Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы
– У нас такое правило.
Взяли кувшин молока. Приволокла его угрюмая девица, и на ее лице было напряженное и злое выражение, словно она тащила громадную тяжесть.
Пили молоко только мальчишки и Ульяна. Далия любила молоко, но теперь из чувства противоречия пила противный чай. Ульяна не любила молока, но теперь вдруг захотела его пить, чтобы показать, что все деревенское ей нравится. Она говорила:
– Я верю только в деревню. Городские жители ничего не могут устроить.
Кратный отвечал ей:
– Голубушка, я тоже думаю, что хозяйственный мужик прочно устроит жизнь, когда придет его очередь стать у власти. Только вот вопрос: скоро ли придет для него эта очередь?
И опять закипал нудный интеллигентский спор. Козлов говорил о кооперативах.
Наконец кончили, стали расплачиваться. Пришла угрюмая девица, сказала шальные цены. Далия ожесточенно заспорила. Кратный сказал:
– Не стоит спорить, Далия. Знаешь, теперь все дорого.
Балиновы и Кратные заплатили поровну. Ульяна сказала:
– Возьмите и нашу долю.
– Вы сегодня у нас в гостях, – отвечал Кратный.
Калерия заглянула в кувшин. Молоко было не допито. Мальчишки не захотели больше пить, и мать смотрела на них злобно. Шипела:
– Напрасно брали. Скверное молоко, жидкое.
И вдруг вспомнила, что где-то на свете есть книги и высокие идеи и что о копейках не стоит так много думать. Но, отвечая своим мыслям, сказала злобно, словно нарочно принижая строй своей мысли:
– Нам даром никто ни копейки не дает. Все на войне наживаются, только писателям никто не прибавит.
– Кто наживается, Далия? – спросил Кратный. – Не дай Бог на войне наживаться!
Гука сказал:
– Понесем молоко с собою.
– Кувшина не дадут, – сказала Калерия, – а платить за него не стоит.
– Ну так разольем его, – закричал Мика, – пусть никому не достается.
– Мальчишки, как вам не стыдно! – сказала Далия.
Но остальные все, в большой досаде, поддержали мальчишек. Да и Далия не стала спорить. И молоко пролили.
Гука потащил кувшин в сторону. Поставил на землю. Поглядел по сторонам опасливо. Подошла Калерия и вылила молоко на землю деловито и упрямо.
Хозяева чайной стояли на пороге и ругались. Слова их не были слышны, но фигуры и жесты были достаточно выразительны.
Калерия приподняла кувшин и бросила его на землю.
Угрюмая девица, громко ругаясь, подбежала.
– Кувшин зачем бьете? Хозяева ругаются. Деньги плачены.
– Цел ваш кувшин, – флегматично отвечала Калерия.
– Молоко что разлили?
– Деньги заплачены.
– Чего ж озорничать!
Но уже ее не слушали и шли по лесной дорожке.
– Ну вот, чайку напились, над Волгою посидели, – говорил Козлов.
Возвращаясь, перессорились из-за того, садиться ли здесь в лодку, или идти к дому по этой стороне. Лодка осталась на этой стороне только одна, – другому лодочнику надоело ждать, и он переехал к пароходной пристани.
Балиновы и Верочка сели в лодку. Ульяна и ее муж хотели было сесть вместе с ними, – им здесь было ближе к дому, – но Далия так решительно сказала:
– Пойдемте лучше с нами, все равно всем не поместиться, а там мы своего перевозчика покличем, – что Козловы остались.
Пошли пешком до того места, откуда можно будет крикнуть перевозчику около дачи Кратных. Шли через дачный парк, где было успокоенно и тихо и только один раз пробежали мимо две девочки, нарядные и веселые, как серафимы из фаланстерии Фурье, Гука и Мика осторожно посторонились перед ними, как перед существами особенной, нежной породы, и побежали дальше, шаля и смеясь. Далия шла рядом с Козловым и почему-то жаловалась ему на соседей:
– Как опускаются интеллигентные люди! – тоскливо говорила она. – Калерия только о своем женихе думает. Больше положительно ничем она не может интересоваться.
Козлов думал, что Калерия – очень хорошая и милая, но не знал, как спорить с Далиею. Ульяна рассказывала Кратному о своей родине, – далекий северный край. Кратный слушал, только изредка вставляя слово. Ему казалось странным, что Ульяна увлекается своими рассказами и говорит так весело, словно все на свете благополучно и не было этих ужасных поражений русского войска. Душа его была упоена тоскою, небо казалось ему пустым, и солнце катилось, как раскаленный и бессмысленный медный шар.
Вечером дома Кратный думал о сегодняшних разговорах. Всеобщее безволие заражало его. Он уныло думал: «Конечно, не справиться нам с германцами».
