Волчок - Михаил Ефимович Нисенбаум

меня, скажем, часто такое бывает. Познакомимся с приятным человеком, замечательно поконтактируем, одно удовольствие, обменяемся телефонами, почтой. Если он позвонит, я, разумеется, отвечу или перезвоню. Но вот первой звонить… Может, нас так воспитывали в детстве, может, просто не люблю навязываться. Не буду звонить, какой бы легкий человек ни был. Что характерно, подумала… Если по работе, позвоню безо всяких.

– Ну а если это не мужчина, а женщина? – спросил Карин.

– Пожалуй, с женщинами так же, – Дарья задумалась. – Хотя…

6

Тут все принялись рассказывать истории про гордость, про «внутреннего врага», а я вспомнил, как однажды целый день безрезультатно звонил Варваре. Зима заканчивалась, даже в лесу снег начинал темнеть. Сначала казалось, что мне не так уж и хочется встречаться или даже разговаривать: как раз накануне Варвара закатила скандал из-за того, что я восхитился Ритой Хейворд. Правда, мы помирились, но можно было преспокойно прожить пару дней и без Варвары. После двух безрезультатных звонков я забеспокоился, после пятого встревожился по-настоящему: мало ли что может случиться с таким человеком, как Варвара. Позвонил Ольге. Ольга взяла трубку на третий раз. Все благополучно, сказала Ольга, Варя сидит у себя в избе, смотрит кино с Гербертом. Нет, Герберт не играет в кино, они вместе с Гербертом сидят перед экраном. Что-нибудь передать? Нет, спасибо, ничего не нужно, передайте привет Сергею.

Варвара позвонила на следующее утро. Почему ты не брала трубку, спрашиваю, я названивал тебе весь день. Она помедлила и молвила:

– Я подумала, что молчать более женственно.

Разве после этого я порвал с Варварой? Разве смог обидеться? Но вот что всего любопытнее: разве своим бездушием Варвара не усилила мою привязанность? Стало быть, ее бездушие сослужило ей лучшую службу, чем отзывчивость.

7

Как из-под земли, донеслись голоса моих новых товарищей.

– Все просто, по-моему. Если мне чего нужно от человека, я ему звоню или пишу там. А если ему что-то надо от меня, с какой стати мне ему звонить?

– Совсем уж откровенно. Нерусским не очень люблю звонить. Нет, я не расист, просто с нашими предпочитаю дела вести.

– Если красивая женщина, расшибусь, но разговорю. А если так себе или слишком… Ребенок там или старая, то отношение соответствующее.

В комнате от шума и страстей стало нечем дышать. Матвей Карин безмолвствовал, одобрительно кивая самым противным признаниям. Казалось, чем больше низости в высказывании, тем больше ему нравится выступавший.

Я думаю, бизнес-психологи научили клиентов принимать любые собственные слабости, подлости, постыдные поступки и искривленные страсти. Они поставили добродетель и порок на одну полку, объявив то и другое особенностями. Тысячами книг, статей, лекций и тренингов они внушают клиентам и просто интересующимся, что дурной нрав, зависть, раздражительность, агрессия суть почтенные изгибы индивидуальности, естественные завитки нашей природы. Отныне сорваться в грубость и хамить значит дать выход здоровой агрессии, идти по головам – проявить стратегию лидера, предавать – предпочесть личные интересы общественным условностям. Любой моральный принцип, любую ограничивающую идею бизнес-психологи готовы объявить социальным корсетом, тюремными стенами нашей субъективности. Объявить за деньги, разумеется. Если бы лучше платили за морализаторство, коммерческая психология тут же изменила бы свое направление.

Наконец, прикрыв тяжелые веки, доктор Карин заговорил даже тише, чем обычно:

– Благодарю вас, друзья, за отвагу и искренность, это дорогого стоит. Здесь не раз звучало слово «гордость», я чуть поверну этот камешек, чтобы получше разглядеть его грани. Скажем, не «гордость», а «высокомерие». Ведь мы в своих ощущениях и рассуждениях часто ставим себя на ступень выше других: по важности, по уму, по красоте, по национальности, да мало ли по чему. Кто-то абсолютным слухом гордится, кто-то английским языком, а кто-то кошельком. Заговорите вот при враче о народной медицине или при музыковеде о Бетховене. Вас таким холодом обдадут, мол, куда вы с юридическим рылом в музыкальный ряд. Давайте разбираться в природе высокомерия – не чтобы избавиться, а чтобы поставить себе на службу. Так вот. У нашего высокомерия два главных мотива. Первый: страх затеряться среди других, слиться с толпой, с конкурентами, с человечеством – и пропасть. Страх потерять себя. Второй страх – утратить ощущение своей исключительной ценности. Той, в которую мы верим только изнутри себя и для которой всегда ждем подтверждений извне – в виде благодарности, славы, успеха, денег. Нам нужна вера в свою исключительность. Слабенький, беззащитный, тщеславный ребенок внутри нас ждет, чтобы его хвалили, гладили по головке, чтобы просили забраться на табуреточку и прочесть стишок про деда Мороза. С этой табуреточки мы и пытаемся обращаться только к тем, кто нам похлопает в ладоши.

Карин открыл глаза и строго посмотрел на Линду.

– А тех, кто не понимает, не замечает и не хлопает, мы хотим отодвинуть, выгнать из комнаты – давайте, уходите, чужие, вы глупые, грубые, нечуткие, вам рядом со мной не место! Такой ребенок живет в каждом: и в вас, Даша, и в вас, Олег, и во мне.

Тут Олег, благотворитель, признавшийся в презрительном отношении к некрасивым женщинам, поднял крепкую руку, выпроставшуюся из широкого рукава африканской рубахи, и спросил, как быть с его особенностью.

– О, это совсем просто, – отвечал Матвей Юрьевич. – Когда вы были подростком, вас привлекали почти все женщины.

– Ну нет, не все.

– Но точно больше, чем сейчас, так? Некрасивые, как вы говорите, женщины – это те, с кем вы боитесь оказаться несостоятельны как мужчина. Вот и относитесь к ним свысока. Но ведь не со всеми женщинами нужно ложиться в постель, Олег, милый. Если вы сможете увидеть в женщинах не только приборы для измерения вашей красоты, силы и сексуальности, то сможете подружиться хоть с Медузой Горгоной. А женщины – вот мне Линда и Даша не дадут соврать, – в том числе самые красивые из них, ценят тех мужчин, с которыми можно и хочется подружиться. Прибавьте к этому, как много женщин сейчас занимает высокие посты…

Про национальное превосходство доктор сказал, мол, здесь ребенок не верит, что даже с табуретки его кто-то заметит. Поэтому он хочет вскарабкаться на пьедестал вместе с любимой футбольной командой, а то и со всем народом, разговаривать хором, но славу приписывать себе. Этими объяснениями, как мне показалось, посетители остались недовольны. Точнее, этими толкованиями Матвей Карин раздразнил их, словно бы нарочно вывел из равновесия.

За окнами стемнело, и лампы горели совсем по-вечернему. Потом все изменилось, никто даже не успел заметить, как и что произошло. Как если бы внутри души царила разруха, были ободраны стены, смыта побелка с потолка, и все нежилое, недружелюбное пространство за считанные минуты расчистилось, оделось в новые ситцы, осветилось новыми окнами и наполнилось прекрасными домашними вещами. Мирно помаргивая бесцветными маленькими глазами, доктор Карин сказал Олегу, что красивых женщин тот выбирает благодаря внутренней силе, потому что красота обещает здоровое, отборное потомство. Дарью Злотникову убедил,