Сны за полночь - Ольга Васильевна Ярмакова
Я знаю, что на севере в Самоцветных Горах властвует Хрустальная Царица. Я уже не раз помышлял отправиться к ней или отправить тебя с просьбой, мой верный слуга Мрак. Может в её богатых редкими каменьями горах есть и чёрные рубины. Тогда я сделаю для неё всё, что угодно, лишь бы заполучить эти камни! Слышишь, Мрак, всё, что угодно! Так я стосковался по покинутому Краху!
Единственно, о чём тосковать на земле этой буду, так о прелестнице Дремучего Леса. Не смогу я взять её, горлицу, с собою. Не одолеет она тягот полёта, да и не пожелает покинуть лес свой да землицу родную. А я принуждать и неволить её, лебёдушку, не стану. Не душегуб я по душеньку её.
Вот людей простых прихватил бы с собой в полёт, больно вкусен дух их. Слаще нектара и гуще смолы. Мне бы хватило десятка два. Да, взял бы…
А ты, Мрак, ты слуга мой верный, полетишь ли со мною в дали неведомые, али останешься в Тёмных Горах? Хотя поглядим, за сто лет водицы немало убежит.
Вот и сказ нужный весь сказан, вот и дело правое сделано. То не сказ был, а правда красная, правда ясная, да чистая. А концовка всем известная: все, кто слушал – молодец, ну а сказке сей….
ОВЦЫ-ВОЛКИ
Этот город принимал всех без разбору. Одним он казался гостеприимным и щедрым вертопрахом, другим – бездушным и холодным барыгой, гоняющимся лишь за прибылью. Но были и третьи, которые раз побывав в нём, более не ступали туда ногой, они жались по мелким городкам и прозябали в унылых деревеньках. И когда их спрашивали о городе-мечте, а для большинства он был яркой игрушкой в золоченой обёртке, этаким яблоком в карамели, то эти третьи, либо молчали и с жалостью смотрели на любопытных простаков, либо скупо отговаривались, помечая город одним суровым словом – капкан.
Роду, стремившемуся до сильных холодов попасть в Нью-Росс, он скорее виделся огромным пристанищем, сулившим сытую зимовку и определённые возможности для дальнейшей жизни. За два года скитаний мальчик устал оббивать подворотни и улицы малых городов, вылизанные до невозможности; ему опротивели однотипные мосты тихо затухающих деревень и грязные рынки перекати-поле ярмарок. Род хотел постоянства в своей слишком юной, но уже одинокой жизни, он хотел изменить её или хотя бы попытаться. А вдруг что и выйдет?
Два года, два круга ада он продвигался к заветному городу-мечте, преодолевая препятствия. Он добирался на попутках, но не часто – не всем взрослым можно доверять. Были случаи, когда его чуть не изнасиловали, а один раз едва не убили, когда он задремал на улице, но это пустяки для бродячей жизни, о беспризорниках никто не вспомнит и тем более не заступится. Никому нет до них дела. Вся твоя сила в ногах и кулаках – вот, что уяснил Род для себя, когда его жизнь прописалась за порог дома.
Ему уже было полных четырнадцать лет, и он считался по меркам бродяг вполне взрослым. Когда-то, в прошлой жизни, всего какие-то два года назад, его звали красивым и звучным именем, Родион. Но улица не терпит красоты и изящества, ей не нужны люди с именами и происхождением, она приемлет только безличность и простоту. Поэтому очень скоро Родион сократился до Рода, и полнота имени теперь смутно проступала в сознании мальчика, не увязываясь с его теперешней жизнью. Лишь сны возвращали ему обрывки той прежней жизни, где были живы родители, где были тепло и любовь, и не было одиночества. От таких снов Род просыпался в слезах, эти сновидения были хуже самого чёрного кошмара, они терзали напоминанием о потери, того, чего у него больше не будет.
Нью-Росс встретил и его, распахнутый настежь. Накануне город завалило снегом, но на улицы вдруг заползла оттепель, совсем не уместная в декабре, она-то и внесла унылую размазню в колорит мегаполиса. Снег, по которому хотелось бы идти, весело поскрипывая ботинками, быстротечно таял, смешиваясь с грязью тротуаров и песком проезжих дорог. Белоснежный покров превращался в миллионы лужиц. А те, в свою очередь, местами объединялись в огромные бурые озерца, в которых месилась миллионами ног прохожих снежная каша. И небо отчего-то было отражением этих луж, непроницаемо-серое с грязными подтёками. Оно отравляло и без того слякотную картину порционными выбросами мокрого снега, который доедал остатки былого белого великолепия.
«И этот Новый Год пройдёт без снега», – подумал Род, оглядываясь вокруг, он поправил на голове шапку, грязную и затасканную, по привычке задержавшись пальцами на толстом отвороте. Её связала мама когда-то давно, в прошлой жизни.
Ботинки давно протекли, носки промокли, но мальчик не унывал. Возможно, в Нью-Россе он сможет раздобыть себе новую обувку, а если очень повезёт, то и брюки, старые уже порядком поизносились и местами пестрели дырками.
Околачиваясь около высоченных витрин магазина одной известной марки одежды, Род натолкнулся на группку подобных ему подростков-беспризорников. Возможно, это была случайная встреча, а может он сам привлёк их внимание, но его подманил пальцем один из юнцов и завёл разговор.
– Здорово, пришелец, – произнёс белобрысый мальчишка, приблизительно одних лет с Родом, его голос уже почти сломался, трансформируясь во взрослую жизнь, а над верхней губой проступал светлый пушок. – И каким ветром принесло в эти края такого недотёпу?
Род не любил чьё-либо общество и старательно избегал столкновения с подобными группами сверстников и ребят постарше. И теперь он напрягся и решительно надумал в удобный момент сбежать от новых встречных, обступавших его со всех сторон. Ребята были одеты практически одинаково. Разношенная и видавшая виды одежда, по сезону и не совсем.
– Нет, ну вы видите? Он молчит, – не унимался подросток с пушком под носом. – Ты немой что ли или дебил?
– Он не хочет с тобой здороваться, Капитан! – взвизгнул рыжий парнишка младше и ниже ростом. – Он тебя не уважает, он нас не уважает. Он зазнаётся!
Род внутренне сжался, готовясь принять порцию тычков или пинков, а возможно и затрещин. Физические побои в мире улиц – нормальное явление, своеобразное общение и проверка на вшивость. Если выстоишь и не дрогнешь, не расплачешься, как девчонка, то тебя оставят в покое, а в лучшем случае
