Алексей Писемский - В водовороте
Елпидифор Мартыныч нарочно бранил Елизавету Петровну, чтобы князь не заподозрил его в какой-нибудь солидарности с ней; кроме того, он думал и понапугать несколько князя, описывая ему бойкие свойства его пришлой тещеньки.
- Чего ж еще она желает? - спросил тот.
- К-ха! - откашлянулся Елпидифор Мартыныч. - Да говорит, - продолжал он, - "когда князь жив, то, конечно - к-ха! - мы всем обеспечены, а умер он, - что, говорит, тогда с ребенком будет?"
- О ребенке она не беспокоилась бы, - возразил князь, потупляясь, ребенок будет совершенно обеспечен на случай моей смерти.
- И о дочери также говорит: "Что, говорит, и с той будет?"
- И дочь ее будет обеспечена! - продолжал князь.
- Ну, и о себе, должно быть, подумывает: "И мне бы, говорит, следовало ему хоть тысчонок тридцать дать в обеспечение: дочь, говорит, меня не любит и кормить в старости не будет".
Князь при этом взглянул уже с удивлением на Елпидифора Мартыныча.
- Дочь ее, очень естественно, что не любит, потому что она скорей мучительницей ее была, чем матерью, - проговорил он.
- Это так-с, так!.. - согласился Елпидифор Мартыныч. - А она матерью себя почитает, и какой еще полновластной: "Если, говорит, князь не сделает этого для меня, так я обращусь к генерал-губернатору, чтобы мне возвратили дочь".
- Что? - переспросил князь, вспыхнув весь в лице.
- Возвратить дочь к себе желает, - повторил Елпидифор Мартыныч не совсем твердым голосом.
- Что такое возвратить дочь?.. Дочь ее не малолетняя и совершенно свободна во всех своих поступках.
- Конечно-с, нынче не прежние времена, не дают очень командовать родителям над детьми!.. Понимает это!.. Шуму только и огласки еще больше хочет сделать по Москве.
- Шуму этого и огласки, - начал князь, видимо, вышедший из себя, - ни я, ни Елена нисколько не боимся, и я этой старой негодяйке никогда не дам тридцати тысяч; а если она вздумает меня запугивать, так я велю у ней отнять и то, что ей дают.
- Говорил я это ей, предостерегал ее! - произнес Елпидифор Мартыныч, немного струсивший, что не испортил ли он всего дела таким откровенным объяснением с князем; его, впрочем, в этом случае очень торопила и подзадоривала Елизавета Петровна, пристававшая к нему при каждом почти свидании, чтоб он поговорил и посоветовал князю дать ей денег.
- Ко мне она тоже лучше не являлась бы с объяснениями... - начал было князь, но в это время вошел человек и подал ему визитную карточку с загнутым уголком.
Князь прочел вслух напечатанную на ней фамилию: "Monsieur Жуквич"; при этом и без того сердитое лицо его сделалось еще сердитее.
- Ты спроси господина Жуквича, что ему угодно от меня? - сказал он лакею.
Тот ушел.
Князь с заметным нетерпением стал ожидать его возвращения. Елпидифору Мартынычу смертельно хотелось спросить князя, кто такой этот Жуквич, однако он не посмел этого сделать.
Лакей возвратился и доложил:
- Господин Жуквич пришел засвидетельствовать вам свое почтение и передать письмо от княгини из-за границы.
- От княгини... письмо?.. - повторил князь и, подумав немного, присовокупил: - Проси.
Елпидифор Мартыныч только взорами своими продолжал как бы спрашивать князя: кто такой этот Жуквич?
Господин Жуквич, наконец, показался в дверях. Это был весьма благообразный из себя мужчина, с окладистою, начинавшею седеть бородою, с густыми, кудрявыми, тоже с проседью, волосами, одетый во франтоватую черную фрачную пару; глаза у него были голубые и несколько приподнятые вверх; выражение лица задумчивое. При виде князя он весь как-то склонился и имел на губах какую-то неестественную улыбку.
- Позволяю ж себе, ваше сиятельство, напомнить вам наше старое знакомство и вручить вам письмо от княгини! - проговорил он несколько певучим голосом и подавая князю письмо.
Князь движением руки указал ему на место около себя.
Жуквич сел и продолжал сохранять задумчивое выражение. На Елпидифора Мартыныча он не обратил никакого внимания. Тот этим, разумеется, сейчас же обиделся и, в свою очередь, приняв осанистый вид, а для большего эффекта поставив себе на колени свою, хотя новую, но все-таки скверную, круглую шляпу, стал почти с презрением смотреть на Жуквича.
Княгиня писала князю:
"Мой дорогой Грегуар! Рекомендую тебе господина Жуквича, с которым я познакомилась на водах. Он говорит, что знает тебя, и до небес превозносит. Он едет на житье в Москву и не имеет никого знакомых. Надеюсь, что по доброте твоей ты его примешь и обласкаешь. На днях я переезжаю в Париж; по России я очень скучаю и каждоминутно благословляю память о тебе!"
