Камиль Яшен - Xамза
Наиболее грозные события - вооруженные столкновения с полицией и войсками, убийство нескольких чиновников туземной администрации произошли в Кокандском уезде и городе Коканде.
Там, где к моменту начала волнений революционная агитация была поставлена лучше, чем где-либо в другом месте Ферганской долины - самого густонаселенного района Туркестанского края.
Там, где прямой призыв местной социал-демократической организации к неподчинению царскому указу прозвучал (после Джизака) открыто и громко, как нигде в Туркестане.
Военные власти Туркестана утопили в крови восстание мардикеров (мобилизованных тыловых рабочих). В Коканде было убито на улицах и расстреляно около четырехсот человек.
Потом начал работать военно-полевой суд. Обвинения были предъявлены полуторам тысячам мардикеров. По приговору суда было повешено сто восемьдесят четыре человека, сослано на каторжные работы двести шестьдесят семь осужденных, десять арестованных оправданы, остальные приговорены к разным срокам тюремного заключения.
Действия суда не были лишены объективности. Как писала местная газета: "...об одном туземце дело прекращено за смертью в период следствия в тюрьме; об двух туземцах дело отправлено к военному прокурору для освидетельствования их умственных способностей; еще об одном туземце дело не рассмотрено за болезнью подсудимого..."
Гуманность, что и говорить, была проявлена широко и непредвзято.
Тридцать месяцев бессмысленной войны привели царскую Россию к краху. Перед лицом общественных катастроф, непрерывно потрясавших страну в годы военного лихолетья, слабели и меркли личные трагедии и потери.
Печально было возвращение Хамзы в родной город из паломничества. Почти три месяца пробирался он через охваченную лихорадкой первых недель войны Россию. Навстречу, на запад, двигались войска и срочные военные грузы. Иногда по многу дней приходилось сидеть на одной станции. Несколько раз патриотически настроенные железнодорожные власти задерживали его, едущего со стороны войны, устанавливали личность, посылали запросы...
Когда Хамза ступил наконец на кокандскую землю, ужасные новости одна за другой обрушились на него.
...Сначала, после отъезда Хамзы, после его ложного изгнания и отлучения, все было хорошо в доме ибн Ямина. Страсти вокруг улеглись, старик выздоровел, вернулся в свою мечеть, люди и родственники перестали сторониться его, начали приходить больные. Восстановились заработки, пришел достаток. Маленький внук радовал сердце ибн Ямина.
Но без Хамзы разладились отношения с невесткой. Аксинья тосковала, целыми днями неподвижно сидела она на одном месте, глядя перед собой. Все стало чужим и непонятным для нее, все вызывало неприязнь и раздражение. Чужой уклад без любимого человека вдруг стал неприемлем. Хамза, перешагнувший через многие условности мусульманского быта по шариату, сглаживал острые углы. Без Хамзы Аксинья не могла жить по шариату.
Ничто не радовало ее, она ничего не замечала вокруг себя.
И неожиданно пропал Гияс. Это было делом рук фанатиков.
Ребенок, рожденный от неверной, был конкретным выражением греха. Гияс был зримым результатом происков шайтана. Требовалось освободить сердца правоверных от гнева, рождаемого ежедневным созерцанием трещины ислама.
И Гияса похитили.
Пришла беда - отворяй ворота. Две недели спустя арестовали Степана Петровича Соколова. Мир перевернулся в глазах Аксиньи. Она стала обнаруживать все признаки психического расстройства.
Никому ничего не сказав, только намекнув отдаленно Ачахон, что очень давно, слишком давно не видела родственников, оставшихся в России, Аксинья села на поезд и уехала из Коканда...
Потом пришел слух, что в дороге, еще не доехав до России, она простудилась и заболела. Белокурую русскую женщину сняли с поезда где-то в пустыне за Аралом, на маленьком полустанке, и она умерла в инфекционном бараке среди чужих людей - без родных и близких, без отпущения грехов...
Когда началась война, когда все стало меняться вокруг, когда в далекий Коканд поползли известия о том, что в центре земли происходит кровавая битва всех стран и народов друг с другом, ибн Ямин понял, что ему не дождаться сына. Лекарь Хаким знал, что паломники возвращаются из Мекки через Россию, а там сейчас бушевала война. На далеких землях, лежавших между ним и сыном, гремели выстрелы, горели города, текла человеческая кровь, и ибн Ямин не представлял себе, как может Хамза преодолеть все это... Нет, его кроткому сыну, идущему из Мекки с богом в душе, не прорваться сквозь дым и огонь пожарищ, не перейти вброд через кровавые реки сражений. Они больше не увидятся. Хамза не осквернит ступней своих ног, касавшихся святой земли около гробницы пророка, кровью людей. Его сын исчезнет в пламени войны, его поглотит водоворот вражды и ненависти воюющих стран и народов (так думал о войне ибн Ямин).
