Любовь по обмену - Елена Сокол
– Такое, – отвечает он и вдруг хватает его, как щенка, за грудки. Оттаскивает на два метра правее, прочь с танцпола.
Не успеваю даже вскрикнуть, поэтому происходящего не сразу все замечают. Джастин подталкивает Игоря и приставляет спиной к стене. Когда я подлетаю к ним, он уже нависает над парнем горой из мускулов и горящей ненависти.
– Дж… – хочу вскрикнуть я и замираю, когда он вдруг приподнимает руку, в которой зажат полупустой стакан.
Боюсь, что ударит его в челюсть или куда-нибудь еще, поэтому на секунду зажмуриваюсь. Сердце сжимается в груди.
– Чувак, – преспокойно и будто издеваясь, говорит Игорь, – тебе бы проветриться. – Переходит на английский: – Иди, освежи мозги, а то, кажется, перегрелся.
Левая рука Джастина с гулким звоном обрушивается на стену возле его лица.
– Я тебя предупреждал, – тяжело дыша, произносит он в лицо противнику, – чтобы ты не трогал ее.
Закрываю рот ладонью. Мне очень хочется влезть между ними, чтобы разнять, но я не знаю, как это сделать. Сердце бьется так быстро, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, в ушах шум.
Рублев уже не выглядит таким уверенным. Его кадык нервно дергается.
– Ты что-то перепутал… – пытается отодвинуть Джастина от себя и замечает посторонние взгляды. – Только тронь меня, и тебя вышвырнут обратно. Ясно? – Он похож на ужа, извивающегося на сковородке. – Ты в этой стране никто. Только тронь! – Игорь изображает самоуверенный смешок, но выходит нечто больше похожее на икоту.
Напряжение нарастает. Джастин и не думает отходить. Прижал его к стене и давит одним только взглядом. Музыка заглушает его дыхание, но я вижу, как высоко вздымается его грудь. Меня охватывает настоящая паника.
«Только не бей, только не бей, пожалуйста».
В эту секунду стакан в руке Джастина лопается с таким громким звуком, что я вздрагиваю. К ногам Игоря летит крошево из мелких и крупных осколков стекла.
– Эй, парни. Вы чего? – вовремя появляется Дима.
Легонько касается плеча американца, и тот делает шаг назад. Его челюсть стиснута, он продолжает сверлить взглядом изрядно вспотевшего Рублева, а тот, воспользовавшись ситуацией, отбегает, на ходу что-то гавкая и матерясь.
– Все нормально? – интересуется Калинин, оглядывая нас. Встряхивает Джастина: – Что произошло-то?
Но тот молчит. Смотрит вслед ретирующемуся противнику и тяжело дышит. Желваки бегают на его скулах, в глазах застыла ярость.
– Чего-то я ничего не понял, – говорит мне Дима по-русски, когда я вдруг замечаю стоящую в сторонке Вику.
В отличие от других зевак, она разворачивается неохотно, уходит медленно, то и дело оборачиваясь, чтобы смерить меня ненавидящим взглядом.
– Джастин, – касаюсь локтя парня, но реакции никакой. – Джастин!
Он переводит взгляд на меня, но ничего не говорит.
Замечаю кровь, сочащуюся с его ладони и капающую на пол.
Блин…
– Нам нужно на воздух, – бросаю Диме.
Тяну американца за собой. Завожу в уборную, врубаю воду и подношу его руку к раковине. Он не противится. Медленно разжимает дрожащую руку.
Она вся в осколках. Они ссыпаются по гладкой керамике вниз и исчезают в сливе. Наклоняюсь и осторожно вынимаю несколько застрявших в коже стеклышек, выбрасываю их в стоящее рядом мусорное ведро. Мои руки теперь тоже в крови. Осторожно беру и подставляю его ладонь под напор воды. Поверхность раковины заполняется розовыми струйками. Они стекают вниз, становятся совсем прозрачными, растворяются и исчезают в сливном отверстии.
Ополаскиваю его руку, затем свои ладони, выключаю воду и судорожно оглядываю помещение. Ничего подходящего. Меня уже нешуточно трясет.
Тут замечаю несколько бумажных полотенец, хватаю их, оборачиваю со всех сторон его кисть в несколько слоев и говорю:
– Сожми. Держи. Вот так. Да.
Джастин податлив и по-прежнему молчит.
– Пойдем, – беру его левую, неизраненную, ладонь в свою и веду прочь из клуба.
Мы выходим на темную улицу, залитую светом желтых фонарей. Там очень холодно. Почти по-зимнему. Выдыхаемый воздух поднимается вверх белым облачком и исчезает во тьме. Осенний ветер, завывая, беспощадно треплет на нас одежду, грозится забраться даже под кожу и проморозить до костей. Но вдруг порывы, будто почуяв серьезность ситуации, затихают, когда мы, отойдя подальше, останавливаемся у стены и смотрим друг на друга.
– Что это было, Джастин? – спрашиваю тихо.
И тут же жалею, что не прихватила куртку. Приходится обхватить себя руками, потому что в тонком платьице все равно что без одежды. Дрожу всем телом.
Парень молчит. Не сводит с меня глаз. Сощуривает их, будто думает о чем-то очень важном.
– Что с тобой? – говорю мягче.
Улицу заполняют приглушенные звуки музыки, доносящиеся толчками и едва ощутимой вибрацией из помещения клуба.
– Поговори со мной, – прошу.
Гляжу в его глаза и перестаю дышать. Осень, холодный ветер, луна, ночной город за спиной. Так красиво.
Не говоря ни слова, Джастин наклоняется и накрывает мои губы своими – такими горячими и мягкими. Его руки обнимают меня, притягивают к сильной груди. Пальцы, теплые и жесткие, впиваются в спину, затем в талию и крепко сжимаются. Я закрываю рот, но чувствую, как он снова разводит мне губы своим языком.
Сначала это невинный поцелуй, мы точно пробуем друг друга на вкус, медленно, осторожно. Губы соприкасаются, бережно надавливают и тают, пробуждая жар внизу живота. Это просто неспешное движение друг другу навстречу. Мы тянемся, обнимаемся, сцепляемся, прижимаемся и, наконец, крепко держимся. Но когда наши языки переплетаются в едином порыве, меня насквозь пронизывает острыми молниями, заставляющими тело хотеть гораздо большего. Нас обоих буквально трясет.
Мы заводимся, все сильнее и сильнее, готовые спрыгнуть вместе в пропасть. Его руки блуждают по моей спине, комкают ткань платья, поднимаются выше и уже ласкают мою шею. Мои пальцы путаются в его мягких волосах, горят от тепла его кожи, выбивая из меня все сомнения. Я невольно ускоряю темп, откликаясь на его ласки. Целую порывисто, подаваясь вперед всем телом. Мои губы раскрываются под его нажимом, поцелуй становится еще жарче.
Еще через секунду между нами уже бушует океан чувств. Мы плывем и полыхаем. Одновременно. Горим и плавимся в объятиях друг друга. По венам вместо крови растекается сумасшедший, головокружительный, болезненный огонь.
Замечаю, как черное небо, осыпанное звездами, клубится, густеет над нашими головами, сходясь по центру подобием грозовых туч, которые вот-вот обрушатся на нас сверху и раздавят. Они напоминают о том, что мы делаем что-то неправильное, но мой разум с ними не согласен.
Это самое прекрасное, самое правильное, что я когда-либо делала. Самое острое и удивительное, что чувствовала. Хочу целовать его вечно, ощущать этот вкус на своих губах, самый сладкий, самый желанный. Растворяться в нем,
