Зачарованный апрель - Элизабет фон Арним
Жаль, когда с людьми случается такое, но мне это все же пойдет на пользу».
Мистер Уилкинс дорожил своей карьерой, и эти мысли (не вполне христианские, если вдуматься) очень его взбудоражили. В качестве временного «владельца» Сан-Сальвадор и, возможно, будущего спасителя, он подошел приветствовать мистера Бриггса, гостеприимно проводил его к парапету и показал ему, какой прекрасный вид на залив Меццаго открывается с этого места.
Молодой человек еще не знал, кому в скором времени должен будет обязанным своим счастьем, поэтому воспринял поведение незнакомого джентльмена с некоторым удивлением. Ничего странного не было в том, чтобы погулять с красивой дамой под предлогом осмотра сада, но то, что мужчина, никогда раньше не бывавший в замке, приглашает его любоваться видами, — этого он не мог понять.
Впрочем, как воспитанный человек, он не показал вида, что удивлен. Ему непонятно было присутствие этого человека в Сан-Сальвадор, но он решил, что раз он здесь, значит, воспользовался чьим-то приглашением. На месяц замок был собственностью дам (он все-таки не совсем понял, каким образом вместо одной Розы здесь оказалось четыре хозяйки, но, как воспитанный человек, не стал вдаваться в частности), поэтому они могли поступать так, как им угодно.
Эксцентричный джентльмен, по-видимому, не знал, что разговаривает с владельцем поместья. Мистер Бриггс решил, что в какой-то мере это даже забавно. Он покорно восхищался всем, что ему показывали, не забывая в то же время следить глазами за Розой. Ее поведение совершенно успокоило Томаса. Было ясно, что между ней и незнакомцем нет ничего общего, а следовательно, и причин волноваться не существует.
Ударили в гонг, в знак того, что чай готов и всех приглашают к столу. Молодой человек вместе со всеми отправился в столовую и был представлен миссис Фишер.
Пожилая дама нашла его очень приятным во всех отношениях молодым джентльменом и была очень приветлива с ним. Она любила состоятельных людей, а владелец прекрасного замка был, безусловно, очень состоятелен. Кроме того, ее привлекала его молодость. Значит, он унаследовал замок, а не купил его. Это было гораздо респектабельнее, говорило о том, что у него есть предки. В нынешние времена, когда казалось, что ни у кого нет предков и никто не хочет их иметь, это было особенно ценно.
Несмотря на то что миссис Фишер говорила мистеру Уилкинсу о Дройтвичах, она питала расположение к аристократии, но только в том случае, если ее представители не позволяли себе неблаговидных поступков, как это случилось с отцом леди Каролины, если верить лондонским газетам. Конечно, она не считала, что знатное происхождение выше природного таланта, но в любом случае считалась с древностью родов. Воспитание никогда не позволило бы пожилой леди пренебрегать такими вещами. Молодой человек был богат, хорош собой и обладал прекрасными манерами. Этого было достаточно, чтобы миссис Фишер почувствовала к нему искреннее расположение.
За чаем все были милы и внимательны друг к другу. Миссис Фишер показалась Томасу очаровательной старой леди, волшебство замка сработало и на этот раз: она и в самом деле стала такой, как он вообразил себе. Ее благосклонное отношение к нему, в конце концов, приняло совершенно неожиданную форму. Еще до того, как все встали из-за стола, миссис Фишер обратилась к Томасу со словами «мой дорогой мальчик».
Ничего более удивительного никто еще не слышал от пожилой леди. Вполне возможно, что она сама впервые в жизни произнесла эти слова. У миссис Фишер никогда не было детей, ее ближайшая подруга тоже их не имела, а к современной молодежи она всегда относилась весьма неодобрительно. Поэтому вряд ли ей мог представиться еще один случай произнести эти слова.
Роза застыла в изумлении: «Когда же наконец я разучусь так обманываться в людях? Я никогда не видела ее такой и даже не думала, что это возможно. Может быть, я сама виновата? Я с ней спорила, я ее раздражала, и, наверное, поэтому она так относилась ко мне. Наверняка так и есть. Это просто ужасно!»
Она почувствовала себя виноватой, увидев, какой очаровательной бывает миссис Фишер, если разговаривает с приятным ей человеком. Когда старая леди неожиданно рассмеялась, Розе захотелось просто провалиться сквозь землю. Здесь никогда еще не слышали смеха старой дамы. Другие смеялись кто больше, кто меньше, но она — никогда. Стало совершенно ясно, что до сих пор она не была здесь счастлива, и никого это не волновало, кроме Лотти. Лотти старалась что-нибудь сделать для миссис Фишер, но та почему-то совершенно ее не выносила. Сама Роза со стыдом понимала, что буквально через пять минут общения со старой леди ей хотелось сказать что-нибудь колкое и неприятное, и так день за днем. Немудрено, что та вечно была не в духе.
Роза чувствовала себя ужасно и поэтому старалась, как могла, услужить старой леди. Ее неловкая забота очаровала мистера Бриггса. Ему очень хотелось оказаться на месте миссис Фишер. Ради этого он был готов на все. Он принял бы самое горькое и противное лекарство, лишь бы его подали нежные ручки Розы Арбитнот.
Его ярко-голубые глаза, особенно яркие на загорелом лице, следили за ней так пристально, что Роза спросила, в чем дело. Он не нашел слов, чтобы описать свои чувства, и только пообещал когда-нибудь сказать ей все.
Глядя на это, мистер Уилкинс снова повторял про себя: «Проблемы, скоро будут проблемы, — и снова мысленно потирал руки. — Если так, я тот, кто им нужен».
Нельзя сказать, что он желал зла молодой женщине или ее отсутствующему мужу, но здесь явно складывалась ситуация, участникам которой очень скоро понадобится помощь адвоката. Мистера Уилкинса не могло не радовать такое расширение его немногочисленной практики. В самом деле, идея Лотти принесла ему удачу.
— Я уверена, — благожелательно произнесла миссис Фишер, — что вы не думаете ничего такого, чего нельзя произнести вслух.
— А я уверен, — ответил мистер Бриггс, — что еще до конца недели рассказал бы вам все мои секреты, стоит вам только этого захотеть.
— Тогда они были бы в очень надежных руках, — ответила миссис Фишер. Молодой человек нравился ей все больше. Именно такого сына ей всегда хотелось иметь. — А я в ответ рассказала бы вам свои.
— О нет, — вступил в