Родом из сердца. Добрые истории о людях и животных - Ольга Станиславовна Назарова
Правда, со мной рыб дружил – подплывал к поверхности и его можно было погладить.
– Ольга Станиславовна, вы бы руки туда не опускали, он зубами клацает! – волновался завхоз, – Такая пиранья вредная!
– Это на вас он клацает, а со мной ладит! Умный потому как!
Кстати, рыбы действительно умеют узнавать и различать людей. Как-то моя мама невольно стала объектом нежной привязанности стайки рыб, которую бросили вместе с аквариумом арендаторы соседнего офиса. Про рыб не сразу вспомнили, и они, наголодавшись, решили слопать самую слабую. Погрызли прилично… вид был, как у какого-то рыбо-зомби. Маму позвали тамошние уборщицы, как человека, по слухам имеющего животных (это у нас, видимо, такая семейная характеристика), она увидела этот ужас, поспешила в ближайший зоомагазин и вернулась с кучей кормов и лекарств. Как ни странно, пораненная рыба сумела выжить, а вся стайка радостно бросалась к стеклу, стоило только маме войти в помещение. На всех прочих они реагировали совершенно равнодушно. Даже когда мама оставила корм уборщицам и кормили уже они, это не изменилось.
– Наташа, ну, что такое! К вам даже рыбы летят со всех плавников… я уж не говорю о кошках, собаках, кто у вас там ещё… черепахи, перепёлки, ещё что-то? – но мама на подобные вопросы уже её директора скромно молчала. Ну, в самом-то деле, у нас много кто ещё был… зачем это знать посторонним?
Вполне достаточно того, что об этом явно подозревали рыбы, но они умные – молчат о том, что знают!
Поезд на Воркутю отправляется с шестого путю
Что-то есть такое в железных дорогах… Не просто «чу-чух-чу-чух», проносящиеся мимо виды и разговоры попутчиков по душам. Не просто классическая курица в дорожку и ворчание кто на какое место может сесть (кстати, ни разу с этим не сталкивалась), а ещё некое особенное чувство юмора железнодорожников. Видимо, жизнь, подчинённая постоянному расписанию, располагает к снятию стресса чем-то кроме спиртных напитков, а для этого хорошо подходит позитивный и неунывающий настрой.
МИИТ[2] в этом плане в принципе заведение особое.
Сам по себе институт построен по принципу «Ну, хто ж так строит?» Фильм Чародеи помните? Как там гость с юга блуждал? Вот именно так и мечутся первокурсники по огромной территории, пытаясь понять, почему в четвёртый корпус нельзя попасть из третьего, а можно только из второго, и то не на каждом этаже есть переход!
Сцены в Хогвартсе могли бы без труда сниматься там, ибо лестницы в МИИТе очень разные, переходы всевозможные – от помпезных беломраморных с балюстрадами, до металлических мостков-переходиков (по крайней мере раньше так было). Аудитории тоже различаются так, что трудно поверить, что всё это – одно учебное заведение.
Иногда там разыгрывались потрясающие по силе и драматизму сцены.
– Кто пустил поезд? Какая подлая зараза пустила поезд? Расписание кто-нибудь видел? Почему я должен ловить и перехватывать ваш поезд? Да ещё волочь его обратно?
Нет, это говорит не сумасшедший, а наш брат студент, на станцию которого, при выполнении лабораторной работы прибыл поезд вне расписания. Настоящий поезд, только с электровозиком и вагончиками сантиметров в пятнадцать-двадцать длиной.
В МИИТе была потрясающая миниатюрная железная дорога, оборудованная настоящими пультами управления, переключением стрелок на сортировочные пути, в стенах были прорублены тоннели (я всегда подозревала, что только люди с отличнейшим чувством юмора могли дать такую шикарную игрушку студентам). Каждая аудитория вдоль путей была оборудована, как станция, и мы учились отправлять и принимать поезда так, как это делается на настоящей дороге. Правдоподобия процессу добавляла необходимость крепить сопроводительный документ к электровозу, без него оценка за лабораторную работу снижалась.
– Отправляй! – командует моя напарница.
Я нажимаю нужные кнопки, поезд отправляется, и, пока я делаю записи в журнале, моя сокурсница с придушенным писком вдруг ныряет в тоннель, ловит поезд за последний вагон и рывком выдёргивает его из-под носа преподавателя, который сидел на «соседней станции», и уже увидел нарушение.
– Ой, а я тут бумажку не приляпала! – она шустро крепит сопроводительную бумазейку и энергично придаёт ускорение составу, немного ошалевшему от такого обращения.
Поезд, торжествующе чучухая, исчезает в тоннеле, и, по-моему, старается поджать последний вагон, как собака хвост.
Тишина за стенкой сменяется хохотом, потому что препод с научным интересом осматривает состав, прищуривается и бурчит себе под нос что-то вроде:
– Так и представил, как она настоящий поезд назад тянет, а потом пинком подгоняет! И ведь никогда не знаешь, чего от них ждать-то!
Лекция. Пожилая энергичная профессор рассказывает об особенностях организации грузоперевозок.
– На железной дороге есть всё! – говорит она негромким голосом, от которого нежно позвякивают оконные стёкла. – Кто сказал «нифига подобного»?
Стёкла тоже возмущены.
Виновник понимает, что бежать некуда, и аргументирует:
– Ну, самолёта же нет!
– И что вы, молодой человек, такое говорите? Ну, вот надо доставить части самолёта из пункта А в пункт Б. Сами они к полёту не готовы, повезут нами. А мы – ррраз, и потеряем! И будет у нас свой самолёт!
– Как можно потерять самолёт? – шумят сто сорок человек, сидящих в аудитории.
– Салаги! – возвещает профессор, легко перекрывая голосом наши выкрики. – На железной дороге можно потерять всё! Ваааще всё! Проверено неоднократно! И, что показательно, можно это всё и не найти. Особенно, если вы не будете в курсе, как построен процесс грузоперевозок! Итак, кто хочет потерять самолёт с последующим вычетом его стоимости из зарплаты? Никто? Тогда записываем!
Лекция по экономике.
Академик Михаил Фёдорович Трихунков – человек энергичный. Стоять или сидеть ему скучно. Он мечется по кафедре, эмоционально читает лекцию, щедро расцвечивает её деталями и своими комментариями. Писать за ним трудно. Кто-то отключается после первых фраз и только делает вид, что он тут. Вот, например, моя лучшая институтская подруга Настя. Она потом возьмёт конспект у меня и переведёт мои иероглифы в безукоризненную каллиграфию, за которой потом выстроится очередь желающих переписать. Но пока она не желает тратить время зря, а так как нормальному студенту перманентно очень хочется спать, попросту укладывается на длинную скамью, головой мне на колени. И всё бы прошло нормально, если бы не привычка академика мотыляться по аудитории. Он добегает до окна, случайно бросает взгляд с крайний проход и застывает. В проходе торчат полусапожки, под
