Вулканы, любовь и прочие бедствия - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир
Их на самом деле только три. Остаться здесь, маяться и ждать новостей, доверившись отрядам спасателей, которые перестали заниматься поисками в том районе. Об этом варианте и речи быть не может. Вернуться в координационный центр и убедить Милана послать отряд в этот район для поисков моей дочери, но я знаю, что надежды на это мало. От кого бы ни исходила просьба о помощи — от меня или от усталого сотрудника Красного Креста, Милан никогда не станет хлопотать ради меня в ущерб другим. Третий вариант — единственный приемлемый.
— Я сама поеду, — говорю я. — Отправлюсь в наш район и разыщу ее.
— Я с тобой, — тотчас собирается Эрн.
Но я мотаю головой:
— Нет, дорогой, я тебе этого не позволю. Вы с папой останетесь здесь, а мы с Тоумасом поедем на мотоцикле. Это единственный вариант.
Кристинн смотрит на меня, словно не верит собственным ушам:
— Ты возьмешь его с собой на поиски Салки?
— Мотоцикл-то его. А по-другому туда не добраться.
— Это моя дочь!
— Я знаю. — Беру его за руки и смотрю в глаза, потемневшие от ужаса. — Кристинн, родной, одному из нас надо остаться здесь, чтобы встретить ее, если она найдется. Если спасатели отыщут ее прежде меня.
— Тогда с ним поеду я. А ты подожди здесь.
— Нет, ехать надо именно мне. У нас с Тоумасом удостоверения, по которым нас пропустят на закрытую территорию. Полиция не сможет остановить нас. К тому же я разбираюсь в извержениях, понимаю обстановку. Если кто-то и пройдет весь этот путь, то именно я.
— Он тебя бросит! — Голос Кристинна дрожит. — Он не тот человек, который способен пройти весь этот путь с тобой!
Я беру Тоумаса за руку, встаю между ними и сжимаю руки обоих. Тоумас потупил глаза в пол, словно стыдится; Кристинн пристально глядит на него, разъяренный и печальный; кажется, мечтает убить его. Я стискиваю их руки и смотрю на них по очереди.
— Нам нужно мыслить трезво и ясно, а все эмоции отодвинуть подальше. Надо сделать все возможное, чтобы найти Салку. Это единственный вариант.
Кристинн молчит, закрывает глаза, тяжело дышит и проглатывает слюну. Он смотрит на Эрна:
— Раздевайся!
— Что?
— Спецодежду свою сними и отдай маме. Она же у тебя огнеупорная.
Мы прощаемся, я обнимаю своего большого мальчика, он дрожит в шортах и майке. Обнимаю его отца, он весь трепещет от подавляемого гнева, но все же крепко прижимает меня к себе.
— Жена, ты там береги себя, — произносит он. — Да хранят тебя Бог и добрые сущности, отыщи моего ребенка, приведи ее ко мне целую и невредимую. Возвращайтесь ко мне обе, слышишь?
Огонь с неба
Как далеко ты пойдешь ради любви? Чем готов рискнуть: семьей, работой, репутацией, финансовой безопасностью? Пойдешь ли до конца, пожертвуешь ли жизнью и душевным здоровьем, спустишься ли с радостью в ад, переберешься ли вброд через огонь и серу ради своей любви? Или для нас это все просто слова и для нас такое — чересчур?
А как готовиться к походу в ад? Мы с Тоумасом рассчитываем, что для этого потребуется вода в достаточном количестве, немного шоколада, датчики газа, респираторы и противопожарное покрывало, и, вооружившись этим всем, вступаем во мглу. На небе слегка развиднелось, свет мутный и серый, но разглядеть кое-что перед собой все-таки можно. Я пытаюсь заглянуть в лицо Тоумасу сквозь щиток его шлема: там едва виднеются глаза.
— Спасибо, любимый, — говорю я, обнимая его, — спасибо, что поехал со мной, что помогаешь мне искать мою девочку! Спасибо, что делишь со мной эти невзгоды, что не бросаешь меня!
Он не отвечает, только прикладывает свой шлем к моему, так что они сталкиваются с легким стуком. Мы садимся на мотоцикл: он одет в свою кожанку, я — в спецодежду Эрна, которая велика мне, ширинка болтается у коленей. Тоумас заводит мотор, и вот уже мотоцикл тарахтит под нами, пепел и тефра летят из-под колес. Мы направляемся на север, в черноту, мчимся мимо неподвижных машин, по островкам безопасности и тротуарам.
Останавливаемся лишь у первого заграждения по требованию худощавой сотрудницы полиции в каске и противогазе. Я вынимаю удостоверение службы гражданской обороны, дающее мне неограниченный доступ в зоны стихийных бедствий. Она вертит его во все стороны и с недоумением смотрит на меня:
— Вы прямо сейчас едете к озеру? А вы знаете, какая там сейчас ситуация? Там с неба огонь летит. Все оттуда уехали.
Я смотрю вверх — на холмы, где когда-то жила, и осознаю, что старалась этого избежать, бессознательно отводила взгляд, не желая заглянуть в лицо тому ужасу, который поджидает нас у озера. Пеплопад словно черные занавесы, а там вверху, в темноте, пылает огонь, его отблески видны сквозь дым, и в этих отблесках очерчиваются дома на холмах, точно зубы в гигантской алой пасти. В вулканическом столбе разворачиваются молнии, раскаты грома грохочут, как будто сталкиваются горы, — лишь безумцы могут требовать, чтобы их впустили в этот ад!
— Я член Научного совета, и мы здесь по поручению службы гражданской обороны! — произношу по возможности начальственным тоном и смотрю на нее как власть имущая, искренне надеясь, что она сейчас не возьмет рацию и не станет расспрашивать руководство о наших передвижениях.
Она разглядывает мое удостоверение пристальнее, пожимает плечами, возвращает мне и протягивает руку за удостоверением Тоумаса. Он засовывает руки в карман, расстегивает куртку, хлопает себя по нагрудному карману, затем смотрит то на нее, то на меня.
— Вот зараза. Я его по дороге обронил! Оно не при мне.
Меня бьет холодная дрожь.
— Поищи получше, — прошу я. — Выверни все карманы, под одеждой проверь. — Затем поворачиваюсь к сотруднице полиции: — Это необычные обстоятельства, мы непременно должны проехать туда. Пожалуйста, сделайте исключение, пропустите нас!
Она мотает головой:
— Вы можете проезжать, если хотите, а его я без действующего удостоверения не пущу.
В отчаянии озираюсь вокруг: здесь всего две полицейские машины и один полицейский мотоцикл, само заграждение — несколько оранжевых конусов на дороге.
— Сквозь них проехать — раз плюнуть, — шепчу я Тоумасу. — Нам нужно попробовать!
— Чтобы мы ехали к
