Помутнение - Джонатан Летем
На этот раз Бруно взялся за удваивающий кубик. В любом случае это был акт милосердия – если Тира была достаточно догадлива, чтобы отказаться, ей бы не пришлось сбрасывать новый предмет одежды. Если бы она приняла предложение удвоить ставку, этот фарс закончился бы быстрее. Она бросила на него загнанный взгляд.
– Не удивляйся, – спокойно заметил он. – Так играют в эту игру.
Она скорчила гримаску, взяла кубик – и тем решила свою судьбу. Бруно собирался сделать гаммон, то есть удвоить очки в конце игры. В последний момент выпавшие на костях две шестерки позволили вернуть в «дом» одинокую светлую фишку, а другую – снять с доски.
– Опять два предмета, – напомнил он.
Она расстегнула бюстгальтер, встала на кровати, нависнув над ним, и рывком скинула джинсы. Ее трусики, оказавшиеся у него прямо перед глазами, не гармонировали с бюстгальтером – розовые, из тонкого хлопка, ношеные. И не узенькие, а большие, прямо бабушкины трусы, хотя и не такие облегающие, чтобы скрыть черную поросль в паху, которая окаймляла трусики на ляжках и внизу живота, при этом на внутренней стороне ляжек волосы тянулись широкой полоской, вверху превращаясь в узкую тропинку. Бруно поймал себя на том, что мысленно сравнил цвет бюстгальтера под просвечивающей блузкой с порослью, торчащей из-под трусиков, и ему пришло в голову, что, как и бюстгальтер, черный лесок в ее паху нахально проглядывал из-под тонкой хлопчатобумажной завесы. Черный лесок сам по себе был соблазнительным заслоном, дразнящим обрамлением влекущей плоти. Но на самом деле настоящим заслоном служило рассеянное сознание Бруно: эти глупые сопоставления, эти попытки избавиться от своих желаний и от признания себе в том, что он не в силах отвлечься от ошеломляющих подробностей обнаженного тела.
Избавившись от штанов, Тира изящным прыжком вернулась обратно за доску и села, скрестив ноги. Ее трусики растянулись, заслон стал почти прозрачным. Странное дело, Бруно уставился на единственную деталь ее одежды – и подумал, что это и есть проявление той самой фатальной учтивости, в которой она его уличила, хотя при этом он пялился на ее промежность. Тем не менее взгляд Бруно застили ее груди и живот – три полушария, словно три глаза, воззрившиеся на него. И никакого мутного пятна между ним и ею, которое могло бы его спасти. И хотя он подался вперед, чтобы расставить фишки и взять стаканчик с костями, игральной доске следовало десятикратно увеличиться в размерах, чтобы он смог притвориться, будто ничего не видит, или чтобы она не перехватила его взгляд.
– Твоя очередь кидать кости, – хрипло проговорил он.
Полоса везения Тиры началась с двух шестерок. Она сыграла правильно – что было несложно – и перед следующим броском костей предложила Бруно удвоить ставки. Он не стал отказываться. Он опять выдвинул фишки вперед на тот случай, если выпадет удачная комбинация костей – он играл медленно, на автомате. Но на сей раз она удачно выбросила кости и смогла выставить на бар две его незащищенные фишки. И очень скоро она сделала отличный прайм, закрыв шесть соседних пунктов. Неужели ее нагота так влияла на выпадающие комбинации? Да нет же, это его мозг был предательски затуманен ее наготой. Бруно предположил, что, играя в таком неагрессивном стиле, он, сам того не ведая, преподавал Тире урок блокирования фишек противника, прямо как по учебнику, тем самым подтягивая посредственного противника к своему уровню.
Судьба, безжалостная к его промахам, дважды вознаградила Тиру, позволив выиграть у него с двойным счетом, когда она сумела снять все фишки с доски. После этих двух гаммонов ему пришлось снять с себя практически все: носки, штаны, футболку «ДЕРЖИСЬ». Но он был лишен чувства стыдливости. Его тело могло бы сморщиться и усохнуть от истощения, но пребывание в клинике убило в нем всякое смущение. Это ведь просто тело, жалкий предмет, мчащийся сквозь время, так что если его тело чего-то и лишилось, то не одежды, вовсе не одежды.
Бруно остался должен Тире еще один предмет одежды, и он встал перед выбором, который теперь казался пустяковым. Он стянул трусы, представ перед ней в одной лишь маске. Он даже не заметил, как его член налился кровью и отвердел. И встал, слегка покачиваясь, точно солдат в карауле. У него это была первая эрекция за все время существования его нового «я».
– Наконец-то на сцене появились марионетки!
– Марионетки?
– Так их называет Кит.
– Что называет? Пенисы?
– Гениталии, обоих полов. Они же марионетки. Валяются, как тряпочки, пока не начинается шоу. – Тира протянула над доской руку и обхватила его член, словно для рукопожатия. Бруно задохнулся, ощутив почти невыносимое удовольствие. А когда выдохнул, она сжала его крепче, слегка подергала и выпустила. И как ни в чем не бывало принялась расставлять фишки на исходные позиции – прилежная ученица.
– Мы разве не закончили?
– Еще нет, Иосиф Прекрасный! – И она указала пальцем на его маску.
Ему выпало два-один, и он сделал первый ход задними фишками. Тира, прежде чем бросить кости, потрепала его член еще раз.
– Перестань!
– А ты не торчи! – выпалила она, резко хохотнув.
– Я не могу играть, когда ты меня трогаешь!
– Отлично. – Она выбросила кости: три-одно – и закрыла пункт в своем «доме». – Тогда буду трогать себя. – Ее ладонь скользнула по ляжке к промежности, и она запустила пальцы в трусики.
– Я уже не могу понять, проигрываю я или выигрываю, – заметил Бруно, издав жалобное хныканье – совсем не то, что он хотел. Он кинул кости и с трудом понял, что выпало. Его фишки, словно оказавшись в невесомости, воспарили над доской и поплыли перед глазами.
– Возможно, и то, и другое одновременно.
– Я бы не отказался от шоу марионеток, – глухо выдавил он, но она услышала.
Тира сжала в пальцах удваивающий кубик и протянула ему.
– Сдавайся – и посмотрим.
– Но у тебя еще кое-что осталось на теле… одежка, прикрывающая…
– Тогда сдадимся вместе. – Тира опять потянулась к его промежности и обхватила головку. От ее