Окончив чтение письма, князь обратился к Жуквичу.
- Княгиня мне, между прочим, пишет, - начал он с небольшой усмешкой, что вы ей превозносили до небес меня?.. Признаюсь, я никак не ожидал того...
Жуквич при этих словах заметно сконфузился.
- Вы, может быть, - начал он тоже с небольшой улыбкой и вскинув на мгновение свои глаза на Елпидифора Мартыныча, - разумеете тот ж маленький спор, который произошел между нами в Лондоне?..
- Ну, я не нахожу, чтоб этот спор был маленький, - произнес князь, окончательно усмехнувшись, и делая ударение на слова свои.
- Боже ж мой! - подхватил Жуквич опять тем же певучим голосом. - Между кем из молодых людей не бывает того? - Увлечение, патриотизм! Я сознаюсь теперь, что мы поступили тогда вспыльчиво; но что ж делать? Это порок нашей нации; потом ж, когда я зрело это обдумал, то увидел, что и вы тут поступили как честный и благородный патриот.
- В том-то и дело-с! - воскликнул князь. - Что вам позволялось быть патриотами, а нам нет... ставилось даже это в подлость.
- Дух времени ж был таков, - отвечал Жуквич, смиренно пожимая плечами, - теперь ж переменилось многое и во многих людях. Позволите мне закурить папироску? - присовокупил он, вряд ли не с целию, чтобы позамять этот разговор.
- Сделайте одолжение! - сказал князь.
Жуквич вынул из кармана красивый портсигар, наполненный турецким табаком, и своими белыми руками очень искусно свернул себе папироску и закурил ее.
Князь во все это время внимательно смотрел на него.
- Зачем, собственно, вы приехали сюда? - спросил он его.
Жуквич заметно недоумевал, как ему отвечать.
- Я препровожден сюда!.. - произнес он, пуская густую струю дыма и скрывая тем выражение своего лица.
- А!.. - протянул князь. - Но для чего же вы в таком случае из-за границы возвращались?
Жуквич пустил еще более густую струю дыма перед лицом своим.
- По многим обстоятельствам... - проговорил он наконец, держа совершенно опущенными свои глаза в землю.
- К-ха! - откашлянулся при этом громко и недоверчиво Елпидифор Мартыныч.
- Я имею еще письмо к панне Жиглинской, - продолжал Жуквич опять уже заискивающим голосом.
- От княгини? - спросил его князь несколько удивленным тоном.
- О, нет ж... от господина Миклакова! - отвечал с расстановкой Жуквич. - И он мне сказал, что вы знаете ж ее адрес, - присовокупил он.
- Очень знаю, потому что она живет у меня в доме, - сказал князь, не совсем, по-видимому, довольный тем, что Елена переписывается с Миклаковым.
- И я поэтому могу ее видеть или должен ж передать ей это письмо через вас? - покорно говорил Жуквич.
- Нет, я попрошу вас лично ей передать, - произнес князь и позвонил.
Вошел лакей.
- Доложи Елене Николаевне, что некто господин Жуквич привез ей письмо от Миклакова, а потому может ли она принять его?
Лакей пошел и очень скоро воротился.
- Могут-с! - доложил он.
- Проводи господина Жуквича! - сказал ему князь.
Жуквич поднялся, почтительно раскланялся с князем, слегка поклонился Елпидифору Мартынычу и пошел за лакеем.
- Поляк!.. Голову мою прозакладываю, что поляк! - произнес ему вслед раздраженным голосом Елпидифор Мартыныч.
- Как же вы это так догадались? - спросил его в насмешку князь.
- Да так уж, сейчас видно! - отвечал не без самодовольства Елпидифор Мартыныч. - Коли ты выше его, так падам до ног он к тебе, а коли он выше тебя, боже ты мой, как нос дерет! Знай он, что я генерал и что у меня есть звезда (у Елпидифора Мартыныча, в самом деле, была уж звезда, которую ему выхлопотала его новая начальница, весьма его полюбившая), - так он в дугу бы передо мной согнулся, - словом, поляк!..
- Хороши и русские по этой части есть! - возразил ему князь, прямо разумея в этом случае самого Елпидифора Мартыныча.
- Есть и русские! - подхватил Иллионский, совершенно не приняв этого намека на свой счет.
* * *
Жуквич, войдя к Елене, которая приняла его в большой гостиной, если не имел такого подобострастного вида, как перед князем, то все-таки довольно низко поклонился Елене и подал ей письмо Миклакова. Она, при виде его, несколько даже сконфузилась, потому что никак не ожидала в нем встретить столь изящного и красивого господина. Жуквич, с своей стороны, тоже, кажется, был поражен совершенно как бы южною красотой Елены. Не зная, с чего бы начать разговор с ним, она проговорила ему:
