Рай - Абдулразак Гурна
— Что же будет? — спросил Юсуф, сердито отталкивая Халила и поднимаясь.
— Тебе нужно уйти.
— Словно я преступник? Куда я пойду? Уйду, когда сам захочу. И что будет, если я убегу и меня найдут?
— Ей все поверят, — сказал Халил. — Я обещал ей привести людей из города, иначе она бы орала, призывая на помощь. Они поверят ее словам. Может, к завтрашнему утру она утихнет, если не обращать на нее внимания, но вряд ли. Тебе надо уйти. Разве ты не знаешь этих людей? Они тебя убьют.
— Она разорвала мою рубашку на спине. Это доказательство: я убегал от нее, — вспомнил Юсуф.
— Не дури! — вскричал Халил и даже рассмеялся, не веря своим ушам. — Кто станет спрашивать об этом? Кому есть дело? Разорвала сзади? — Он бросил взгляд на спину Юсуфа и не удержался от полубезумной ухмылки. На миг он задумался, что-то соображая.
В итоге они пошли на берег, отыскали темное местечко и там просидели много часов, разговаривая. Юсуф отказался бежать ночью, словно преступник, и, вопреки настояниям Халила, заявил, что дождется обвинений и сначала попытается отстоять свою невиновность. Нет, нет, нет, кричал ему Халил, голос его вздымался над беспокойным шорохом океана, колотившего в ограждение у их ног.
Лишь около полуночи они пробрались обратно к лавке. Город затих, погрузился в сон, лишь тощие собаки из страшных снов Юсуфа рыскали по улицам. Едва они подошли к лавке, Юсуф учуял в воздухе новое, словно что-то произошло в их отсутствие. Миг — и он уже со всей уверенностью понял, что именно произошло: благоухание возвещало о присутствии дяди Азиза. Он оглянулся на Халила и увидел, что тот тоже понял: фараон вернулся.
— Сеид! — напряженным шепотом выговорил Халил. — Вернулся нынче вечером. Теперь один лишь Бог может тебя спасти.
Вопреки всему, Юсуф на миг обрадовался возвращению дяди Азиза. К собственному удивлению, он не чувствовал страха, лишь возбуждение, любопытство: как-то он поведет разговор про обвинение? Превратит его в обезьяну и пошлет жить на вершине бесплодной горы, как джинн поступил с дровосеком? Халил все рассуждал о жалкой участи, ожидающей его, а Юсуф расстелил циновку и улегся с такой непостижимой безмятежностью, что Халил вынужден был замолчать.
5
Дядя Азиз появился с рассветом. Как только он вышел, Халил с обычным рвением кинулся ловить его руку, осыпая ее поцелуями в промежутках между восторженными словоизлияниями. Дядя Азиз был одет в канзу и сандалии, но без шапочки на голове — это легкое отклонение от этикета придавало ему вид домашний и благожелательный. Однако лик, обернувшийся к Юсуфу, был суров, и ему сеид не протянул руку для поцелуя, как протягивал прежде.
— Что это я слышу о твоих безумных поступках? — заговорил он, жестом приказывая Юсуфу опуститься на циновку, с которой тот было поднялся. — Кажется, ты лишился рассудка. Можешь ли ты мне что-то объяснить?
— Я не причинил ей никакого вреда. Я сидел с ней, потому что она меня позвала. Моя рубашка разорвана сзади, — отвечал Юсуф, с неудовольствием слыша, как дрожит его голос. — Это доказывает, что я пытался убежать.
Дядя Азиз улыбнулся — сперва слегка, а потом во весь рот, не в силах сдержаться.
— О, Юсуф! — поддразнил он. — Я же учил тебя: природа человека испорчена. Зачем тебе понадобилось пережить все на своем опыте? Кто бы подумал о тебе такое? Разорвана сзади? Это достаточное доказательство. Никакого ущерба не причинено. Раз твоя рубашка разорвана сзади…
Халил пустился объяснять по-арабски, дядя Азиз с минуту послушал и отмахнулся.
— Пусть сам говорит за себя, — распорядился он.
— Я ничего не сделал, — сказал Юсуф.
— Ты часто ходил в дом, — сказал дядя Азиз, и лицо его снова закаменело. — Где ты научился таким манерам? Я оставляю на тебя свой дом, а ты превращаешь его в обиталище сплетен и бесчестья.
— Я ходил, потому что она хотела, чтобы я помолился… о ее ране.
Дядя Азиз молча уставился на него, словно прикидывая, что сказать дальше или что сделать. Этот взгляд был Юсуфу знаком со времен путешествия вглубь страны. Чаще всего, поразмыслив, купец предпочитал предоставить события их собственному течению и не вмешиваться. Миг тишины перед тем, как позволить урагану нестись куда вздумается.
— Надо было взять тебя с собой, — сказал он наконец. — Мне следовало предвидеть… Госпожа нездорова. Если не произошло никакого бесчестья, на том мы и оставим это дело. Тем более что твоя рубашка разорвана сзади. Но обо всем этом не подобает говорить с посторонними. Тебе все-таки не следовало так часто ходить в дом.
Халил снова быстро заговорил по-арабски, дядя Азиз несколько раз резко кивнул и ответил на том же языке. Обменявшись так несколькими репликами с Халилом, дядя Азиз движением подбородка указал ему на магазин.
— Зачем ты так часто ходил в дом? — спросил дядя Азиз после того, как Халил ушел отпирать магазин.
Юсуф глядел на купца, не отвечая. Дядя Азиз уселся на матрас, на котором прежде лежал Халил. Он подвернул под себя одну ногу, уперся рукой в пол. Юсуф видел, как в ожидании его ответа на лице дяди Азиза проступает спокойная насмешливая улыбка.
— Чтобы увидеть Амину, — сказал Юсуф. Слова с трудом выходили из его рта, и он видел, как улыбка становится все шире и вот уже удовлетворенно застывает на губах дяди Азиза. Купец оглянулся на магазин, и Юсуф проследил за его взглядом. Халил стоял у прилавка, таращась на них с гневом, даже с ненавистью. Потом отвернулся и стал открывать ставни.
— Ты все сказал? — спросил дядя Азиз, вновь сосредотачиваясь на Юсуфе. — Ты вел себя храбро, ведь так? Эка ты отличился за эти немногие недели!
Поскольку Юсуф все никак не отвечал, обдумывая, что говорить и чего нет и какие могут быть последствия, купец продолжил сам:
— Я побывал в этом путешествии в твоем родном городе и наведался к твоему отцу. Хотел договориться, чтобы ты остался здесь и работал на меня за плату, а я прощу ему долг. Но выяснилось, что твой отец скончался, да помилует Бог его душу. Твоя мать там больше не живет, и никто не мог мне сказать, куда она отправилась. Возможно, вернулась к себе домой. Где был ее дом?
— Не знаю, — сказал Юсуф. Он не ощущал утрату, но лишь внезапную грусть при мысли, что и мать его теперь тоже затерялась где-то. При этой мысли глаза его увлажнились, и он увидел, как дядя Азиз слегка кивнул, одобряя такое выражение чувств. Он выждал, словно предоставляя