А в это самое время учитель Козлов говорит наставительно своей жене Ульяне:
– Профессор Кратный правду говорит насчет России. Он – ученый человек и, кроме того, умный человек. Если мы все возьмемся за ум, то германцу против нас не устоять.
На другой день сыновья Кратного отправились в город. Как всегда, встали очень рано, когда еще большие спали. Раннее утро было росистое и душистое. Мальчишки для города надели новенькие синие рубашки, длинные галстуки, нарядные шапочки; штаны у них были короткие, до колен, а обуви они не надели, побежали, как всегда, босиком.
Оба мальчика все семь верст прошли пешком. У села Зеленые Горки встретили отца Леонида с сыном-студентом и дьячка, которые шли на церковную землю. Отец Леонид с сыном прошли вперед. Мальчишки разговорились с угрюмым дьячком. Дьячок жаловался на судьбу, на бедность, на большую семью, на священника.
– Вот возьму да и повешусь. Назло ему повешусь.
Мальчишки с жутким любопытством расспрашивали его и ничего не понимали. Третья копейка, четвертая копейка, обиды, – но не смели спросить.
– Ведь это грешно повеситься, – говорил Мика.
– А ему не грешно! Нарочно перед его окном повешусь.
И вдруг метнулся в сторону, завидев что-то в траве.
– Отец Леонид! – кричал он. – Ведь этакий человек! Рясу распахивает, карманы дырявые, непременно что-нибудь потеряет. Изволите видеть, кошелек обронил.
Отец Леонид был уже далеко, не слышал. Дьячок затрусил за ним. Гука сказал:
– Я живее добегу.
Выхватил кошелек из дьячковых рук и побежал. За ним помчался и Мика.
По дороге купались в Волге. В городе зашли во все лавки. Купили что надо, навьючились десятком пакетов, на пароход не успели и опять пошли пешком.
На обратном пути отдыхали на погосте села Зеленые Горки. Погост был небольшой, светлый, уютный. Могилы – холмики с простыми деревянными крестами – тесно жались одна к другой, а у самой церкви было несколько могил с каменными плитами.
– А ночью сюда не пойдешь? – спросил Гука.
– Есть охота. Да я не боюсь, – отвечал Мика.
– Ульяну сюда привести, – сказал Гука и засмеялся.
– Думаешь, струсит?
– А кто ее знает.
К завтраку прибежали домой, к половине второго.
После завтрака пришла Рашка. Принесла газеты. Гука дразнил ее:
– Рашка, слышала? Набор девок будет. Рашка поверила. Но не испугалась.
– Что ж, я пойду, – говорила она, широко ухмыляясь.
– А твои открытки? Коллекция? – спрашивал Мика.
Рашка покраснела.
– Какая такая коллекция? – задорно спросила она. – Никакой у меня нет коллекции.
– Правда, Рашка, ты все открытки наши себе берешь, которые с картинками? – спросила и Верочка.
Рашка смеялась.
– Нужны мне очень ваши картинки.
Но поторопилась уйти.
А Верочка принялась по обыкновению ссориться с Володею Балиновым. И не понять было, из-за чего.
Отец Леонид посмеивался и мирил их. Они говорили о религии, как бы под влиянием его присутствия. Но он сказал:
– Теперь надо заниматься не религиею, а общественными вопросами.
И это поразило их:
– Батюшка, как же это вы так!
– Да уж я такой. Я всегда правду говорю. За то меня и архиерей не любит. Вечером пойдете к Козловским?
– Мы в ссоре.
– Пустяки! Помиритесь. Хорошие люди не должны ссориться друг с другом.
Кратный угощал отца Леонида тминною наливкою.
– Вы – хозяин хороший, – говорил священник.
Посмеивался, с видимым удовольствием пил рюмку за рюмкой и становился все милее и добродушнее.
– Уж такие гостеприимные хозяева, – говорил он.
Ни Кратный, ни Далия никогда хорошими хозяевами не были, и эта тминная наливка, бутылка в руках Кратного, казалась ему ненужною и чужою. И в душе был горький осадок от всей этой ненужности роковой и противоречивой жизни.
Вечерело, становилось темно. За Волгою видны были взлетающие ракеты, – у Козловских были именины. За скатами полей всходил багровый месяц. Блеснула золотая зарница. Облака были похожи на синий дым.
– Что вам с ними ссориться! – говорил отец Леонид. – Иван Петрович в городе, Марья Павловна одна с Алексеем Иванычем. Им скучно. Право, помирились бы! Что там старое помнить.
Кратные давно были знакомы с Козловскими. Мать очень молодая. Сын кончал университет. Занимался филологиею. Отец в Петрограде, приезжал два раза в лето на несколько дней. Служил в каком-то министерстве.