И лекарь Хаким слег. Тоска по сыну съедала последние силы.
Внука не было рядом с ним. За несколько дней до приезда Хамзы ибн Ямин простился с бренным миром, и аллах призвал его к себе.
Хамза опоздал на похороны отца, не успел закрыть ему глаза.
Он вернулся к порогу своего дома в час скорби и плача. Дом его был разгромлен превратностями судьбы, невзгодами войны, непониманием, жестокостью, суевериями людей. Суровый рок времени, как след дьявола, оставил свой знак - пепелище надежд - там, где еще совсем недавно была семья, любовь, ожидание близкого счастья.
И на какие-то дни и недели Хамзой овладела апатия. Он устал от потерь. Он устал от двухлетней непрерывной дороги. Чужая жизнь проходила, бежала, струилась мимо него, а своей не было... А ему так хотелось иметь ее, он так измучился без нее, он так стремился через все моря и реки, через долины и горы к этому городу, к этим переулкам и улицам, к этим низким глинобитным домам, к этой листве деревьев, под которой прошла его юность, к пряным запахам своего детства, чтобы увидеть родные, близкие, дорогие лица и взять на руки сына, обнять жену, склонить голову перед стариком отцом...
Пустота вошла в сердце Хамзы. Он был утомлен временем и своей судьбой. Он устал от самого себя. Сколько может выдержать один человек? Перед каким количеством ударов не согнуться, если он не сделан из железа?
Хамза чувствовал приближение бездны бессилия, она манила его, но слишком многое увидел, понял и пережил он за эти два года дороги, слишком много людей прошло перед ним, слишком густа и разнообразна была жизнь, к которой он прикасался в эти месяцы на всех ее уровнях, удивляясь, недоумевая и восторгаясь перед нею, обжигаясь об нее...
Слишком тяжела была ноша ответа перед людьми, под которой он не согнулся за эти два года, которая закалила его, чтобы не сгибаться под ударами личного горя. Слишком серьезно было то дело, которое он взял на себя.
Теперь он уже не принадлежал себе и поэтому не мог до конца отдавать себя своей беде.
Теперь он уже умел управлять собой, владеть своим состоянием и настроениями - масштаб и широта интересов, которыми он был связан с другими людьми, научили его этому.
Конечно, не все зарубцевалось сразу, не единым порывом восстановилась душа. Были горькие часы и минуты. Черные птицы утрат долго еще кружили над сердцем. Но ветры надвигающегося урагана отгоняли их в сторону. Время дышало грозою, тучи затягивали горизонт. И общее втягивало, вбирало в себя личное, растворяло его в себе.
Россия надрывалась в бесплодных усилиях войны. Страна обнажила свои язвы. Буря, рождающаяся в эпицентре трагических событий ее истории, прорывалась подземными толчками на окраинах. Восстание мардикеров стало прологом приближающихся перемен. Вулкан народной жизни просыпался.
Наступил 1917 год.
Глава девятая
ИСТОРИЯ И ОБОЧИНЫ
1
Монархия Романовых пала.
Получив телеграфное уведомление из Петрограда об отречении Николая, губернатор Туркестана, "герой" русско-японской войны генерал Куропаткин приказал содержание телеграммы населению не объявлять.
Но уже в тот же день на нескольких зданиях Ташкента появились написанные от руки сообщения о свержении царизма.
На следующий день рабочие типографии газеты "Туркестанский курьер", не дожидаясь разрешения генерал-губернатора, выпустили специальный номер, в котором на первой странице крупными буквами было опубликовано одно из этих сообщений.
А еще через день рабочий-наборщик Низамеддин Ходжаев в подпольной типографии социал-демократической группы Ташкента в кишлаке Алтынтепа напечатал листовку, в которой были подробно изложены обстоятельства низложения династии Романовых.
По инициативе Низамеддина Ходжаева около губернаторского дворца состоялась демонстрация рабочих железной дороги.
Участники демонстрации, разоружив в старом городе, в районе Якка-базар Эски Джувы, отряд полиции, соединились с рабочими Среднеазиатских и Бородинских мастерских и возле церкви на площади городского вокзала провели митинг, на котором был образован первый Совет рабочих депутатов Ташкента.
