба варианта являлись разными сторонами одной медали, но там, где безжалостность перерастает в бесчеловечность при отсутствии принципов, появляется прореха в человеческих чувствах. Я не хотела превращаться в робота. Мне стало дурно; то, в чём мне молча предложили поучаствовать, было гадко и отвратительно.
Он заорал, как ошалелый, когда я попросила его сменить пластинку. Ругаясь матом, он оскорблял меня, лиц кавказской национальности и политику партии, находясь на грани, едва сдерживая себя, чтобы не ударить меня. Его глаза говорили о том, что однажды он позволил себе рукоприкладство по отношению к женщине и до сих пор горько об этом жалеет.
Война закончилась, а он так и не смог её пережить. Он до сих пор был где-то там, с оружием в руках, в состоянии боевых действий, в состоянии войны со всем миром.
Он пытался облить помоями меня, но в своём стремлении выглядел больным и беспомощным человеком, который направляет свою силу на физически менее слабого условного противника.
После встречи с ним я стала крайне настороженно относится к людям, имеющим отношение к армии. Травмы психики не всегда отчётливо видны глазом.
Такие, как он, не платили за секс, за время и не пытались меня купить. Такие, как он, платили за своё поведение.
Они не были плохими ребятами или садистами, они были людьми, искалеченными войной, в которой когда-то кто-то не сумел по-человечески договориться.
Оставайся, нас не будут бить…
Во время разговора по телефону у меня начали закрадываться сомнения, но убедиться или развеять свои догадки я решила при встрече.
Зайдя в основной зал дома для отдыха, я увидела трёх мужиков под два метра ростом, завёрнутых по пояс в простыни, блуждающих без дела и гогочущих над маленькой светловолосой девушкой, напоминающей недобитого ангела, которая сновала между ними, при своём росте дыша всем троим в пуп.
– Проходи, раздевайся!
Диктаторский тон не пришёлся мне по вкусу, помочь снять с меня пальто не предложил ни один из них. Для того чтобы убедиться окончательно в верности своего видения, я обождала до следующего звонка, который раздался громко и внятно.
– Раздевайся целиком! Простыни не будет, будешь ходить голая! Я так решил! – повелительным тоном заявил второй голос.
– Да! И ещё танцевать сейчас будешь! Голая! На столе! – издевательски пробасил третий. – Давай, давай! Не тушуйся!
Командир, барин и бандит собрались отдохнуть.
Я, аккуратно ретируясь, вышла в коридор к входным дверям, чтобы покинуть сие мероприятие, и у самых дверей ко мне подбежала оплёванная, изуродованная чистота.
– Да оставайся! Это они так шутят, они не будут бить, – в голосе её слышалось раболепное смирение с мужскими издевательствами и унижениями женщин.
– Ты знаешь, я лучше пойду, отсутствие физического насилия для меня не аргумент, – ответила я, открывая дверь.
Опешившую от моего ухода троицу выдавала интонация их голосов, раздававшихся мне в спину. Я не раба, раба – нема.
Хо-хо! Шик! Блеск! Они не будут меня бить! Да за такое я для них на всё готова! Меня не будут бить. Звучит жизнеутверждающе.
Логово хищников и жертв
Однажды один мой хороший клиент-друг сказал мне фразу:
– Малыш, когда ты будешь в логове зверей, не подавай виду, что ты – человек, а наблюдай. Узнав их повадки, ты сможешь сделать то, что должна.
К месту меня доставил личный водитель клиента. Мы заехали в глухую чащу далеко от города, где находился коттеджный посёлок и дом, который был пунктом назначения. Возник момент, когда мне стало не по себе, но было поздно пить боржоми.
На этом празднике жизни я была третьей вновь прибывшей представительницей прекрасного пола, но единственной представительницей древнейшей профессии. И, как только представители мужской половины человечества ушли в баню, на меня тут же градом посыпались вопросы от девушек. Одна из них была тридцатилетней карьеристкой, другая – двадцатилетней дочерью богатых родителей, в возрастном интервале я была между ними.
Слово держала старшая.
– Я никогда не поверю, что нельзя найти другой способ заработка, – спросив меня, ответила она сама себе.
– Я не считаю, что только здесь, я говорю конкретно про себя. Я люблю то, чем занимаюсь.
Человек заранее решил, что я – бедная безмозглая баба, поставив в своём видении мира на меня клеймо, самоутвердившись, но не успокоившись. Пусть так. Из первой её реплики было очевидно, что она слепа и слышит только саму себя.
– Сколько ты зарабатываешь в месяц?
Ровным спокойным голосом, как бы между делом, я озвучила ей свой доход.
– Я никогда не поверю, что за это будут столько платить! Ты же обычная! В тебе нет ничего особенного! Я – управленец, у меня в подчинении коллектив, ответственная работа, я шевелю мозгами. А твоя работа? Это и работой не назовёшь! Прости, но за раздвинутые ноги столько платить? Никогда не поверю!
– За раздвинутые ноги платят не мужчины, а голодные шакалы. И да, ты права, за раздвинутые ноги столько не заплатят. Большие деньги дарят за время, в котором нечто большее, чем секс. Это доступно не каждой. Се ля ви.
– Не надо красивых фраз, суть от этого не меняется, – отрезала она.
В продолжение разговора выяснилось, что она брезгует брать то, что является естественным для взятия, считая это унижением для женщины, но в то же время мужчина в
